Идеи и интеллектуалы в потоке истории

разрушены (как во Французской революции), либо

коммерциализовались (как в Голландии и Великобритании), либо

преобразовались в даруемые и отбираемые монархом поместья (как

в России), либо стали частями целостного военно-мобилизационного

механизма (как в Пруссии).

При всем этом разнообразии инвариантом оставался переход

центра тяжести ресурсов, власти, принятия решений и важнейших

социальных практик от землевладельческих хозяйств к

государственным учреждениям, роль и масштаб которых стали расти

как на дрожжах. Бюрократия национальных государств, оставшихся

континентальных и растущих морских, колониальных империй

первоначально вобрала в себя формы, кадры, образцы действий и

традиции своих предшественниц (церковной, королевской и городской

средневековых бюрократий), но затем стала развиваться

самостоятельно, нередко подчиняя и ассимилируя все прежние

административные формы [Тилли, 2009; Коллинз, 2015, гл. 5].

Также следует выделить два главных этапа бюрократизации:

дворянско-монархический и чиновничье-национальный. На первом

этапе союз королевской власти с мелкими землевладельцами

позволяет либо устранить, либо подчинить крупных землевладельцев

(бояр, герцогов, представителей конкурирующих династий), на втором

этапе, во многом благодаря могучему влиянию Французской

революции, дворяне теряют привилегии, устанавливается некий

уровень общегражданского равенства, повышается значимость

образования, что в большей или меньшей мере дает простолюдинам

возможность сделать бюрократическую карьеру.

Какую же роль в этом сдвиге сыграли воображение и идейное

творчество? Воспользуемся универсальной моделью исторической

динамики: новые социальные и политические идеи появляются и

получают признание и значимость в периоды вызовов, кризисов и

поисков адекватных ответов [Розов 2011, гл. 2].

С XV в. главными источниками вызовов в Европе были войны, а

главным фактором военного успеха стала способность

консолидировать ресурсы, организовать массовое производство

огнестрельного оружия, централизованно набирать и обучать

офицеров и солдат. Прежние отношения сюзерен—вассал (военно-

организационная сторона того же принципа больших

34

землевладельческих хозяйств) уже для этого не годились. Происходит

целая серия сдвигов в культуросфере (в концептах, символах,

ценностях как транслируемых в поколениях образцов), в психосфере

(в габитусах новых нарождавшихся классов  дворянства и

чиновничества) и в социосфере (в институтах, отношениях, правилах

взаимодействия).

В культуросфере главными символами и ценностями становятся

«король», «королевская власть», «королевская служба». Они получают

обоснования в различных идеологических текстах, апеллирующих к

религии (Николай Кузанский), к древней истории (Н. Макиавелли) или

к новомодным естественнонаучным и договорным принципам

(Ж. Боден, Т. Гоббс). Теперь дворянские «честь», «достоинство», а

также материальные и прочие вознаграждения (жалование, имения,

ордена, должности, титулы) поставлены в прямую зависимость от

успеха на поприще именно королевской службы.

В психосфере каждое поколение дворян воспитывается с

соответствующими габитусами, которые удобно структурировать

четверкой установок: фреймы,  символы,  идентичности  и

поведенческие стереотипы [Розов, 2011, гл. 3]. Прежний фрейм

социального мира «сюзерены и вассалы» сменился на новый фрейм

«один король, и мы все ему служим». Символы в каждом

индивидуальном и групповом сознании с теми или иными вариациями

воспроизводят транслируемые в поколениях святыни и ценности (те

же «честь» и «достоинство» дворян как верных слуг короля). Главный

сдвиг в идентичностях и стереотипах поведения состоял в том, что

переход от сюзерена к сюзерену становился уже невозможным. И

представители знати, и беднейшие рыцари стали ощущать себя и вести

себя как королевские подданные, а уходы стали трактоваться как

предательство (в отечественной истории яркий пример конфликта,

связанного с этим рефреймингом, — уход Андрея Курбского от Ивана

Грозного и их переписка).

Соответственно, в социосфере происходит переход от институтов

сюзерен—вассал и больших землевладельческих хозяйств к

институтам централизованной армии и централизованной бюрократии.

Секуляризация: от духовного доминирования церкви

к светскому образованию, литературе, искусству и масс-медиа

Если бюрократизацию во многом составлял сдвиг административных и

материальных ресурсов от больших

землевладельческих хозяйств к государству, то главную суть

секуляризации можно представить как кардинальный сдвиг структур

духовного производства и самих символических ресурсов от прежней

церковной монополии к множеству разнообразных светских

институтов.

35

В зримом материальном плане это выразилось в том, что

церковные соборы и монастыри, ранее стягивавшие почти весь

культурный потенциал (архитектурный, художественный,

музыкальный, литературный, философский), а также образование,

социально-политическое информирование и пропаганду, теперь

теряют такую монополию.

С XVII в. все в больших количествах появляются нецерковные

книги, затем газеты и журналы, светские школы и высшие учебные

заведения, научные и философские кружки, невидимые колледжи,

академии.

Тема эта огромная и многогранная, поэтому сосредоточимся на

материале «университетской революции» как важнейшего этапа

секуляризации в академической сфере [Коллинз, 2002, гл. 12].

Институциональный и политический аспект этого явления состоял

в выводе университетов из-под власти церкви, в передаче

университетского лидерства и руководства от богословского

факультета к философскому, а позже — к коалиции естественнонаучных и гуманитарных факультетов.

Идейным оружием этого переворота, начавшегося в Пруссии с

перестройки Берлинского университета, стал немецкий классический

идеализм. Соответствующие идеи кардинальной университетской

реформы содержатся в трудах главных авторов этого направления:

Канта, Фихте и Гегеля, причем последние двое, будучи во главе

философской кафедры в Берлине, непосредственно проводили эту

реформу. Идейными предшествующими основаниями переворота

были трактат « Спор факультетов» Канта, а также идейная подрывная

мина его знаменитой «Критики чистого разума» (душа, Бог и мир

в целом являются вещами-в-себе, не могут быть предметами

действительной науки, а значит, научный статус богословия ставится

под сомнение).

Философы все время пишут разные книги и статьи, но лишь

в редких случаях за этим следуют существенные институциональные

преобразования. Какие же были глубинные структурные причины

университетской революции? Судя по всему, здесь наложились друг

на друга три процесса.

Во-первых, уже с середины XVIII в. европейским правящим элитам

стала понятна огромная роль развития промышленности и

эффективности государственных структур в международной

конкуренции, включая и военное противостояние. Яркий образчик

успеха в обоих аспектах всем показал Фридрих Великий,

выдвинувший периферийную и ранее отсталую Пруссию в первый ряд

великих европейских держав. Для развития промышленности

требуются, прежде всего, обученные инженеры, а для эффективного

государства — квалифицированные

чиновники. Следствием

36