Идеи и интеллектуалы в потоке истории

напряженной, конфликтной эпохой, когда наряду с «Осенью

Средневековья», явной стагнацией религиозной философии,

появляются новые амбициозные труды, ориентированные уже на

науку (Вико, Декарт, Бэкон). Таково начало Нового времени (XVII в.).

Вторая философская эра — это уже преимущественно отношения

между философией и наукой. Период подъема здесь — философия

XVII — нач. XIX вв., когда усилиями философов научное

мировоззрение все больше атаковало все еще доминировавшую

(институционально, но не интеллектуально) религию и церковь.

Венцом этих процессов и началом периода высокой классики второй

философской эры был классический немецкий идеализм — философия

Канта, Шеллинга, Фихте, Гегеля. Неслучайно главные их

произведения посвящены наукам, попыткам превратить философию

в науку, философски осмыслить тогдашние научные достижения.

Религия была оттеснена на периферию интеллектуальной жизни, а

науки еще недостаточно усилились.

В основной период второй эпохи, в течение примерно 150 лет (с

начала XIX в. до 1960-х гг.) философия удерживала пусть уже не

лидирующие, но вполне центральные позиции в поле общественного и

интеллектуального внимания. Тогда расцветали и охватывали умы

шеллингианство и гегельянство, материализм и марксизм, позитивизм

и эволюционизм, неокантианство и эмпириокритицизм, логицизм и

неопозитивизм, феноменология и экзистенциализм.

Итак, завершились две грандиозных эпохи с двумя полными

циклами:

 эпоха 1, взлет философии — паритет и конкуренция с

религией — оттеснение религии,

 эпоха 2, взлет новой философии и науки — паритет и

конкуренция философии и науки — оттеснение самой

философии.

Уже четыре десятилетия (примерно после зенита славы Ж.-

П. Сартра и К. Поппера в конце 1960-х гг.) мировая философия

46

переживает падение интеллектуального престижа и никак не может

восстановить свое былое влияние.

Уход философии из центра общественного внимания, ее явная

неспособность убедительно отвечать на вопросы времени (несмотря на

помпезные конгрессы, издание сотен журналов и тысяч толстых книг)

обусловлены виной самих современных философов, пусть не всех, но

задающего тон влиятельного большинства.

После провала амбициозных проектов Венского кружка по

созданию абсолютного философского языка для будущей науки,

особенно после упадка экзистенциализма (Сартр) и логического

эмпиризма (Поппер, Лакатос) мировая философия потеряла «драйв»,

она уже не пытается встать впереди науки, оседлать ее, а делает ставку

либо на ее обслуживание, интерпретирование (аналитическая

философия), либо на отмежевание (постструктурализм, герменевтика,

феноменология), либо на деконструкцию, ограничение, критику науки,

как правило, вздорную и некомпетентную (постмодернизм,

конструктивизм).

Роковым для философии оказался постпозитивистский разрыв с

наукой, начавшийся с неслучайного триумфа релятивистской книги

Т. Куна « Структура научных революций» [Кун, 1977]. Для

большинства современных направлений философии типичной позой

является пренебрежение, демонстративное недоверие к позитивному и

объективному научному знанию, невежество относительно

современных научных достижений, откровенные нападки на науку или

попытки представить научное познание как одну из произвольных и

необязательных «дискурсивных игр» (что отнюдь не исключает

наличия у таких философов тщательно скрываемого комплекса

неполноценности, скорее, нападки на науку даже подогреваются им).

Пусть медленно, зато верно настоящие ученые все это время

продвигались в познании не только природы, но также общества,

человека, культуры, истории. Отнюдь не случайно философы

оказались на обочине общественного внимания: гораздо больший

интерес и доверие вызывают речи и труды экономистов, социологов,

антропологов, историков, демографов (см. например, профессиональный

состав лекторов на популярных сайтах

www.polit.ru, postnauka.ru).

Многое говорит о том, что философия утратила веру в самое себя.

Заслуженный авторитет и слава Сартра и Поппера во многом были

обусловлены их искренним энтузиазмом. Сартр действительно верил,

что экзистенциальная философия даст людям свободу, подлинность

существования, позволит преодолеть всевозможные помехи для

самореализации и т. д. [Сартр, 1953]. Таким же образом и Поппер

верил в благое воздействие идей открытого общества,

47

в освобождающую, прогрессивную и конструктивную роль научного

познания [Поппер, 1983, 1992].

Правы ли они были — не в этом вопрос. Философы, как и все люди,

вправе ошибаться, но они «по должности» обязаны будить

в окружающих мысли и чувства. Без веры в себя, свое призвание и

свои идеи этого не достичь. Люди слушают со вниманием, когда с

ними говорят всерьез и о чем-то значимом. Если же все вокруг

объявляется пустыми играми и симулякрами, а сама философия с

искренностью, достойной лучшего применения, признает себя также

лишь одной из игр словами и смыслами или бесконечными

аналитическими уточнениями высказываний, то последствия вполне

предсказуемы и неутешительны.

Социальный эффект налицо — почти полная утрата доверия

общества к философии и философам. Замечание «это вопрос

философский» теперь означает, что вопрос пустой, безнадежный и не

заслуживающий внимания. Предложение «рассмотреть философский

аспект» звучит редко даже среди интеллектуалов и, как правило,

вызывает округленные глаза, насмешку и призыв прекратить «пустую

болтовню».

Институциональные причины

стагнации философской мысли

Что же произошло в XX в. такого, что оттеснило философию на

периферию? Бурное развитие наук? Но ведь и в XIX в. открытия

в естествознании делались чуть ли не каждый год. XX век дал могучий

расцвет социальных и исторических наук (от психологии и

антропологии до мировой экономики, геополитики, мировой истории

и Большой истории8).

В последние десятилетия прошлого века уже бурно развиваются

когнитивные науки (от психологии восприятия до нейрофизиологии и

искусственного интеллекта). В результате тема «человек в мире»

перестала быть монопольно философской. Никто, кроме участников

узких сект гуссерлианцев и хайдеггерианцев, уже не верит

в привилегированный познавательный доступ философов к сознанию и

Бытию.

Также имел место тройной триумф специализации. Во-первых,

в эпоху бурного расширения функций государства происходил

бюрократический рост, соответственно, имело место умножение

8 Под «Большой историей» подразумевается совмещение комической истории

звезд и галактик (от предполагаемого «Большого Взрыва»), истории

Солнечной системы, формирования планеты Земля, геологической истории,

биологической эволюции, антропогенеза и, наконец, человеческой —

мировой — истории.

48

подразделений и углубление специализаций. Про дифференциацию

наук все знают — это второй важнейший тренд. После Второй

мировой войны начинается также бурный рост экспертных сообществ

— специализированных научных институтов, — и они работают, как

правило, на соответствующие подразделения национальной и

международной бюрократии, такова третья составляющая триумфа

специализации [Диксон, 1976].

Итак, можно говорить о трех главных институциональных

причинах стагнации и маргинализации философии.

1.

При плотном взаимодействии разнообразных институтов