Горбун

— Если уж совершил ошибку, опубликовав её, то пусть терпит. Мало ли чепухи напечатано у меня. Может, мне потребовать, чтобы никто не смел её читать? Кстати, повесть у него совсем недурна.

— Какое счастье, что моей галиматье не грозит опубликование! — сказала я. — По крайней мере, я вправе никому её не показывать.

— Ничего хорошего в этом не вижу, — проворчал Дружинин. — Хотите, я переведу её и напечатаю здесь, в Дании? Или предпочитаете Англию?

— А вдруг меня обвинят в связи с заграницей?

— Почему вы так боитесь показать, что вы написали? Начало хорошее, а если в дальнейшем что-то пошло не так, то я вам скажу, в чём ошибка.

Спасибо Ларсу за то, что предупредил меня о манере Дружинина критиковать жёстко, едко и беспощадно, потому что, не будь героем повести горбун, я бы могла поддаться на уговоры. Нет, хватит с меня опыта с Ларсом. Уж как мягко старался говорить со мной датчанин, однако не смог до конца скрыть своего отношения к моему творчеству, и я хорошо помнила, как тяжело мне было пережить разочарование. Даже сейчас, когда я смирилась со своей бездарностью, на меня оказывает болезненное действие любое напоминание о ней.

— Не боюсь, а не хочу. Давайте об этом больше не говорить.

— "Оставь надежду всяк, сюда входящий", процитировал вконец раздосадованный горбун. — Узнаёте цитату, барышня?

Когда мне предлагают разработать элементарную конструкцию или, как сейчас, отгадать общеизвестную цитату, меня охватывает чувство глубочайшего унижения. Можно было не читать Данте, но не узнать этой цитаты было нельзя.

— Конечно, — ответила я, — раз именно эти слова вспомнил Хэрриот перед тем, как войти к телящейся корове.

Дружинин прикрыл лицо рукой, скрывая смех.

— На вас смотрит тётя Клара, — предупредила я.

Старая датчанка, до сих пор относившаяся ко мне с родственной нежностью, сегодня вела себя сдержанно и отчуждённо. Наверное, клановое мнение о моей причастности к печальным событиям сыграло свою роль и здесь.

Вняв увещеваниям, хитрый и лживый горбун отнял руку от лица с таким выражением, что со стороны можно было заподозрить его только в крайней усталости. Тётя Клара так и сделала, да ещё подошла к нему с ласковыми расспросами. Умел же этот человек нравиться!

Между тем, Нонна, Ира и тётя Клара начали накрывать на стол. Нонна бросила на меня недовольный взгляд, и я поняла, что пора придти им на помощь.

— Пойду, помогу, — сказала я.

Горбун успел удержать меня за руку и усадил обратно. Хмурый Петер удивлённо покосился на нас, Ларс выжидательно поднял голову, а Нонна, расставляющая на столе чашки, сердитым взглядом дала мне понять, что считает моё поведение безобразным.

— В чём дело? — холодно спросила я.

— И без вас народу много. Денди!

Пёс подошёл по первому же требованию. Вот бы и моя собака была так же послушна, а то она сначала раздумывает, не слишком ли уронит своё достоинство, если выполнит мою просьбу после того, как я охрипну, а потом уж подходит или не подходит.

— Славный пёс, правда?

На этот раз дог не показался мне таким славным, потому что сел между мной и дверью и уставился на меня очень строгим взглядом.

— Что это значит? — рассердилась я.

— Это значит, что вам придётся остаться здесь, — объяснил горбун.

— Почему?

— Во-первых, ваше общество мне нравится, а во-вторых, если вы уйдёте на кухню, туда может придти и преступник. Вы, конечно, не забыли, что один из посетителей этого славного дома преступник?

Если Дружинин был преступником, то он, к тому же, был и садистом, потому что ему доставляло удовольствие пугать меня, постоянно напоминая об опасности и разговаривая намёками. Кого он имел в виду? Себя? Если так, то наглости ему было не занимать.

Меня всегда удивляло, как спокойно ведут себя герои детективных романов. Они ходят поодиночке по дому, где убийства следуют друг за другом с беспорядочностью, не позволяющей установить, кто же этим занимается. Читая, понимаешь, что на месте хладнокровных англичан русские дрожали бы от страха и старались держаться вместе, чтобы и свидетелей иметь, и связать руки преступнику. А теперь я сама оказалась в доме, где совершаются убийства, и, как это ни странно, тоже не дрожу от ужаса, не вскрикиваю от каждого шороха и даже, по глупости, открываю дверь каждому гостю. Правда, у меня было большое преимущество перед героями детективов: я знала, кого собираются убить, и даже приблизительно знала, кто собирается убить. На минуту в голову закралась страшная мысль, что всё моё спокойствие рухнет, если выплывет какой-нибудь факт, неоспоримо доказывающий, что мы зря обвиняем горбуна. Наверное, я была бы счастлива, что этот обаятельный наглец чист от подозрений, но каково будет строить новую версию и выискивать нового преступника. Вот тогда настанет период метаний и опасений, и каждый из окружающих Иру людей будет под подозрением.

— Я не забыла и теперь намерена опасаться всех подряд, так что, будьте любезны, пересядьте на другой конец дивана.

— И вы не побоитесь остаться с глазу на глаз с Денди? — спросил Дружинин.

— Я с ним уже оставалась.

Ларс с саркастическим видом взирал на нас, Петер серьёзно и хмуро листал какой-то журнал, а я чувствовала себя невероятно глупо.

— Почему вы не спрашиваете о моей работе? — поинтересовался горбун.

— Как же она продвигается? — холодно спросила я.

— Что касается перевода Некрасова, то неважно продвигается. Зато у меня возникла мысль…

Его мысль и, главное, её изложение так меня заинтересовала, что я перестала обращать внимание на окружающих и следила только за сюжетом его будущего романа. В разбор кое-каких деталей он втянул меня настолько, что незаметно для себя самой я сначала высказала несколько своих соображений, а потом мы вместе вовсю обсуждали его героев, вводили новых и развивали разные эпизоды.

— Жанна, подойди сюда, — прервала нас Ира.

Нелегко было обнаружить себя среди людей, одержимых самыми насущными проблемами и очень далёких от изящного замысла Дружинина.

— Ненормальная! — прошипела Ира мне в самое ухо. — Свистнул тебе твой красавец, а ты и растаяла! Ларс уже рассказал мне о графине. Неужели тебе не ясно, кто отравил воду?

Прекрасный вымышленный мир исчез, а на лицо горбуна вновь упала тень.

— Неизвестно, может быть, я ошиблась, — попробовала я защититься.

Но Ира была убеждена в обратном.

— Увидим, — недобро усмехнулась она. — Но ведь ты не отрицаешь, что я теперь вдова и убитая девушка нам не привиделась?

— Я этого не отрицаю, но совсем не обязательно, что их убил Дружинин.

После того, как мы уютно обсуждали будущую книгу горбуна, мне было особенно мучительно представлять его в роли преступника.

— Опять ты за своё! — отметила Ира и вновь очень недобро скривила губы. — Тогда скажу тебе ещё одну вещь, только боюсь, что она тебя огорчит.

— А именно?

— Этой ночью в комнате, в которой меня поместили, кто-то пытался открыть окно.

— Кто?

— Я, как ты понимаешь, очень испугалась, вскочила, что-то опрокинула на пол. Потом оказалось, что упал столик. Наверное, того, кто пытался ко мне влезть, испугал шум, потому что скрип прекратился. Я думала, что он ушёл, отдёрнула штору и выглянула из окна, но тут он побежал прочь.

— Высокий он или низкий? Толстый? Тощий? Кого он тебе напомнил? Ну, хотя бы приблизительно!

— Это был ОН! — прошептала Ира.

— Но так ты могла его разглядеть?!

— Я не видела его лица. Я видела только силуэт. У этого человека был горб. А ещё мне показалось, что он прихрамывает.

— Ты уверена?

— Я могу поклясться, что ко мне пытался пробраться именно чёртов Дромадёр, потому что хоть я не видела лица, но других горбатых я не знаю, а у него был горб, это совершенно точно. Правда, Ларс и уверяет, что я могла ошибиться в темноте. Если даже Ларс мне не верит, то как мне доказать полиции, что это была наша скотина?

— Думаю, что никак.