Когда снег падает вверх… (СИ)

— А! Ааа?.. А…почему Нина?

— Она так мне представилась!

— Ааа! Ладно! — он взглянул на узкую спину отвернувшейся к раковине женщины.

— Так она не Нина?

— Мам!

— Сынок, я просто волнуюсь за тебя! Эта девушка даже не знает, сколько стоит хлеб!

— Я тоже этого не знаю! Даю, сколько скажут.

— Но ты надеюсь, знаешь, что хлеб стоит меньше ста рублей?

— Мам, это моя хорошая знакомая, ей нужна моя помощь.

— Помощь? У нее что-то случилось? Я так и подумала. Она была какая-то потерянная. И знаешь что?

— Мам, мне пора…

— Так странно!

— Что? — обреченно спросил он, понимая, что мать уже не остановить.

— В магазине, она долго рассматривала ручку.

— Какую ручку?

— Обычную шариковую ручку!

— И что?

— А потом спросила, не нужно ли ей где-нибудь расписаться. Странно — да?

— Хм… интересно… Ладно, мам, давай, пока.

— Мама сказала, что ты в магазине хотела расписаться ручкой.

— А? Да, нннаверное… Я не знаю почему, — предупреждая дальнейшие вопросы, сказала она, глядя ему в глаза.

— Я знаю. Потому что покупки ты делала банковской картой.

— И что это значит?

— Да ничего. Значит ты точно не из нашего захолустья, потому как у нас, если один такой магазин найдется, это в лучшем случае. А у тебя это привычка, выработанная до автоматизма, значит не у нас, скорее всего какой-то большой город. Но это я и так знал.

— Почему?

— Одежда, — пожал плечами он. — Но акцент у тебя какой-то… то ли уральский, то ли сибирский, откуда-то оттуда.

— Да? — ее глаза снова загорелись надеждой.

— Не уверен, просто показалось, что у тебя есть акцент, очень легкий, но есть. А вообще ты говоришь правильно, практически без акцента. Он проявляется только когда ты нервничаешь.

— Да? — уже чувствуя себя полной дурой, повторила она.

— Да, — улыбнулся он. — Но это все мои догадки. А я не Шерлок Холмс, а простой врач скорой помощи.

Она сидела на диване, подобрав под себя ноге, думая о том, как странно нелогично работает ее мозг. Вот, например, английский и немецкий языки она помнит — проверила по телевизору, даже попробовала говорить, мозг послушно подсовывал ей слова, выдергивая их из каких-то своих тайных глубин, долезть до которых она не могла. В то же время мозг совершенно забыл ее предупредить о боли во время месячных, которые начались вчера вечером. Почему об этом мозг умолчал? Странно.

Пощелкав каналы телевизора, она решила в его отсутствие осмотреть квартиру на предмет знакомых вещей. Может ей попадется что-то, что поможет ей вспомнить хотя бы что-то! Ну и что, что зубная щетка и прокладки не помогли — может они были не того цвета?! Она поморщилась от тянущей боли в низу живота и встала, раздумывая с чего начать. Решила начать с его спальни, потому что если другие все комнаты она видела, и найти что-то новое — уже мало шансов, то в спальне она еще не была.

Ух! Мужской дух шибанул в нос. Н-да, он явно частенько спал не раздеваясь. Она открыла окно, предоставляя комнату морозному воздуху. Пусть вымерзнут все микробы! И попадают трупиками на пол, усмехнулась она. Постель надо перестелить! Порывшись в шкафах, нашла чистое постельное белье. Погладила рукой ткань, пытаясь вспомнить какое белье было у нее? Какого цвета? С рисунком? А как она заправляла постель? С чего начинала: с простыни или с пододеяльника, или может с подушек?

Тем временем она собрала грязное белье и отнесла его в ванную, засунув в машинку. Постель перестилать она начала все-таки с простыни. Периодически застывала, пытаясь осмыслить: она это делает автоматически или продуманно? Все-таки не автоматически, вздохнув пришла она к выводу. Прошлась тряпками по подоконнику, полкам, полу, ушла на кухню. Может здесь чего-нибудь попадется на глаза. На кухня уже стала их излюбленным местом посиделок, так что ничего нового здесь не нашлось. Как впрочем и в ванной, которую она уже вымывала, то есть совала нос во все углы и щели, и в комнате. Долго смотрела на огромные валенки, стоявшие в коридоре, но так ничего и не выплыло. Побродила еще немного по квартире, периодически останавливаясь у разных вещей, заставляя себя присматриваться и вызывая в памяти усилием мысли хоть что-то. Ни-че-го! Может телевизор что-то даст? Ведь выяснилось же благодаря этому мигающему ящику, что она знает языки! Может еще что-нибудь выяснится?!

Она уже давно выключила телевизор — все равно от него никакого толку. А щелкать каналы удовольствия ей не доставляло.

Она сидела на кухне, поджав ноги к груди, поместив попу и ступни на маленькую табуретку, и смотрела в окно. Ночью опять шел снег, так что за окном все было белым-бело. Она даже немного щурилась от переизбытка белого цвета. Медленно жуя бутерброд с сыром, так же медленно раздумывала, как такое с ней могло приключиться и что делать дальше. За окном прошла какая-то старушка с авоськой. Вот! И ведь она наверняка помнит и кто она и что ей нужно сделать! Почему же у нее пустота в голове?!

Она от бессилия стукнула себя по голове кулаком с зажатым остатком бутерброда. Кусок сыра отвалился и шлепнулся на стол. Ну вот! Даже треснуть себя как положено не получается!

Звонок телефона раздался неожиданно громко. Она вскочила и побежала в комнату за телефоном.

Он достал его из своих закромов еще перед первым уходом на работу. Весь поцарапанный, с трещиной в экране и практически без кнопок.

— Кнопки тебе все равно не нужны — звонить никуда не будешь. А единственные необходимые кнопки вызова и отбоя целые. Так что, на, дарю, совершенно безвозмездно! — он гордо протянул ей зияющий отсутствующими кнопками, как беззубым ртом, телефон.

Она осторожно взяла его двумя пальчиками, как будто раздумывая: может его сразу выбросить.

— Другого все равно нет, — отрезал он.

Она улыбнулась:

— Да, другого и не надо. Покажи только, как им пользоваться.

Так у нее появился мобильный!

— Голова не болит?

— Нет, — привычно отвечала она на стандартный набор вопросов, которые он задавал ей каждый день.

— Не тошнит?

— Нет.

— Что-нибудь болит?

— Живот болит, но это нормально.

— Я таблетки оставил на столе…

— Я видела, спасибо. Пока нормально.

— Хорошо. Я после работы зайду к родителям, так что буду поздно.

— Хорошо, — сказала она разочаровано. Ей было намного легче переносить свое подвешенное состояние с ним. Без него она чувствовала себя очень беспомощно, и это приводило к накатывающим волнам паники. Она отчаянно сопротивлялась им, но время от времени почти скатывалась в отчаяние, как почти случилось сейчас, если бы ни его звонок.

Она отчаянно тянулась к нему, такому большому и сильному и… надежному. Как большой железный якорь, он бы не позволил беспощадному морю утащить ее в свои глубины.

На следующий день на пороге возникла Елена Павловна с огромной сумкой, в которой, как оказалось, были разного размера контейнеры с едой. Она, добродушно поздоровавшись с Ряной, проследовала на кухню, предварительно скинув все тот же, знакомый Рянке, каракулевый полушубок, хотя на этой сухонькой маленькой женщине он казался вполне даже шубой.

Ряна в растерянности следила за всеми передвижениями, приоткрыв рот.

— Ниночка… можно я так буду вас называть? — спросила Елена Павловна, вопросительно глядя на Ряну своими бледно-голубыми глазами. Когда-то эта женщина наверняка была первой красавицей.

— Дмитрий Александрович называет меня разными именами, — усмехнулась она.

— Да-да, он мне говорил, — отмахнулась та. — Вам необходимо хорошее питание.

Глаза Ряны испуганно округлились.

Правильно истолковав ее испуг, Елена Павловна быстро продолжила:

— А заодно может и моего сына приучите есть как положено. Я устала бороться с его бесконечными пельменями.