Радости и тяготы личной жизни

За два дня до Рождества Сэм и Джейд отправились на концерт: в Оперном Театре давали «Мессию» Гайдна.

Отбросив все сомнения и предрассудки, Джейд решила сделать себе поблажку и купила к этому выходу немыслимо дорогое платье. Открыв входную дверь и увидев немного обалдевшее лицо Сэма, она поняла, что это коньячного цвета бархатное платье, оттеняющее бронзовыми бликами ее волосы, вполне оправдывает свою цену.

– Вкладывая столько денег в твою красоту и еще больше зарабатывая на ней, я мог бы лучше других знать, насколько ты хороша, – изрек Сэм. – Но сегодня ты превзошла себя.

– Я рада, что тебе нравится.

С безмятежной улыбкой на лице Джейд покружилась перед зеркалом, совсем как Эми в новом праздничном платьице.

– Нравится – это мало сказано. Я окажусь объектом зависти всех мужчин, когда сегодня войду в Оперный Театр с тобою под руку.

– Вот забавно, а я думала, что это мне будут завидовать все женщины. – Джейд с головы до ног оглядела Сэма. – Вы сегодня невероятно элегантны, мистер Сазерленд!

Джейд всегда считала Сэма привлекательным, видным мужчиной, но была немало удивлена, с какой изысканной непринужденностью он носит официально-выходной костюм.

– Ты, похоже, рожден, чтобы ходить во фраках да смокингах.

Сэм рассмеялся.

– Ты хочешь сказать, люди не понимают, что я обычный дровосек, которому просто немного повезло в жизни?

– О своем везении ты позаботился сам, – твердо сказала Джейд. – А если ты и есть обычный дровосек, то я удивляюсь, что по лесам не бегают толпы женщин, мечтающие о таком дровосеке.

– Что мне в тебе нравится, Джейд, – лукаво ухмыльнулся Сэм, – это то, как здорово ты врешь.

Он хотел было своим обычным жестом взлохматить ее роскошные волосы, но удержался, сообразив, что разрушит чудо парикмахерского искусства.

Попрощавшись с Эми, которая с Эдит на кухне колдовала над орехово-шоколадными пастилками, Сэм и Джейд отправились на концерт.

Сэм задержался в раздевалке, а Джейд тем временем обозревала гулявшую по фойе элегантную сверкающую толпу. Женщины в этом сезоне словно с цепи сорвались. Джейд не могла припомнить, где и когда ей приходилось видеть столько бисерной вышивки, мехов и ювелирных изделий в одном помещении.

Джейд медленно прошлась по залу, остановившись у огромной сверкающей огнями рождественской елки, украшенной мишурой, золотистыми и серебряными шариками. Вдруг совсем рядом у елки она увидела Филиппу Хэмилтон Гэллахер, облаченную в такое сияюще-серебристое платье, которое делало ее похожей на елочную игрушку.

Выражение ее лица как нельзя лучше соответствовало зиме. Когда она повернулась к мужу, Рорку, ее лицо исказилось гримасой раздражения и неприязни. Как она была сейчас непохожа на красавицу Филиппу, знакомую всем по фотографиям в журналах.

– Я не понимаю, – громко негодующе заговорила она. – Не понимаю, если прежде ты сотрудничал с моим отцом, почему ты отверг такое великодушное предложение.

– Я уже объяснял тебе, – отвечал Рорк с плохо скрываемой досадой. – Если бы я подписал это двухстороннее соглашение с твоим отцом, я лишился бы подряда на строительство нового здания федерального суда – Но какого черта тебе надо непременно проектировать этот дурацкий суд?!

– Я еще никогда не занимался проектом здания суда.

Филиппа сердито встряхнула своей белокурой головкой.

– Ты и общественный сортир еще никогда не строил. Наверное, это и станет твоей следующей работой? – ядовито сказала она.

– Что же, если у меня появится оригинальная идея, это будет небезынтересно.

– Ты, как всегда, совершенно невыносим!

Если бы взглядом могли убивать, Рорк был бы сражен наповал, машинально подумала Джейд.

Филиппа, пробормотав сквозь зубы злобное ругательство, крутанулась на своих тончайших серебряных шпильках и удалилась. Протяжно, устало вздохнув, Рорк последовал за ней. Джейд все еще смотрела им вслед, когда услышала над ухом звучный низкий голос:

– Шампанское для королевы бала! – объявил Сэм, но тут улыбка слетела с его лица. – Джейд? Что с тобой? Все в порядке?

– Конечно! – она отогнала прочь мучительное, щемящее чувство сожаления и подарила Сэму ослепительную улыбку. – Я просто задумалась.

– Должно быть, о чем-то крайне неприятном.

Он внимательно смотрел на нее своим проницательным взглядом, от которого ничто не могло укрыться. Стараясь избежать этого, Джейд нарочито спокойно глотнула шампанского, которое принес Сэм. – Ну не чудо ли эта елка? – с напускным восторгом воскликнула она.

Сэм сжал ее запястье.

– Джейд?

Выручил звонок. Джейд чуть не застонала от облегчения, услышав отчетливую трель, возвещающую, что пора занимать места в зрительном зале.

– Пойдем, пожалуй.

Пальцы Сэма сильнее обхватили ее руку.

– Мы не в Нью-Йорке, Джейд. Здесь люди вольны распоряжаться своим временем как угодно.

В этом он был прав. За исключением группки сухоньких седовласых леди в лисьих палантинах и фамильных драгоценностях, никто не двинулся из фойе.

– Прошу прощения, – поставив свой бокал, сказала Джейд, – но ты знаешь, что я жутко пунктуальная особа.

По огорченному виду Сэма она догадывалась, что ее усилия уйти от ответа не остались незамеченными; просто Сэм не хотел портить вечер расспросами.

– Твое слово – закон, Джейд, – лишь сказал он и, приобняв свою даму за талию, увлек ее к лестнице, ведущей в их ложу.

Музыка была бесподобна, но бессмертный Гайдн не тронул сердце Джейд. Как ни старалась, она все думала и думала о Рорке, о Греции, о той чудесной неделе любви, что подарила им судьба. И уже в который раз она твердила себе, что уже затянулась в душе рана от страшного открытия: Рорк – ее сводный брат.

Еще совсем недавно ей казалось, что нисколько ее не мучает женитьба Рорка на Филиппе Хэмилтон. Но сейчас, сидя рядом с Сэмом, вслушиваясь в волшебное многоголосие хора, Джейд осознала, что обманывала себя. Рана не зажила, боль не отпускала, сердце щемило сильнее, чем она того ожидала.

На следующий день неимоверным усилием воли Джейд заставила себя отринуть все мысли о Рорке и его супруге.

Сэм, заявив, что уже много лет не имел никаких дел с Санта Клаусом, пригласил Джейд и Эми встретить Рождество в его доме на Пасифик Хейтс. Эдит уехала к родным в Сиэтл.

В парадной гостиной дома Сазерленда воцарилась огромная пирамидальная серебристо-голубая елка. На полу, среди ее пушистых нижних лап Сэм навалил целую гору подарков в ярких нарядных коробках и свертках.

Эми по-турецки восседала перед камином на несколько поблекшем абиссинском ковре и поедала сладкие «плоды» многочасовых усилий повара из дома Сазерленда, Джейд вслух читала рождественские истории Дилана Томаса. Сэм для Эми дублировал ее повествование безукоризненной пальцево-губной речью. Сочные витиеватые слова переплетались, сливались, текли изысканной вязью, почти физически заполняя атмосферу дома сказочной музыкой языка.

Да это чудо! Чудо, вдруг подумала Джейд, и какую же глупость она вчера совершила, позволив себе затосковать. Жизнь полна стольких радостей, пронизана такой любовью, что ничто не должно омрачать ее дни.

В рождественское утро в гостиную будто торнадо ворвался.

– Такой маленький торнадо с голубыми глазами, – усмехнулся Сэм, оглядывая ворох распотрошенных коробочек, свертков, пакетов. В комнате, казалось, прошел снег – но из ярких клочков оберточной бумаги. – Или торнадо, или войско гуннов побывало тут.

Эми в новой пижамке, которую еще накануне подарил ей Сэм, самозабвенно возилась с одной из трех новых кукол, принесенных Санта Клаусом. Именно эта кукла по индивидуальному заказу Сэма была вручную сделана в Германии. У куколки было личико самой Эми, одета она была в красное бархатное платьице с белой кружевной отделкой, точь-в-точь такое, как надевала в рождественский вечер ее новая хозяйка, Эми. Сэм и Джейд заранее отыскали мастера, согласившегося за соответствующую плату сшить для девочки платье, до мелочей повторяющее кукольный наряд.