Возвращенный рай

– Вы стали чересчур тихой. Весь день не проронили ни слова, и вчера тоже. Это не из-за того, что произошло между нами?

– Ну конечно нет.

– Я не хотел расстраивать вас. Просто мне невероятно захотелось близости с вамп.

– Знаю. Мне тоже захотелось. Близости с вами я хочу больше всего на свете.

В этом заключалась вся суть. Лежа в ванной, пытаясь смыть с себя постыдные следы ласк Шарля после его скотского нападения, она поставила под вопрос свою верность к нему; верность, из-за которой ее любовь к Полу не была доведена до логического завершения. Возможно, она была и не такой хорошей женой для Шарля, но видит Бог, она старалась и, во всяком случае, хранила ему верность. А ради чего? Чтобы он пользовался ею, как обычной потаскухой, требуя своих прав и насилуя ее столь диким образом, что это выглядело просто издевательством над любовью и заботой?

Негодование нарастало, разъедая словно кислотой верность к нему, порождая желание изменить. По-своему она боролась за то, что считала правильным, даже когда любовь и уважение к мужу потускнели. А теперь она горько сетовала, зачем ей было надо идти на такие жертвы.

Она сказала Шарлю, что он погубил остатки ее чувства к нему. Но это еще не все. Он уничтожил также ее обет верности. Теперь она чувствовала, что ничем ему не обязана, поскольку он потребовал и взял то, что она не хотела ему дать.

Он думает, что Пол мой любовник – тогда почему бы ей и на самом деле не сделать его своим любовником? – сердито размышляла Кэтрин, и даже сами эти мысли возбудили ее, будоража и доставляя беспокойство. Почему бы ей не вступить в интимную близость с Полом? Таким образом она сотрет унижение, которое причинил ее душе и телу звериный наскок Шарля, страстью она смоет с себя следы его гнусных ласк. Она полюбила Пола и хотела с ним близости. Через три дня он уедет, столкнется с множеством неизвестных опасностей, которые, может быть, и не переживет. Она просто не могла перенести мысли о том, что у нее с ним еще ничего не было.

Но несмотря на такую резкую смену настроения, добровольно принятые запреты все еще оставались в силе. Разве она могла подойти к нему и сказать: – Пол, я передумала. – Это так нелегко сделать. Кэтрин стояла на краю пропасти и знала об этом. Один шаг – и возврата не будет. Никогда.

Но кое в чем она уже приняла окончательное решение. Пол не должен знать, что выкинул Шарль. Есть вещи, которые касаются только мужа и жены и никого больше; даже мужчины, к которому она питала самые глубокие чувства. Не заметны ли следы от нападения Шарля на всем ее теле? Если она окажется в объятиях Пола, разве она сможет сокрыть эти следы?

Однако теперь, сидя рядом с ним в лунном свете, все эти соображения показались ей неважными, не имеющими значения. Она хотела близости с ним, а он жаждал ее. А через три дня он уедет, может быть, навсегда. Она дотронулась пальцами до его бедра, почувствовав под грубой материей упругие мышцы.

– Я очень опасаюсь за вас, Пол, – сказала она.

– Не стоит. Я делаю лишь то, ради чего приехал сюда.

– Знаю. Они должны благодарить вас за это. В один прекрасный день так, возможно, и будет. То есть я уверена в этом. Но я подумала, Пол, если вы не вернетесь…

– Не надо говорить так, я вернусь.

Но если не вернетесь… вы и я… мы никогда…

– Вот это верно, – произнес он с мрачным юмором. – Вы настоящая мыслительница, Кэтрин.

– Не шутите! – резко сказала она. – Я лишь хочу сказать…

На гравии послышались шаги. К ним шел Кристиан.

– Ждите меня сегодня ночью, – шепнула она. – Я приду к вам в комнату.

Она увидела его изумленный взгляд, но ответить ей он ничего не успел, к ним подошел Кристиан.

Кэтрин опасалась, что, как и в предыдущий вечер, Шарль может учинить скандал, домогаясь своих супружеских прав, но этого не случилось. Шарль вел себя робко, как мальчишка, который напроказил и хочет загладить вину, но она держалась с ним исключительно холодно, и вскоре он уже храпел так громко, как будто выпил много вина и бренди. Теперь в течение нескольких часов он вряд ли пошевелится, подумала Кэтрин.

Она тихо открыла дверь и оглянулась. Муж не пошевелился, и тогда она выскользнула в прихожую. Ночь стояла мягкая и теплая, вечерние запахи врывались в открытые настежь окна, мешаясь со слабым чесночным запахом соусов сегодняшнего ужина. Она беззвучно пошла по коридору босыми ногами, взялась за ручку двери Пола. Дверь была незаперта. Она тихонько отворила ее и вошла.

– Значит, вы пришли.

Он стоял возле окна, все еще одетый, если не считать снятого пиджака.

– Да, – сказала она шепотом.

Пол подошел к ней, обнял, поцеловал ее волосы, лицо, губы. Она прильнула лицом к его груди, чувствуя, как щекочут ее волоски у открытого ворота его рубашки, вдыхая исходящий от него запах мужчины, смешавшийся с запахом туалетного мыла.

– Почему вы передумали? – мягко спросил он ее. Кэтрин подавила в себе желание рассказать ему все.

– Разве это имеет значение? Я – здесь.

– И на этот раз вы мне не откажете?

– Нет.

– Вы мне не скажете «нет»?

– Да… нет… Пол, я хочу тебя.

– Тогда, пойдем к кровати.

Он расстегнул ее кимоно и снял его. В лунном свете ее гладкое тело отливало белизной. Он держал ее от себя на расстоянии вытянутых рук, смотрел на нее, любовался ею. – Ты прекрасна, Кэтрин.

Ладонями Пол медленно гладил ее груди, бедра, лобок.

Она стояла, слегка дрожа, держа руки на его плечах, ощущая под мягкой тканью его могучие мышцы. Кэтрин молчала: ей не хотелось нарушать очарование момента. Потом она нашарила руками пуговицы его рубашки, расстегнула их, провела пальцами по его голой груди, слегка прижалась к нему, наслаждаясь прикосновением тела к телу – к теплой и слегка влажной плоти. Неторопливо скользнула руками к его брюкам и тоже расстегнула их. Они стояли рядом, совершенно нагие, она чувствовала его мускулистое тело, где-то глубоко в ней зародившееся желание начало стремительно нарастать, но они еще пока сдерживали себя. Они так давно ждали этого момента, что хотелось замереть и остановиться, а торопливость только могла испортить все очарование. Все это было первый раз и, возможно, этот раз останется единственным. Даже если бы этот акт любви длился целую вечность, то и тогда для них он закончился бы слишком скоро.