Пятьдесят оттенков хаки (СИ)

Маша, чуть подумав, уточнила:

– А ты ничего не путаешь? Он не генерал?

– Он в форме – при погонах, а я до трех считать пока не разучился. А что, ты и его знаешь?

– Надо думать, да. Вот только тот уезжал за генеральскими погонами. Впрочем, частью командовал только один Серебров. В третий раз меня ссылали именно к нему.

– Диссидентка ты наша! – хохотнул Никита. – Этот хоть не обижал?

– Даже не замечал. А вот жену нашего друга умыкнул. Красавицу!

– Стопудово не он, – со знанием дела возразил оператор. – На того, что внизу, красавица не польстится!

– Много ты понимаешь в армейской жизни, – усмехнулась Маша и кивнула на закипевший чайник. – Как насчет чашечки?

– Лучше рюмочку, – иронично отказался приятель. – Моя программа более содержательная, – он погремел бутылками и подмигнул. – До завтра! Успехов вам, госпожа писательница!

Маша проводила коллегу до двери и села за компьютер.

…Войсковую часть Сереброва в народе именовали «Выселки». Конечная остановка мотовоза была именно здесь.

Вячеслав Серебров, некрасивый, высокий, до безобразия худой полковник слегка за сорок, с вихрастой головой и седыми висками, говорил в своем кабинете с начальником штаба на повышенных тонах.

– Говорков, вы с Солоповым меня достали! Он только что меня равнодушием и душевной черствостью попрекал. Теперь вот ты заладил об упадничестве. А я, между тем, по итогам полугодия отмечен как лучший командир и награжден вот этими именными часами, – он дернул манжет рубашки с такой силой, что отлетела пуговица.

– Можешь и не показывать, – отмахнулся заместитель. – Видел твои часы сотню раз. Только ни для кого не секрет, что получил ты их по инерции, за былые заслуги и высокий уровень приема гостей, – он говорил подчеркнуто спокойно, но волнение выдавали постукивающие по столу пальцы. – Не спорю, еще недавно ты был хорошим командиром. И не зря в часть привозили все проверки – она тогда была лучшей. Благодаря чему, заметь, ты завел прочные связи в среде проверяющих, за что, в конце концов, и получил перевод с повышением. А сегодня, Слава, тебя занесло. Одним словом, – перегорел. Для армии, для дела ты теперь – ноль. Вот в чем фокус. Понимаешь? – Говорков резко встал и направился к выходу.

– Ты мне просто завидуешь! – с обидой упрекнул Вячеслав.

– Чему? – сочувственно улыбнулся Павел. – Я ведь сам без пяти минут командир. Ты же первый меня на это место рекомендовал, – он подошел к Сереброву и внимательно посмотрел ему в глаза. – А вот правду тебе кроме меня мало кто скажет. Послушай на прощание добрый совет. Всего один. Вдруг пригодится. Загляни внутрь себя, Слава, и поинтересуйся, на что ты способен. И способен ли вообще? Может, стоит подумать, как жить дальше? Только уже без армии, – он быстро вышел, но заглянул снова и порекомендовал: – И завязывай со спиртным. А то будет поздно.

Серебров беззвучно выругался, в волнении достал сигареты, долго не мог справиться с зажигалкой, наконец, высек дрожащими пальцами огонь, но закурить не успел. Вместе со стуком в кабинет заглянул взъерошенный капитан.

– Зайди позже! – нервно отмахнулся полковник, затянулся и подошел к сейфу, открыв верхнюю дверцу.

Оглянувшись, он на всякий случай заслонил собой проем и в задумчивости стал рассматривать содержимое. На переднем плане красовалась трехлитровая банка спирта, наполненная менее чем наполовину. Вячеслав постучал по ней пальцем и достал из выдвижного ящика стола граненый стакан, но, помятуя упрек Говоркова, нервно сплюнул и наливать не стал. Нехотя пролистнул какие-то бумаги, вздохнул и запер сейф. За его спиной раздался телефонный звонок. Серебров вздрогнул и потянулся к старенькому аппарату. «Слушаю! Кто? Привет, Виктор. Так. Понял. Буду. Во сколько? Хорошо». Швырнув трубку на рычаг, командир сел и замер в позе мыслителя, какое-то время бесцельно глядя перед собой. Из прострации его вывел все тот же взлохмаченный капитан.

– Суров, ну что тебе? – устало уточнил полковник. – Входи.

Тот робко переступил порог и замер.

– Садись, что дверь-то подпирать, – предложил командир.

– Спасибо, товарищ полковник, лучше постою. Я по поводу перевода в НИИ, – волнуясь, капитан покраснел.

– Сядь, не маячь! – рявкнул Вячеслав.

– Товарищ полковник, вы можете меня выслушать? – от напряжения офицер стал заикаться. – Я окончательно решил заниматься наукой и снова написал рапорт. Вы не имеете права препятствовать мне в этом. Конечно, вы и дальше можете отчитывать меня перед строем, доказывая, что я должен читать только Устав…

– Хватит! – оборвал его Серебров и резко встал.

Молодой человек растерянно заморгал, на всякий случай спрятал рапорт за спину, но не дрогнул. Полковник подошел к нему вплотную, посмотрел прямо в глаза и выдержал паузу:

– Думаешь, вот здесь, – для убедительности он постучал в область сердца, – только приказы и инструкции? Нет! У тебя еще вся жизнь впереди, ты ничему еще толком не научился… – он закашлялся.

– Товарищ полковник…

– Не перебивай! – повысил голос командир. – Без году неделю прослужил и думаешь, созрел для науки? Что нового ты можешь ей предложить, Ломоносов! У тебя опыта – кот наплакал. Кто ты для армии? Ноль! – он хотел привести еще несколько доводов, но, вероятно, вспомнил недавний разговор с Говорковым, устало опустился на стул, потер виски и протянул руку. – Давай свой рапорт!

– Если снова порвете, я все равно напишу новый!

– Да подпишу я! – заорал Серебров. – Давай, пока не передумал!

Капитан, не веря удаче, протянул лист. Серебров взял ручку и неразборчиво вывел: «Начальнику штаба – оформить документы».

– А теперь – вон! – он швырнул рапорт Сурову и потребовал: – И чтобы духу твоего в части не было, ученый… твою мать!

Офицер пулей выскочил за дверь, столкнувшись с Говорковым.

– Воюешь? – заглянув к командиру, холодно уточнил зам и, не входя, доложил: – Я в город, на совещание. По утренней телефонограмме.

– Да пошел ты… – полковник так и не успел уточнить направление.

Начальник штаба хлопнул дверью с такой силой, что задребезжали стекла, и с потолка посыпалась штукатурка.

За полчаса до отправления мотовоза из части штаб превращался в бурлящий муравейник. Потом вдруг как-то разом оживление сменялось затишьем и, словно по мановению волшебной палочки, в опустевшем здании устанавливалась пронзительная тишина.

Серебров закурил и прислушался к скрипу вековой ели за окном. Словно в полусне, не шевелясь, он какое-то время сидел в уголке дивана-развалюхи, затем надел шинель и вышел на крыльцо, жестом приказав дежурному оставаться на месте.

Ожидая командира, водитель дремал прямо на баранке старенького автомобиля. Вячеслав в раздумье постоял минуту в свете одинокого фонаря, докурил сигарету, нервно затушил окурок о видавшие виды перила, швырнул его метким движением в ведро для мусора и, свернув за угол, шагнул в темноту. «Тысячу раз прав этот чертов Солопов, – подумал полковник, прислушиваясь к тягучему вою сосны. – Они все сами по себе, я – в стороне. Над ними, а не с ними. Перегорел, – он сплюнул и снова потянулся за сигаретой. – Для меня они просто личный состав. А ну и что? Никто и не обязан считать всех своей семьей. Каждый выживает, как может».

В темноте он с трудом вычислил окна своего кабинета и осмотрелся. Где же эта вечная страдалица? Ветер качнул кроны деревьев, и рядом с ним раздался протяжный тихий скрежет. Огромное дерево раскачивалось в такт с воздушными порывами. «Так ты поешь? – удивился Вячеслав, похлопав сосну по стволу. – Вот оно как. Тебе, наверное, хорошо, – он горько вздохнул. – А мне вот, брат, хреново! Признаться, я думал и тебе тоже, потому, мол, и стонешь, – негромко произнес он вслух и сам удивился, что говорит с деревом. – Тьфу ты, напасть какая!» Он тряхнул головой, фуражка слетела и откатилась в сторону. Рядом что-то зашуршало. Серебров неприятно поежился. «Ни зги не видно, надо осветить площадку вокруг штаба», – подумал он и стал чиркать зажигалкой. Сильный порыв ветра загасил огонек. Командир выругался и огляделся в темноте. Из травы доносился жалобный писк. «Ты кто? – Серебров снова щелкнул зажигалкой и увидел трущегося о его сапоги котенка. – Только тебя здесь и не хватало, – он поднял горемыку и посмотрел ему под хвост. – Вроде, пацан. Погодь, брат, шуметь!»