Попробуй меня (СИ)

Гарри, пожалуйста. – шепчет она и запускает пальчики в мои волосы, осторожно перебирая волнистые пряди сквозь изящные пальцы.

И я вновь целую ее тело, удовлетворяясь этими стонами, от которых внутри меня буквально все расплывается, смешивается и связывается.

Я приоткрываю глаза и на секунду отрываюсь от ее проникновенной кожи, пристально посмотрев ей в глаза. Она такая невыносимо хрупкая. Ее так легко обидеть, сломать, унизить. Но она все такая же нежная, искренняя, естественная, неприкосновенно желанная. Все такая же…

Невозможно…

Хотя нет, возможно.

Все такая же моя.

От первого вздоха и до последнего стона.

Я стараюсь сдержать себя от дерзости. Ночь, мать ее, по прежнему нежна, и я не должен сделать ей больно.

Прильнув своими губами к ее влажным, покусанным губам, я ощущаю, как дико трепещет ее сердце, настолько дико, что я ощущаю это даже через свою кожу.

Я трепетно кусаю ее за ушко, словно отвлекая ее манерными движениями, одновременно с этим стаскивая с себя остаток своей одежды. Я снова накрываю ее рот губами, опускаю руку туда, где так отчетливо пульсирует кровь, и предельно медленно, слишком, слишком медленно, без резких движений вхожу в девушку, помогая раскрыться ей с помощью своих пальцев.

Все это сводит с ума. Останавливает сердцебиение. Убивает время. Вся нежность этого момента оказывается крышесносной. Рикка уже не боится, наоборот, нежно прижимает меня к себе и выдыхает воздух губами мне прямо в ухо, от чего внутри меня разгорается пламя. Я не ощущаю, как бежит время. Сколько это продолжалось - не знает никто. От всего экстаза мы оба теряем голову и вот, наконец, ее стон, когда она резко прогибает спинку, урчит мне в ухо самым что ни на есть соблазнительным хрипом, наконец, обхватывает меня ногами и до предела заставляет насладиться ей… Все это вызывает во мне бурю эмоций. Все это, кажется, заставляет меня чувствовать разгорающееся начало той самой любви, о которой раньше я не знал, ни много, ни мало – просто напросто ничего.

Она выходит за мной не сразу. Закутанная в теплое одеяло, словно в кокон, так она выглядит еще милее. Стоит на пороге дорогого балкона, боясь сделать шаг вперед.

Я замечаю ее краем глаза. Улыбаюсь. Сил нет, но я улыбаюсь.

Иди ко мне. – шепчу я и протягиваю к ней свои руки. Рикка осторожно вступает босыми ножками на дорогое покрытие, но тут же прижимается ко мне со всей силы, словно стараясь сломить меня.

Я вновь вдыхаю ее запах. Вновь теряю голову от всего этого. Это уже геометрическая прогрессия, черт ее побери. Все повторяется вновь, лишь с большими ощущениями. Пронизывающими ощущениями, от которых хочется взлететь.

А на небе — звезды. Самые обычные звезды на самом обычном небе. И я не знаю и не хочу знать их имен. Я хочу просто смотреть, показывать на них пальцем, улыбаясь, и говорить ей: «Смотри, как красиво». Там сложность стремится к простоте. Там на заре выпадает роса и мы шлепаем по ней босиком, и я не читаю ей стихов о любви и боли, я остаюсь с ней самим собой.

Зачем ты вообще появился, Стайлс. – шепчет Дейвидсон, поднимая голову и посмотрев мне в глаза. – Что наша жизнь, когда я, вероятно, уже не смогу без тебя?

Я призадумался. Что наша жизнь? Шекспир. Гребаный Шекспир. Почему ты лезешь в мою голову так невовремя?

Наша жизнь — это противостояние двух стихий. – наконец промолвил я. – Смотри, Дейвидсон. Я беру тебя, приходя так неожиданно. Я смотрю, как в твоих глазах пылают сожжённые мною опавшие чувства, я слышу в твоём смехе истеричные нотки, я наблюдаю, как ты меняешься вместе со мной… Я беру тебя всю, я меняю тебя. Я вью вокруг тебя интригу медленной эротики, я шепчу в твоё ухо горячие оттиски обнажённой интимности, дрожью струящиеся по твоей коже… Я беру тебя, приходя с любовью. Я целую твоё тонкое запястье и прижимаю к себе, я провожу кончиками пальцев по твоей спине, ловя губами мурашки сбившегося дыхания… Я беру тебя, приходя с первым снегом и шелестом листопадов, я беру тебя, приходя с россыпью звёзд и прозрачно розовым рассветом, я беру тебя, приходя… Наша жизнь -это противостояние двух стихий. Наша жизнь - это единство двух стихов, это созвучие двух песен…- я на минуту замолкаю. Лишь для того, чтобы поцеловать ее в очаровательную ямочку. Она улыбается. - Наша жизнь, Рикка - это мы. Мы сами. Бесконечно отражённые друг в друге.

========== Глава 24. ==========

Музыка в данной главе ну просто жуть как обязательна.

POV Рикка.

Утро выдалось на удивление холодным. Нет, просто ледяным. Я отчетливо чувствовала, как на моей коже тоннами расползаются проклятые мурашки, и, наконец, те самые мурашки были не от наслаждения, а от холода, от пронизывающего холода. В чем дело? Меня это, мягко говоря, слегка привело в замешательство.

Я сонно открыла глаза и мгновенно перевела взгляд в сторону ванной комнаты. Руки в карманах. Настойчивый взгляд в зеркало, упрямая морщинка между нахмуренных бровей. Белая футболка, обтягивающая накаченную грудь, приспущенные джинсы. Он едко блеснул глазами, наверняка заметив мой пожирающий взгляд. От его холодной улыбки меня еще пуще прежнего бросило в дрожь. Лучше провалиться сквозь землю, чем еще раз посмотреть на это создание без, черт его возьми, единого изъяна.

Я прикрыла глаза, сглатывая настойчивый ком поперек горла. Слишком тяжело видеть его с самого утра, когда организм еще не готов к бесконечным штормам где-то внутри.

В ванной что-то звонко брякнуло, прозрачная дверь издала звук хлопка, и не прошло и минуты, как Гарри в одно мгновение оказался рядом со мной, присев на край кровати.

Я вновь раскрыла глаза и натянуто улыбнулась, словив на себе его настойчивый взгляд. Поток воздуха блокирует обоняние. Он слишком идеален для раннего утра. Слишком. Я не могла этого объяснить. Да и разве можно что-то объяснить, когда смотришь друг другу в глаза?

Стайлс ничего не сказал, лишь ехидно улыбнулся и ловко закинул себе в рот крупную ягоду клубники. Откуда, вашу мать, у него клубника?

Что это? – задала я идиотский вопрос хриплым тоном и посмотрела на него вновь.

Гарри лишь приподнял одну бровь, настойчиво облизывая алые губы языком, соблазнительно пройдясь им по нижней губе, на которой так приторно-сладко красовался ярко-красный сок.

Я стиснула зубы. Его губы были притягательней любой ягоды, соблазнителей любого, даже самого развратного запаха, его губы – это единственное, о чем можно было мечтать наперегонки с самым зверским желанием.

Это клубника, Дейвидсон. – спокойно ответил он и докоснулся безымянным пальцем до уголка губ. – Хочешь?

Я тяжело сглотнула. «Хочешь?» - что за странный вопрос? Что за гребаный вопрос; разве на него есть отрицательный ответ?

Нет. – тут же ответила я, понимая, как краснею от замкнутой лжи и лести. – Откуда она у тебя?

Гарри жадно облизнул свои губы вновь, и прищурился так, словно осознавая, что он вновь выходит победителем в данной схватке.

Мне больше нравилось, как ты без лишних вопросов стонала под этой самой клубникой, когда я так жадно слизывал ее с твоего тела, Дейвидсон. Забыла? - промурлыкал он полушепотом, почти касаясь губами моей щеки.

Я вспыхнула в одно мгновение. Что он такое говорит!?

Не успела я ничего ответить, как его зубы с дерзостью укусили кожу на моей шее, которая еще предательски ныла от прошлой ночи. Шершавый язык без стеснения лизнул ключицы и ложбинку между высоко вздымающейся грудью. Я судорожно втянула носом воздух, чувствуя, как непонятно откуда внутри разрастается сильнейшая дрожь.

Уже сдаешься, малышка? – почти шепотом произнес Стайлс и запустил руку под одеяло. Слишком гладкая для мужской кожи ладонь легла между ног, настойчиво отодвигая шелковую ткань и касаясь нежной кожи внутри.

Нет. – выдавила я, стараясь контролировать то чувство, разрастающееся где-то там, далеко под запретом.

Ты, должно быть, хочешь опробовать все свои тайные желания, Дейвидсон. - прошептал он мне в губы, слегка их покусывая. – Хочешь?