Возвращенный рай

– Мы ведь оба хотим близости, Кэтрин, – тихо произнес он.

– Знаю, но мы не должны. Мы же договорились. Вы знаете об этом. – Она высвободилась из его объятий. – Мы же условились! – упрямо твердила она.

– Ладно, условились, – хрипло выговорил он. Неисполненное желание жгло его. Было непонятно, как это только что она горела желанием, была такой податливой и вдруг так охладела, став недоступной, как будто кто-то щелкнул выключателем и свет погас. Минуту назад, казалось, все было иначе.

– Пол, не будьте таким, пожалуйста…

– Я – вообще никакой.

– Нет, какой. Вы рассердилась. Простите. Действительно, простите…

Он вздохнул, пригладил свои волосы и отвернулся от нее.

– Ради Бога… вам нечего извиняться. Это я спятил, нарушив уговор.

Она застегнула платье и шагнула к нему. Он чувствовал ее присутствие рядом, каждым нервом ощущая прикосновение ее руки, но продолжал смотреть в окно, не потому, что не хотел видеть ее, притронуться к ней, а, напротив, потому что слишком сильно хотел близости с ней.

– Я пойду? – сказала она негромко после некоторого молчания.

– Да, конечно. Увидимся за ужином.

Пол слышал, как за ней закрылась дверь, и выругался. Что его дернуло, черт подери? Конечно, она права. Они же договорились. Но он так страстно захотел близости с ней, что померк любой уговор… любые иные соображения. Он думал, что и она загорелась так же. Ясно, что не так. Ладно, черт с ним. Надо скорее забыть этот эпизод и сосредоточить свои мысли на предстоящем деле.

Но он знал, что перестроиться будет нелегко. Пока что пламя несколько ослабело, но внутренний жар еще весьма силен.

Он хотел интимной близости с Кэтрин, хотел с такой свирепостью, что всякое благоразумие было бессильно охладить его пыл. И ничто не в силах изменить этого.

Кэтрин закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и так простояла некоторое время. Ее всю трясло, она готова была заплакать. Боже мой! Как же она полюбила его! Было бы легко, очень легко позволить ему овладеть собой. Она сама этого хотела каждой частицей своей души, как хотела близости все последние недели всякий раз, когда смотрела на него. Так привязаться к нему и в то же время не иметь возможности выразить свои чувства кроме как взглядом; быть с ним рядом и не сметь дотронуться до него – все это сводило ее с ума. Любовь и желание страсти становились просто невыносимыми. А в течение нескольких великолепных, радостных минут в его комнате все – абсолютно все! – казалось возможным.

Но, конечно, этого допустить нельзя. Безумием было бы хоть на мгновение предположить обратное, и не только потому, что это помешало бы его делу. Кэтрин, со своей прирожденной порядочностью и сильно развитым чувством справедливости, относилась исключительно серьезно к супружеским клятвам. Как бы она теперь ни относилась к Полу, как бы страстно она ни желала близости с ним – она оставалась женой Шарля. Возможно, их супружеская жизнь выродилась в нечто жалкое, возможно, Шарль не является и никогда не был мужчиной ее мечты, но она не могла нарушить своих обетов. Она поклялась в верности, и ей казалось, что эта клятва распространялась не только на Шарля, но и па Ги. Он был ее сыном, а Шарль – его отцом. Его наследие здесь, в Савиньи. Ее долг перед ним – хранить святость семейных уз.

Кэтрин мучилась, считая, что в душе она уже предала их обоих в течение этих последних недель и месяцев. Нельзя так же поступить и со своим телом.

Она выпрямилась, поправила прическу, еще раз проверила, хорошо ли застегнуто платье, потом пошла в свою комнату и открыла дверь.

– Так, – произнес голос изнутри комнаты. – Ты решила все-таки вернуться.

Она вздрогнула, как будто ее подстрелили. На пороге смежной комнаты стоял Шарль. На нем был легкий твидовый костюм, который он надевал на работу, но пиджак он снял. Всклокоченные волосы говорили о том, что он часто ерошил свою шевелюру, а его лицо было искажено гримасой еле сдерживаемого бешенства.

– Что ты хочешь сказать? – строго спросила она. Но ее опять затрясло.

– Не прикидывайся святой невинностью. Ты ведь была с ним, не так ли? С Полом Кертисом – в его комнате? Он трахнул тебя?

Ее щеки вспыхнули от этого обвинения.

– Нет! – протестующе вскрикнула она. – Этого не было!

– Врешь! – выпалил он. Он словно стегнул ее кнутом. – Это написано на твоей физиономии. Давно ли ты ставишь мне рога с ним, Катрин? Уже давно, да?

– Говорю тебе, этого нет!

– А я не верю. Может быть, он был твоим любовником еще в Швейцарии, до нашей встречи. Так оно и было, не правда ли? Вот почему он оказался здесь. Вы не могли жить друг без друга.

– Неправда! – Но несмотря на свой испуг и страх перед непривычно возбужденным Шарлем, у нее слегка отлегло от сердца. Лучше пусть он подозревает ее в этом, чем докопается до истины.

– Неудивительно, что ты не позволяешь мне притронуться к себе! – горько произнес он. – По-моему, ты ведешь себя как распутная древнеримская весталка, корчащая из себя девственницу. А любовник все время торчит где-то рядом. Какой же я был дурак! Уходил в перегоночную, оставляя тебя с ним… ты как раз хотела именно этого, не так ли?

– Говорю последний раз, Шарль, он мне не любовник!

– Ха! – яростно фыркнул он.

– Ну, что же, если ты мне не веришь, не верь! – произнесла она, пытаясь урезонить его и взять контроль над ситуацией. – Полагаю, ты теперь прогонишь его?

– Чтобы все в семье узнали, что меня оставили в дураках? Я этого делать не стану. Пусть остается. Но теперь мы здесь кое-что изменим.

– Ах, вот как? – она презрительно ухмыльнулась. Как это похоже на Шарля, прежде всего беспокоиться о мнении отца. Любой другой мужчина, узнав, что жена завела шашни, набьет любовнику морду и учинит скандал всем, кто об этом знал. Но не Шарль. Для него главное – внешняя благопристойность, прежде всего – спасти лицо семьи. Другой бы вытурил пинками Пола из дома и выкинул вслед за ним его вещички. Но Шарль не был любым другим мужчиной. Более того, Катрин начинала задумываться, а мужчина ли он вообще?

– Итак, что же теперь здесь изменится? – спросила она. – Скажи мне.