Любовный контракт

Стюарт лениво улыбнулся и сказал мисс Ратленд:

— Солнышко, у нас есть права на твои следующие сексуальные откровения, так когда же мы получим первый черновик?

— Я тебе дам знать, милый. Как раз сейчас я продвигаю самые волнующие места, Стю. Кстати, нашла другого издателя, помимо тебя, так что давай-ка обсудим мои дальнейшие авансы, а?

Она поцеловала его в губы. А он неохотно ответил:

— В другой раз. — И сопроводил свои слова снисходительным шлепком пониже спины. — Не беспокойся, Фэй, я заставлю твоего «негра» расписаться за тебя, она хоть может читать по складам. Мы дадим знать, когда ты отработаешь аванс.

— Черт возьми, все, о чем вы, издатели, можете говорить, — это книги, — сказала она, не обижаясь. — Лови момент, Стю, пока не поздно! — Фэй постаралась достаточно быстро покинуть «Кавычки».

— Привет, синичка! — сказал Стюарт ей вслед. И пошел искать Легран.

— Тебе хватило времени, чтобы обдумать мое предложение, Винни?

— Да.

— Значит, ты согласна?

— Да.

Он улыбнулся и дважды смачно поцеловал ее в классические скулы.

— Спасибо, Винни, ты потрясающая девушка. Пока, солнышко, надо идти, увидимся в понедельник… — Тут он обернулся и привел ее в полное замешательство вопросом: — А какие цветы любит твоя подруга?

— Моя подруга?

— Дочка Гарри.

— Олли… О нет! Не делай этого, Стю! Она все еще в трауре по «Лэмпхаузу». Дай ей сначала пережить отцовский кризис и свой синдром уязвленной гордости. Не очень-то весело вдруг узнать, что ты больше не наследница… Ладно, ладно! По твоему непреклонному взгляду вижу, что тебя не интересуют подробности. — Она сняла длинный светлый волос с лацкана его элегантного пиджака. — Если уж ты действительно хочешь восстановить репутацию миллионера в глазах бедной девушки, знай: Олли обожает хризантемы, белые и красные.

— Куда их доставить?

— На Патерностер-роу.

— Точный адрес, Винни!

— Засекречен.

Он вздохнул.

— Хочу послать ей немного цветов.

— Как мило!

— Только без того, чтобы об этом сплетничал весь офис, — добавил он, с болью сознавая, что Дейвина смеется над ним. Теперь он жалел, что спросил у нее адрес Оливии. Раньше ему казалось, что они с Винни — друзья; видимо, он ошибался.

— Какой офис, твой или «Лэмпхауза»? — невинным голосом спросила Винни.

— Какая разница!

— А почему ты ее сегодня не спросил? Ведь она была здесь.

— Я спросил.

— На обороте визитной карточки? Она не из тех, кто боится встречаться лицом к лицу!

— Я хотел, но не мог покинуть ни свою команду, ни Ратленд. Кроме того у Оливии был такой неприступный вид, что я почувствовал себя…

— Цыпленком?

— …почувствовал себя беспомощным.

Дейвина чуть не расхохоталась ему в лицо.

— Бедняга Стю! Надо сказать Олли, чтобы была добрее к миллионерам, иначе закончит свои дни как старейшая в мире собирательница букетов.

— Не делай этого, Винни!

— Заметь, она может быть унижена, если кто-то недооценит ее. Я помню, она однажды огрела моего дядю хоккейной клюшкой, когда подумала…

— Так не собираешься дать мне?..

— Зависит от того, что ты имеешь в виду, — сказала она сквозь облако сигаретного дыма с двусмысленной улыбкой.

— Извини, что спросил!

Подумав о своей новой работе у Маккензи и о повышенной зарплате, Винни смягчилась.

— Не могу же я разглашать секреты школьной подруги, я не хочу прослыть предательницей. Однако ее холодность мне не по душе, так что дам совет: спроси-ка ты клубного секретаря, а еще лучше заставь старого Джарвиса посмотреть списки членов — он охотно это сделает за небольшую мзду.

— Спасибо! Ты хороший товарищ!

Дейвина застонала.

— И зачем я это делаю, если она меня ненавидит?

Он выдал ей на прощание еще один торопливый поцелуй и пустился на поиски Джарвиса.

— Ой, нет, сэр! — Ночная цветочница на углу Шафтсбюри-авеню и Черинг-Кросс-роуд приняла проблемы Стюарта близко к сердцу. — Хризантемы — похоронные цветы, их не надо посылать леди! Да и красный с белым — не к добру! А вот есть у меня розовато-лиловые и белые орхидеи, сэр, их только что доставили из аэропорта Хитроу, а туда — прямиком из Бангкока!

— Замечательно! — сказал он с широкой улыбкой.

В воскресенье Оливия встала рано и, несмотря на похмелье, решила прямо с утра отправиться в прачечную. Она запила кофе две таблетки аспирина, управилась со стиркой, а затем сделала еженедельные покупки в магазине на углу, работавшем круглосуточно. К десяти часам покончила с домашними делами и надумала поехать к родителям. Сегодня у мамы в меню, она знала, был жареный барашек под мятным соусом.

— Как ты сегодня рано, дорогая! Я только что проводила отца, одетого в брюки-гольф, вместе с Чарли Лонгбриджем и лордом Эпсоном из рода Кланденберри. Надо ли говорить, куда? Нет, я не против раннего прихода, я рада твоей компании. Будь умницей, дорогая, пойди и сорви в огороде немного свежей мяты — если после визита Маффина там что-нибудь осталось.

Маффин был любимым псом Мэгги, йоркширским терьером, который пожирал все на своем пути, включая нежелательных посетителей. Собака была такой же недотепой, как и ее дражайшая матушка. Нарвав мяты для соуса, Оливия попыталась изложить Мэгги свой взгляд на будущее, рассказать о прекрасной идее, осенившей ее под влиянием можжевеловых ягод и сексуальных глаз Стюарта Маккензи.

— Блестяще, дорогая, но разве это еще не сделано? — спросила Мэгги. Будучи соломенной вдовой, она читала большую часть изданного «Лэмпхаузом», включая «Учитесь играть в гольф», сочинение Гарольда П. Котсволда, из которого она вынесла следующую истину: «Побейте врага на его собственном поле с помощью его жены!». — Лучше поговори об этом с отцом, — добавила Мэгги. — Он в бизнесе — дока!

Оливия так и сделала, когда тот наконец в два часа пришел домой. Барашек успел остыть, и ее мать простонала:

— Дорогой мой, сними же сначала грязные ботинки! Ты опоздал, Гарольд, и не рассказывай мне, что не сидел со своими партнерами в клубном баре и не травил анекдоты. Мог бы уделить тем, кто тебя ждет, побольше внимания — Оливия здесь с половины одиннадцатого!

— А что, разве она нездорова?

— Не шути, Гарри! Ты всегда ведешь себя так, будто мы обе ничего не значим!..

— Шш, ма, — прошептала Оливия, — не приводи его в плохое настроение. Налей ему лучше стаканчик, пока я подам на стол.

— Ни в коем случае, — сказала мать. — После того, как он нажрался виски, ему нечего ждать от меня чего-нибудь, кроме сельтерской воды. Гарольд, — она сняла фартук, — Оливия хочет сказать тебе что-то о спасении «Лэмпхауза».

Выслушав Оливию, отец сказал:

— Блестящая идея, Оливия, и к тому же внушающая доверие. На Маккензи это произведет большое впечатление.

— Маккензи? Я придумала это для нас — для «Лэмпхауза»!

— Ты имеешь в виду «Лэмпхауз» как придаток фирмы «Маккензи»?

— А ты все еще полон решимости перейти к ним, даже несмотря на мою блестящую идею относительно нового имиджа «Лэмпхауза», которая наверняка сработает?

— О «переходе к ним» вопрос не стоит. У нас нет другого выбора. Если ты решила затеять новый цикл дамских романов в рамках последнего пакетного соглашения, то тебе понадобятся средства для воплощения этой идеи!

— Я уверена, что банки нас поддержат, па!

— Слишком поздно, я уже обещал Маккензи. Уверен, что Стюарт выслушает тебя, поаплодирует и профинансирует сверх оговоренных семнадцати с половиной миллионов, как только «Лэмпхауз» станет их филиалом.

Вот как! Отец уперся и его ничем не отговоришь, даже срочной спасательной операцией, предполагающей совершенно новую концепцию книг и читателей «Лэмпхауза». Ее папа склонялся к мысли взять свои деньги и убежать, точнее — уплыть на юг Франции. Оливия заметила, что ее обычно довольно болтливая мать крайне неохотно говорила на эту тему.

Воскресный ланч с родителями, как обычно, оказался непродуктивным; оба были погружены в себя — мама в свои подливки и варенья, папа в мечты об отставке, игре в гольф и плавании на яхте всю оставшуюся жизнь. Оливия вернулась в Фулхэм.