Грязные связи (ЛП)

Что-то изменилось в ее взгляде, зацепившись за что бы то ни было в моем.

— Я верю тебе. Как и тогда, когда ты дал мне свое слово в отеле, — ее губы превратились в тонкую линию. — Зачем ты здесь?

Господи, на ее лице сливались злость и боль, от чего мое сердце просто выворачивало наизнанку. Если она была невиновна, она заслуживала знать о том, что я планировал убить ее семью. Но если она поделится этим знанием, меня за это убьют. И ее тоже.

Я немного сместился назад в своем сидячем положении — нужно было прочистить голову от ее пьянящей близости и обдумать сказанное.

Она сгорбилась на спинке кресла, толкуя мою осторожность как отказ отвечать.

— Я получила твое резюме из отдела кадров. Оно настоящее? Массачусетский Технологический Институт с отличием? Физика, инженерия и бизнес-менеджмент?

— Ага.

Кэси уставилась на меня пронзающим взглядом. Несмотря на отсвечивание золота в глазах, ее зрачки расширились — безмолвный указатель запутанности ее мыслей.

Мне нужно было снова сфокусироваться на ней. Это заставляло меня нервничать — ее анализ моих мотивов и поиск правды. Я наклонился вперед.

— Что сказал твой муж? — Она моргнула, между бровей залегла складка. Я встал на колени перед креслом и облокотился на его ручки, загоняя ее в ловушку. — Он знает о нас?

Кэси выровнялась, обхватила руками согнутые колени, и притянула их к груди.

— Конечно, знает.

Чего-то не хватало. Она чего-то мне не договаривала.

— И?

— И ничего. Он знает, что меня подставили.

Почему этот ублюдок не выследил меня и не разбил мне лицо? Я стиснул зубы.

— Он знает, как сильно тебе это понравилось? Ты сказала ему, сколько оргазмов я подарил тебе?

Ее лицо превратилось в маску строгости, а глаза сузились.

Я был ублюдком, но, черт возьми, мне нужно было понять природу их отношений.

— Ты сказала ему, как я часами вылизывал твою ненасытную киску?

— Я сказала ему, что ты вылизывал ее с раздвоенным языком.

Она ухмыльнулась, но я не упустил изменение в ее дыхании, и то, как сжались пальцы на ее ногах.

Может, она ненавидела себя за то, что наслаждалась нашей ночью вместе и никогда не вспомнит о ней, как о чем-то приятном.

Но я знал — знал — она до сих пор хотела меня так же отчаянно, как и я хотел ее. Она сопротивлялась этому. Раны, которые я нанес ей, были еще слишком свежи.

Я мог возместить ущерб. Я бы возместил его.

Осторожно, так, чтобы не коснуться ее, я наклонился над ее согнутым телом, оставаясь грудью лишь в миллиметрах от ее колен.

— Я понимаю, что ты в ярости, но ты, как и я, знаешь, что нет ничего горячее или интенсивнее, чем то, как мы трахались той ночью.

Ее голова склонилась на бок.

— Ты самый настоящий хер.

Боже, я хотел поцеловать этот порочный рот.

— Но твоей промокшей влажной киске я понравился.

Ее глаза вспыхнули, и это дало мне знать, что сказать такое было самой худшей вещью на земле.

Блядь. Я шел по неправильному пути. Наша связь была не на физическом уровне. Был эмоциональный поток, парящая энергия, которая собиралась в точке, которую разум не в силах объять.

Мне нужно было перестать думать членом и сделать смелую вещь. Мне нужно было открыться ей. Дать ей хорошенько осмотреться. Может, я тоже что-то выучу, потому что сейчас я мог положиться только на интуицию и твердость характера, оба принадлежащие неандертальцу.

Я вторгся в ее пространство. Мои глаза и лицо предоставлены для ее изучения, и я придал своему голосу всю искренность, на которую способен:

— Это было по-настоящему, Кэси. Я выключил камеры до того, как мы сняли одежду, и все, что случилось после, было лишь у нас с тобой. Никакого обмана.

— Пошел на хер, — яд в ее голосе прорезался сквозь напряжение — противоречие с мягкостью ее рта и пеленой влаги в глазах.

Я действительно все запутывал. Я не знал, как говорить о том, чего я не понимал. Но мое тело знало. Меня сотрясло от желания выволочь ее на пол, распластать подо мной и показать ей, как на самом деле я себя чувствовал.

Используй слова, ты, тупорылая задница.

Я продолжительно вдохнул.

— Я не знаю, что мне сейчас сказать, зная, что ты замужем, и зная, что у меня нет ни единого шанса на земле, — я засунул это несчастное понимание в маленький уголок, где он не мог отвлечь меня. — Но, черт возьми, Кэси, если бы ты не была замужем, я бы боролся за тебя, — я потер лицо руками, и почувствовал, как челюсть напрягается под ладонями. — Нахуй все это. Я все равно буду бороться за тебя.

Глаза сказочного синего цвета изучали меня со строгостью, которая говорила мне, что она слушала, а это, в свою очередь, обнадеживало тем, что она мне верила.

— Ты начал бороться против меня. Как, мать твою, ты собираешься бороться заменя?

Я не привык красть жен у чужих мужчин. Я бы не стал бороться с Колином, если бы она любила его. И что теперь? За что мне бороться?

Ища ее глаза, я посмотрел сквозь уверенный блеск на поверхности и углубился в жидкую синеву. Кэси уставилась на меня в ответ, казалась довольной, позволив мне изучать ее. Я потерял счет времени, терпение и часть своей души от безмолвной интимности этого взгляда. Когда ее рука шевельнулась, заклинание спало.

Легкое прикосновение ее руки к моей щеке успокоило мое дыхание. Сердце остановилось. Ладони вспотели. И там, в самых глубоких пучинах ее глаз в тепле ее руки на моем лице, я нашел то, что искал.

Оно было там все это время, когда она пялилась на меня в лифте, тянулась ко мне, чтобы удержать баланс, обвиваясь вокруг меня в отельной комнате, и сейчас, когда просто прикасалась к моему лицу. Ее одинокость проникала в каждую клеточку моего тела и заставляла желать вещи, которые никакого отношения к бизнесу не имели.

Я убрал свою руку с подлокотника и переместил за ее затылок.

— Я собираюсь бороться за твое прощение, — я уперся грудью в ее согнутые колени, прижимая их между нашими телами: — И я буду бороться за твое счастье.

Изумление промелькнуло в месте заключения одиночества в ее глазах, и грустная улыбка зародилась в уголке ее рта. Кэси убрала руку от моего лица и опустила ноги возле моих колен.

— Почему?

Мой пульс дико грохотал, когда я сдвинул ее бедра вместе, и опустился на них головой.

— Я не знаю, как сказать тебе. Я могу лишь сказать, как я это чувствую, — я схватил ее запястье и повернул ладонью к моему лицу, удерживая руку там.

Она сопротивлялась в моей хватке, но я отказался отпустить ее, когда внезапная отчаянная нужда в том, чтобы она поняла меня, заставила меня открыть рот.

— Это — настоящее. Настолько настоящее, что я чувствую это везде, будто миллион мелких вибраций под кожей. Эти…это желание защитить тебя...

Воздух врывался и вырывался из легких, а голос стал грубее от запутанной, не утаенной правды.

— Это бешеная нужда внутри меня, которая тянет к тебе, вызывает желание наблюдать за тобой, исправить боль, которая поселилась в твоих глазах из-за меня. Блядь, я не знаю, что это, но я чувствую это сейчас. Оно крутит мною — крутится вокруг тебя — и сбивает меня с гребанного пути.

Говоря об откровениях… Сентиментальность, слетевшая с моего языка, напугала меня до чертиков. Что она должна подумать? Я звучал, как жалкий актеришка.

Соль шутки была в том, что эти чувства не были новыми. Я похоронил их девять месяцев назад, притворяясь, что серебристый Дукатти на финишной линии был не той причиной, по которой я гонял быстрее и жестче, чтобы добраться до нее. Но я не мог сказать ей этого.

Ее пальцы, теперь расслабленные в моей хватке, погладили чувствительное место под моим ухом — движение, которое на подсознательном уровне заставило меня вдохнуть глубоко и счастливо. Что только прибавило мне смятения.

Я опустил лоб на ее бедро и проговорил в ее коленку под гулкий стук моего сердца:

— Я не могу не бороться за тебя.

Кэси пропустила пальцы сквозь мои волосы, мягко скользя за моим ухом.