Грязные связи (ЛП)

— Ты украл мою работу, Логан. Ты снял на камеры наш секс и отдал запись моему свекру.

Ее тон был таким мягким и ритмичным, как и ее прикосновение, но вес ее слов свалился на мое горло, перекрыв доступ к воздуху.

Она опустила руку на бедро.

— И если ты не заметил мою реакцию в офисе, я ненавижу Трента всеми фибрами души. Тот факт, что он из всех людей, увидел это видео…

Я резко встал на ноги и зашагал к окну, сосредоточив взгляд на стеклянном и бетоном мегаполисе под нами.

— Я буду жалеть об этом до последнего дня своей жизни.

Что случится не так уж и нескоро, если я поддамся на эту безумную идею рассказать ей все свои секреты.

Мое предательство, ее брак, моя месть, — все это вместе давило на мои плечи и роилось вокруг меня. Мое тело зудело от этого, разум барахтался в оковах нашей ситуации, ища спрятанные решения и слабые места.

Я повернулся к ней лицом.

— Ты любишь своего мужа?

— Да.

Ее мгновенный и решительный ответ почти подогнул мои колени. Чего я ожидал? Что мое искаженное признание изменит зов ее сердца? Это не имело никакого значения. Она могла сидеть здесь и наблюдать, как я страдаю. Я никуда не собирался.

— Этот подавленный взгляд снова вернулся.

Она встала и сократила пространство между нами.

Ее руки двинулись к лацканам моего пиджака, разглаживая складки. Она, казалось, нарочно пытала меня, скользнув пальцами к воротнику так близко от моего горла, что я смог почувствовать жар, исходящий от них, и то, как они отдалились от моей кожи, не касаясь ее.

Она опустила руки по бокам.

— Есть разные виды любви, Логан.

Эта маленькая, неожиданная поправка позволила мне проглотить болезненный узел в моем горле.

— Ладно, — я выровнял голос. — Например?

Она подступила к окну и приложила руку к стеклу, уставившись на восход солнца.

— Есть любовь, от которой летят искры, и которая разливается, будто лава вулкана. Знаешь, мгновенно воспламеняющийся взрывной секс, который тухнет, не успев разгореться? — она устремила на меня острый взгляд и снова отвернулась к окну: — Некоторые говорят, что это вовсе не любовь.

Я сглотнул.

— Это похоть. Желание.

Она думала, именно это было между нами? Нахер это. Воспламеняющая интрижка не была тем, за что я боролся.

Ее выдох громом прозвучал в тишине, спустившейся на нас.

— Желание — это форма любви, хоть и мимолетная. Ты чувствуешь его в один момент, и блядь, когда оно уходит, ты чувствуешь пустоту, — она вдохнула, затем выдохнула: — Это самая слабая форма любви.

Она не стояла бы, поддаваясь на угрозу Трента, если бы ее любовь к мужу была слабой. Понимание этого сжало мое горло, но я оттолкнул его и вцепился в осознание того, что у них с Колином не было взрывного секса.

— Ты любишь его не так.

Она прыснула со смеху.

— Нет.

Солнечный свет отразился на ее профиле, когда она опустила взгляд на ноги. Ее темные ресницы почти касались щеки.

— Потом есть прочная, надежная любовь. Твердая основа, которая выдержит время и закалку. Та, которую ты защитишь ценой своей жизни.

Строгие очертания ее губ сказали мне больше, чем ее слова. Так она любила его, и я не знал, что с этим делать.

Прядь волос упала на ее щеку, закрывая выражение ее лица. Я прислонился плечом к стеклу, глядя на нее, и заправил золотистую прядь за ухо.

Она закрыла глаза и прижалась бровью к стеклу.

— Самая сильная любовь начинается с конфликта. Это неуловимое путешествие, наполненное самоотдачей, борьбой и желанием делиться, но попытка — решительная, и выливается в нечто, что поглощает сердце настолько, что больно от одной мысли об этом, — ее грудь вздымается и опускается с затиханием голоса: — Сплетение двух тел на духовном уровне, где нет места пустоте.

Ее желание было прекрасным и едким, таким, которое я прочувствовал с каждым болезненным ударом своего сердца. Оно наполнило меня одержимостью стать мужчиной, который даст ей это счастье.

Ее взгляд задержался на мне. Краска поднималась по ее лицу, смущенная улыбка коснулась ее губ.

Она пожала плечами.

— Ты сам спросил.

Мы уставились друг на друга в немом моменте. Никаких слов или прикосновений, но атмосфера звенела от всех роившихся вопросов без ответов.

Сумка на полу содержала доказательство того, что мои намерения были чисты и очень личные. Настало время показать ей все, что я дал ее родителям, и ее реакция продиктует мне правила, по которым мне стоит продолжать.

Но сначала мне были нужны некоторые ответы.

— Что ты делаешь с информацией, которую тебе пересылает Хэл Пинкертон?

Ее дыхание ускорилось и напряжение заставило сменить позу.

— Что?

— Ты пользовалась планом подпольных гонок. Что еще ты делаешь с ним?

Она сжала челюсти.

— Откуда ты об этом знаешь?

— Я знаю многие вещи о грязных связях Тренчент. Отвечай на вопрос, и я скажу тебе.

 Она прижала кулаки к бедрам.

— Очевидно, что я не докладываю об этом в газеты, и не сообщаю копам. Мне просто нравится смотреть.

Часть меня верила в то, что она смотрела на меня.

— Почему Трент заходит под тем же логином, под которым Дженна получает файлы?

Ее глаза расширились в синие озера, и вид от этого расслабил мои плечи облегчением. Шок был не только настоящим, но и подтвердил мои подозрения. Кэси держали в неведении делишек Трента. По крайне мере, касательно подпольных гонок. Я сделал несколько шагов к своей сумке. Подняв ее, я указал Кэси на стул.

— Присядь.

Она уселась, наблюдая за мной с осторожностью. Я опустился в кресло напротив от нее и достал папку из сумки. Это было грубо, но я и не рвался подготовить ее. Я просто положил пакет ей на колени и изучил ее реакцию, задержав дыхание.

Когда она с изумлением прочла первую страницу, я понял, что Трент не поделился с ней причиной моего шантажа. Ее рука затряслась, когда она потянулась ко второй странице. Несколько страниц спустя кровь отхлынула от ее лица, грудь поднялась, и локти вжались в бока.

Мошенничество, вымогательство, запугивание, изнасилование, убийство. Бумаги, дрожащие в ее пальцах, были запятнаны кровью от преступлений ее семьи. Когда она листала их, я чувствовал боль, будто она была моей собственной. Я увидел, как она сжала кулак на животе и опустила плечи. Борясь с болезненным порывом успокоить ее, я сместился вперед и потянулся рукой к ее колену.

Кэси дернулась.

— Нет. Просто… — ее голос надломился. Она выставила перед собой ладонь, предупреждая меня не приближаться. — Не надо.

На протяжении этого мучительного отрезка времени, я видел маму, которая научила меня бороться с обидами детства. Которая летала на байке над фурами и чуть не погибла между двумя девятиметровыми зданиями. Которая умерла вместо зла, теперь вредившего Кэси.

Ее голос прорезался сквозь темную пелену воспоминаний.

— Этим ты шантажировал совет директоров?

У нее даже не было оранжевого конверта с конфиденциальной информацией, который я передал Тренту.

— По большей части, да.

Склонив голову, Кэси уставилась на папку на ее коленях.

— Но они отрицали это, не так ли?

Я не был удивлен надеждой в ее вопросе. Медленно я потянулся к ее лицу, и в этот раз она не отшатнулась. Я приподнял ее подбородок, чтобы встретиться с глазами.

— Они не могли. Вся правда — здесь.

Кэси отклонилась от моего прикосновения.

— Ты коп?

Я помотал головой.

Углубляясь назад в кресло, Кэси уставилась на восход. Ее ладонь дрожала возле брови, закрывая собой ее взгляд.

— Это личное для тебя.

Я не собирался рассказывать ей правду о своем шантаже, а собирался лишь показать ей доказательства, которые я предоставил ее семье, чтобы оценить ее реакцию. Но ничего касательно Кэси Бэскел никогда не шло по плану. Плюнув на логику, я доверял этой женщине.

— Это глубоко личное.

Ее красивое лицо исказилось страданием, ее рот колебался между болезненной улыбкой и страданием. Она была шокирована, напугана, загнана.