Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика

критики. И разве то зло, которое стараются отстранить, разве философия

есть что–либо иное, чем исследование истины, но исследование с

сознанием природы и ценности отношений мысли, связывающих и

определяющих всякое содержание?

Наихудшую участь испытывает философия в руках

представителей этой точки зрения, когда они начинают заниматься философией

и когда они частью усваивают себе ее содержание, частью подвергают

его обсуждению. Тогда самый факт физической или духовной и, в

особенности, религиозной жизни искажается этою неспособною понять

его рефлексией. Однако подобное рефлективное понимание имеет

само по себе тот смысл, что факт должен быть возведен в некое знание,

и трудность заключается в переходе от предмета к знанию;

достигаемом посредством размышления. Этой трудности не существует больше

348

ПРЕДИСЛОВИЕ

в самой науке, так как в ней факт философии представляет уже готовое

знание, и понимание его означало бы, следовательно, здесь лишь

осмысливание в смысле последующего мышления, и только обсуждение

требовало бы размышления в обычном смысле этого слова. Но

некритический рассудок обнаруживает также свою недостаточность даже

в простом схватывании определенно высказанной идеи; он так мало

заподозривает содержащиеся в нем самом предпосылки, так мало

сомневается в них, что оказывается неспособным даже просто

повторить за наукой голый факт философской идеи. Этот рассудок странным

образом совмещает в себе две несовместимые черты: его поражает

в идее полное несовпадение и даже явное противоречие с его

собственным способом употребления категорий, и в то же время он не

подозревает, что существует и применяется другой способ мысли, нежели тот,

который свойствен ему, и что поэтому он должен здесь мыслить иначе,

чем привык. Таким образом, оказывается, что идея спекулятивной

философии принимается в ее абстрактном определении, причем либо

полагают, что всякое определение должно само по себе выступать

ясным и завершенным и имеет свой критерий и пробный камень только

в заранее принятых представлениях, либо, по меньшей мере, не знают,

что смысл, равно как и необходимое доказательство определения,

содержатся только в его развитии и в том, что оно является

результатом этого развития. Так как идея есть вообще конкретное духовное

единство, а рассудок состоит в понимании определений понятия лишь

в их отвлеченности и, следовательно, в их односторонности и

конечности, то это единство превращается представителями рассудочного

мышления в абстрактное пустое тожество, в тожество, в котором,

следовательно, не существует различия, а все одно и то же, в том числе

добро и зло. Название системы тожества, или философии тожества,

сделалось поэтому общепринятым для обозначения спекулятивной

философии. Если бы кто–нибудь прочел свое исповедание веры так:

верую в бога отца, творца неба и земли, то было бы удивительно,

если бы кто–либо другой заключил уже из первой половины этого

предложения, что произнесший такое исповедание веры верует в бога

творца неба и, следовательно, считает землю несотворенной, считает

материю вечной. Что данный человек в своем исповедании веры

сказал, что он верует в бога творца неба, — несомненный факт и, однако,

этот факт, в понимании его другим, совершенно ложен; он настолько

ложен, что этот пример должен казаться невероятным и

тривиальным. И, однако, именно таково рассудочное понимание философской

349

идеи, это насильственное расщепление ее пополам. А для того, чтобы

не могло возникнуть недоразумения относительно характера тожества,

которое, как уверяют нас, есть принцип спекулятивной философии,

тотчас же вслед за ясно высказанным поучением следует

соответствующее обратное определение, тотчас же за утверждением тожества,

например, говорят, что субъект отличен от объекта, конечное отлично

от бесконечного и т. д., как будто духовное конкретное единство

лишено внутри себя определений и не содержит само внутри себя

различия, как будто кто–либо не знает, что субъект отличен от объекта,

бесконечное отлично от конечного, или как будто философии,

углубившейся в свою школьную мудрость, следует напоминать, что вне

школы существует мудрость, для которой этой различие есть нечто

вполне известное.

Но если, с одной стороны, упрекают философию в том, что, так

как ей неизвестно различие вообще, в ней отпадает также различие

между добром и злом, то, с другой стороны, охотно воздают ей

справедливость и великодушно соглашаются, что «философы в своих

писаниях не всегда развивают те пагубные выводы, которые связаны с их

основным положением» *) (можно, следовательно, думать, что фило-

*) Слова г. Толюка в его «Bluthensammlung aus der morgenlandischen

Mystik», стр. 13. Глубоко чувствующий Толюк также поддается соблазну итти

проторенной дорожкой в своем понимании философии. Рассудок, — говорит

он, — может ставить следующую альтернативу: либо существует всеобуслов-

ливающая первооснова, — тогда последнее основание меня самого тоже лежит

в ней, и мое бытие и свобода моих поступков суть лишь иллюзия; либо я

действительно представляю собою отличное от первоосновы существо, поступки

которого не обусловлены первоосновой и не порождаются ею, — тогда

первооснова не есть абсолютное, всеобусловливающее существо; следовательно, не

существует бесконечного бога, а существует много богов и т. д. Первое положение

исповедуют, по словам г. Толюка, все глубоко и тонко мыслящие философы.

(Я просто не понимаю, почему, по мнению г. Толюка, первая односторонность

глубже второй.) Выводы, которые, как указано выше, эти философы не всегда

делают, заключаются в том, «что нравственное мерило человека не всегда

абсолютно истинно, а собственно говоря (курсив самого автора) добро и зло одинаковы

и лишь по видимости различны». Уж лучше вовсе не рассуждали бы о философии

те, которые при всей глубине своего чувства еще находятся в такой мере в плену

у односторонности рассудка, что знают в этой проблеме лишь или — или,

считают, что мы непременно должны либо признать первооснову, в которой

индивидуальное бытие и его свобода есть лишь иллюзия, либо признать абсолютную

самостоятельность индивидуума, и ни в малейшей степени не подозревают,

что по отношению к этим двум односторонностям опасной, как ее называет

г. Толюк, дилеммы, следует ответить: не «или то, или другое», а «ни то, ни дру-

350

ПРЕДИСЛОВИЕ

софы не развивают этих выводов именно потому, что эти выводы вовсе

не вытекают из их основного положения). Философия должна

отвергнуть то милосердие, которое ей хотят оказать, так как она так же мало

нуждается в нем для своего морального оправдания, как не нуждается

в том, чтобы ей объясняли выводы, вытекающие из ее принципов, ибо

выводы, действительно вытекающие из последних, она прекрасно

понимает и ничуть не уклоняется от них. Я кратка освещу здесь тот

мнимый вывод, согласно которому спекулятивная философия превращает

различие между добром и злом в одну лишь видимость. Я это сделаю

более для того, чтобы показать на примере пустоту такого понимания

философии, чем для того, чтобы оправдать последнюю. Именно для

этого мы здесь рассмотрим лишь спинозизм, — философию, в которой

бог определяется только как субстанция, я не как субъект и дух.

Различие между добром и злом касается определения единства; только оно

имеет здесь значение. Об этом определении, хотя оно и представляет

собою факт, ничего, однако, не знают те, которые называют философию

системой тожества и даже утверждают, что согласно ей все одно и то же,