Попробуй меня (СИ)

Аэропорт, поросший человечьей суетой, шум самолетов, стремящихся растянуть цикл своего движения до бесконечности, горькие слезы разлук и эйфории встреч, циферблат часов, качающих на своих стрелках судьбы путников, пришедших в это место. Пять минут до самолета. Пять минут, принадлежащих только нам. Пять маленьких минут, время последнего стаканчика кофе, усталого взгляда назад и прощальной улыбки на дорогу твоей лучшей подруге Эмили. Пять бесконечных минут, время, отпущенное тебе и достаточное, чтобы перекроить весь мир по новой выкройке. Взвесить собственную жизнь, расчленить душу, препарировать бездну мыслей, познать прошлое глазами уходящего и этим навсегда изменить будущее. Пять минут принять решение. Пять минут. Время, время, время… Время жизни и смерти, время судьбы, неумолимо ползущей перекрёстками тонких линий на руке, время рвать тонкую грань между «да» и «нет»… Время, которого нет. И ты выбираешь…

Гарри, нам пора! – звонким голосом разливается мелодичный голосок Дейвидсон и я вздрагиваю на месте, мгновенно посмотрев на нее самым что ни на есть добрым взглядом.

Да, Гарри. Ты должен, нет, приятель, ты обязан растопить в себе тот лед, накопившийся глубоко в тебе за все это время. Она выбрала тебя. Она всегда выберет тебя. Теперь очередь встала за тобой, парень.

Не подведи ее.

Перелет прошел настолько быстро, что я сам и глазом моргнуть не успел, как приятный голос стюардессы разрушил мой сон. И не только мой, кстати сказать. Рикка мирно спала у меня на плече, накинув теплый плед почти до подбородка. Ради всего святого, Дейвидсон, он же, мать его, такой грязный.

Девушка сонно открыла глаза и мгновенно облизнула свои губы, что за идиотская привычка? Это должен был сделать я, сколько, черт побери, я должен говорить ей об этом?

Уже? – сонно прошептала она и выпрямилась, отбрасывая этот плед в сторону.

Я мягко улыбнулся, приглаживая растрепанные волосы девушки своей рукой.

Рикка осторожно спустила свои ноги на пол и принялась зашнуровывать свои «Тимберленды», как я тут же перевел взгляд на ее поясницу. Рубашка закаталась в несколько слоев, и мне удалось разглядеть тот самый шрам на спине, такой тонкий, одновременно заметный. Такой, словно лезвием полоснули. Внутри меня все сжалось. Я мгновенно отстранился, тяжело дыша, одной рукой продолжая держать Дейвидсон. Я смотрел на рядом сидящих людей с диким взглядом, помутневшими зрачками, горящими щеками. Мгновенно перевел свой взгляд на рядом сидящую девушку и принялся глазеть ей в Айфон, лишь бы вновь не увидеть то, от чего мои жилки набухают свежей кровью, а в затылке так отчетливо пульсирует, что становится невыносимо больно.

Пошли. – грубо сказал я и так стиснул ее руку в своей, что она недовольно пискнула. Ничего страшного, блять, когда лезвием себя режет, наверняка тоже больно.

Гарри, ты не мог бы…

Нет. – обрываю ее я на полуслове и почти рывком выталкиваю ее из салона. – Я бы не мог.

Дейвидсон смотрит на меня своими огромными глазами и не понимающе кивает головой.

Я игнорирую. Абсолютно. Что я должен еще делать, когда Дейвидсон издевается над собой? Правильно. Вести себя как полный мудак.

На что я еще способен? И вновь бинго.

Думаю, ответ вы знаете сами.

Мы вошли в отель «Плаза» совершенно обессиленные. Рикка со всего маху плюхнулась на кровать, лицом в подушку, сладостно зарываясь под мягким одеялом. Я мгновенно пристроился рядом, зарывшись лицом в ее мягкие волосы и вдохнув самый сладостный аромат из всех, что я когда-либо ощущал. Она была рядом со мной. Мое сердце билось как ненормальное, я ощущал ее неспокойное дыхание, ощущал, как постукивает ее сердечко, я ощущал ее присутствие.

Я был счастлив.

Счастлив, что она со мной.

Снова в моей рубашке. Неужели так нравится? – поинтересовался я в тот момент, когда мы спустились в изысканный ресторан на первом этаже Плазы на ужин.

Рикка застенчиво улыбнулась, прижавшись ко мне всем телом.

В ней ты ближе. Вместе с твоим одеколоном будто укрываюсь объятиями. – шепнула она мне на ушко, и я вновь теряю голову. Черт, сколько раз за день я уже потерял ее? Она по-любому должна отвалиться тысячу раз.

Всегда знал, что ты девушка ненормальная. – улыбнулся я и сел напротив нее, притягивая к себе тарелку с королевскими креветками и острым соусом. - Не только ушами любишь, растекаясь от моих слов, так ещё и носом.

И глазами, и грудью, и кожей. – подхватывает она уверенным тоном. - Этот список можно продолжить, но боюсь наш ужин остынет. Кстати и еда из твоей тарелки тоже вкуснее.

Она ловко подхватывает розовую креветку из моей тарелки и соблазнительно откусывает ее, опустив немного в острый соус.

У меня опускаются руки. Я смотрю на нее исподлобья и удивляюсь – какая она невероятная. Не такая как все. Ее энергия передается мне, и я чувствую себя 16-летним подростком, который словно влюбился впервые. Как он считает, по уши и навсегда.

Оспорить можно все, подтверждается лишь одно: Я действительно влюблен в нее. Слишком крепко, жутко трепетно и запредельно сильно.

Michael Jackson – You Are Not Alone (!!!)

В этот вечер она сидела по-турецки, поджав ноги под себя. Я не мог отвести от нее своего взгляда. Внутри все колотилось, извивалось, переплеталось.

Дейвидсон держала в руках блокнот с твердым переплетением, на обложке которого красовалась бабочка. На подобие той, что расположена у меня под солнечным сплетением. Улавливаете? Улавливаете, что я чувствовал в этот момент?

Я не знаю, что она пишет. Я даже и не пытаюсь узнать. Но пишет она сосредоточенно, высунув кончик языка от предельной заинтересованности, морщинка из-за нахмуренных бровей, четкие линии скул – я впитываю в себя каждую ее мелочь. Каждую деталь, каждую маленькую вещь. Такие незаметные для нее, и такие важные для меня.

Готов поспорить, она пишет дневник. О грусти и улыбке . О быстротечности дня и его огромной важности для живущих до заката. Она пишет дневник, вероятно, что-то очень сокровенное, слишком личное, неподступное. Все такое, как она сама. Она раскрашивает разноцветной пыльцой сны, которых не видит. Она так трепетно, так живо, так искренне даже наверняка пишет об одном и том же, о своём единственном полёте и ярком ярком свете впереди, в котором она обязательно сгорит, но станет на миг самой счастливой. Она рассказывает, как пахнет небо. Она дрожит от восторга и поёт о любви. Она пишет дневник, а я… я не читаю его. Я смотрю в открытое окно, давлю в себе приступы тошноты и стараюсь не смотреть на нее, боясь спугнуть ее лишь одним взглядом.

Но наступает момент, когда выжидать уже невозможно.

Рикка, посмотри на меня. – промолвил я тихим тоном, стараясь не нарушать ее атмосферу.

Ресницы Дейвидсон затрепетали и она тут же подняла на меня свой усталый взгляд, отложив дневник с бабочкой в сторонку.

Что? – легко спрашивает она и отбрасывает челку в сторону. Я потихоньку умираю.

Рикка смотрит на меня смущенно, из под густых ресничек, кусая губы и пряча глаза. Я вижу огонек в ее глазах. Цепляющий огонек.

Я осторожно беру пальцами ее за подбородок и нежно целую в губы, заставляя девушку отдаться мне.

Гарри, только не говори мне, что…

Тшш. – прерываю ее я, на секунду отстранившись. – Не бойся.

Рикка испуганно вжимается в спинку дивана и быстро хлопает ресничками. Я ощущаю, как колотится ее сердце, как взволнованно прерывается дыхание.

Я же с тобой. – шепчу я ей в губы, соблазнительно-чарующе касаясь кончиком языка до нижней губы. – Прекрати трястись. Я тут. Рядом. Вот же я – твой Гарри.

Я ощущаю невероятный прилив теплоты внутри, от которого сердце долбит свой ритм еще пуще прежнего. Осторожно касаясь руками тонких рукавов вязаной кофты, я легко освобождаю руки девушки от надоедливой одежды, а потом и вовсе скидываю с нее все, что так мешает мне.

Рикка изгибается острой дугой в тот момент, когда я прикасаюсь губами к ее животику, и начинаю чертить пальцем что-то невероятное на ее гладкой коже. Ее губы соблазнительно приоткрываются и Дейвидсон издает сладостный стон, крепко сжимая мою руку в своей ладони. Ее кожа в мурашках – моя кожа горит от ее прикосновений. На женственном изгибе в области косых мышц остается притягательный розовый след моих губ, и я искренне извиняюсь где-то внутри себя за несдержанность и настойчивость.