Безмолвные воды (ЛП)

Лица всех присутствующих вытянулись, и Шерил улыбнулась.

— Эй, бросьте сейчас же! Никаких печальных лиц. Знаете, что я всегда говорю? Когда жизнь подсовывает тебе лимон, найди водку! — она потянулась к моей руке и сжала ее. — А еще найди семью.

Мама поерзала на своем стуле и посмотрела на папу печальными глазами. Они о чем-то договорились без слов, и мама сказала:

— Девочки, теперь, когда вы обе здесь, я думаю, что настал удобный момент нам с папой сообщить вам некоторые новости.

Я выпрямилась, и Шерил тоже.

— Что произошло? — спросила она.

— Мы с вашей мамой… мы… — папа с трудом сглотнул и улыбнулся. — Мы расстаемся.

Что?

Нет.

— О чем ты говоришь? — спросила Шерил с совершенно ошарашенным видом. Она нервно засмеялась. — Да ладно. Вы не можете расстаться. Это какой-то абсурд.

— Ну, на самом деле, это произошло давно, — пояснила мама дрожащим голосом. — А теперь, когда Мэгги смогла наконец-то выйти из дома… мы подумали, что время пришло.

— На самом деле, так будет лучше. Для всех нас, — соврал папа сквозь зубы.

Я знала, что он лжет. Ведь если бы он говорил правду, его глаза не были бы такими печальными.

После обеда Шерил пришла в мою комнату. Я лежала на кровати и слушала музыку со своего телефона. Она легла рядом и вытащила у меня один наушник, чтобы тоже послушать.

— Мне двадцать семь лет, но почему-то хочется снова стать озлобленным на весь мир подростком, спрятаться в шкафу и бесконечно крутить альбом Эшли Симпсон «Автобиография». А все потому, что мои родители разводятся.

Мне двадцать восемь, и я чувствую то же самое.

— Как Брукс? — спросила она, поворачивая ко мне голову.

Я пожала плечами.

Он сказал, что ему нужно личное пространство, чтобы побыть одному.

Она кивнула.

— Я понимаю. Когда ты просила его о том же, он выполнил твою просьбу… поэтому я понимаю. Ты чувствуешь себя обязанной сделать то же самое для него.

Мы продолжили слушать музыку, и Шерил усмехнулась.

— Помнишь, когда мы были детьми, я сказала тебе: «Я не понимаю, что делаю со своей жизнью» или что-то в этом роде? — она захихикала. — Прошло десять лет, а эта фраза все еще актуальна.

Хотя подобные размышления должны были бы наводить тоску, мы не могли перестать смеяться. Иногда все, что нужно человеку для успокоения от тревожных мыслей, это любимая сестра и немного смеха. Через несколько секунд наши головы уже покачивались в такт музыке под песню «Кусочки меня» Эшли Симпсон. Мы прослушали ее альбом несколько раз, пока мысленно переносились в детство. И каждый раз под песню «Ла-Ла» мы спрыгивали с кровати и танцевали друг с другом.

Хоть я и испытывала гордость за Шерил, исколесившую полмира, но, врать не буду, была счастлива ее возвращению домой.

***

Несмотря на то, что Брукс попросил дать ему возможность побыть одному, я должна была напоминать ему, что он не одинок, — так же, как он сам всегда напоминал об этом мне. Каждое утро я отправляла ему текстовое сообщение.

Мэгги: Ты сегодня в порядке, Брукс Тайлер?

Брукс: Я в порядке, Мэгги Мэй.

И каждый вечер тоже.

Мэгги: Ты в порядке, Брукс Тайлер?

Брукс: Я в порядке, Мэгги Мэй.

И хотя этого было недостаточно, чтобы я перестала волноваться, но хватало для того, чтобы временами помочь мне заснуть.

Глава 33

Брукс

Месса — крохотный городишко. Большую часть его территории занимало озеро. В самом городе не было ничего, кроме продуктового магазина, средней школы, бензоколонки и библиотеки, выстроившихся в ряд на берегу. Самым приятным было то, что все это располагалось на противоположном берегу от коттеджа миссис Бун. Это помогало мне чувствовать себя здесь в полном одиночестве. В город я ездил только за продуктами и сразу же возвращался в коттедж.

Единственное место, которое я счел достойным посещения, это бар на самой окраине Мессы. Точнее, маленькая забегаловка. Мало кто знал о ее существовании, что делало это место идеальным для меня. За его тихими стенами прятались виски, боль и одиночество.

Я, не переставая, читал о себе на форумах в интернете. Не переставая смотрел, как фанаты отворачиваются от меня, называя наркоманом и продажным лжецом. Они верили во всю ложь, которой пичкали их таблоиды, и отказывались от меня, словно это не я отдавал им всего себя без остатка последние десять лет. Как будто я заслуживал всего того негатива, которым поливала меня пресса.

Я знал, что должен перестать читать это, но не мог выпустить из рук телефон и виски. Комментарии тех, кто когда-то уверял меня в своей любви, ранили сильнее, чем можно было себе представить.

Просто замените наркомана! Давно нужно было это сделать.

Мой брат умер от алкогольной зависимости. Тот факт, что Брукс настолько безответственный, вызывает беспокойство. Надеюсь, он обратится за помощью в реабилитационный центр.

Он позорит музыку. Миллионы людей готовы убить за такую жизнь, как у него, а он просто бездарно прожигает ее.

Сраная знаменитость. Очередной пример того, как звездная болезнь лишает мозгов.

Это, кажется, уже пятая его попытка вылечиться. Может, пришло время признать, что ничего не изменится?

Он не доживет до тридцати лет, как и остальные «великие» покойники-наркоманы.

Слова начали врезаться в мое сознание, и я потянулся, чтобы долить себе виски. Были там и комментарии в мою поддержку, но почему-то они ощущались лживыми. Почему негативные отзывы незнакомых мне людей больше всего причиняют боль?

— Думаю, тебе достаточно, — сказал бармен уверенно, но с оттенком вежливости в голосе, и отодвинул от меня бутылку так, чтобы я не смог до нее дотянуться. У него были густые седые усы, кишащие секретами, ложью и крошками от чипсов. Когда он разговаривал, эти усы подпрыгивали над верхней губой, а слова выходили из левого уголка рта. Длинные волнистые волосы были завязаны в пучок на затылке. Старик с пучком. Мужику было, наверное, лет семьдесят, но он почему-то производил впечатление крутого, спокойного и невозмутимого, не прилагая к этому никаких усилий.

Полная противоположность мне.

Каждое утро и каждый вечер я лгал Мэгги, отвечая на ее сообщения.

Закрыв глаза, я изо всех сил пытался вспомнить имя бармена — пока я напивался здесь, он называл мне его раз десять.

Курт. Рифмуется со словом «боль». (Примеч.: Kurt — Hurt — боль).

В последнее время Курт был моим самым близким другом. Помню, как впервые встретился с ним, заглянув в его бар. Это было пару недель назад. Эти две недели я чувствовал себя в полном дерьме. Когда мы познакомились, я сидел в угловой кабинке пустого бара, сгорбившись и опустив голову на скрещенные руки, пытаясь остановить поток воспоминаний. В тот вечер он не задавал мне вопросов, а просто принес бутылку виски и стакан льда — как и во все последующие вечера.

— Еще один, — промямлил я, но он нахмурился и покачал головой.

— Еще один завтра, приятель. Разве тебе не пора возвращаться домой?

— Домой? — раздраженно фыркнул я и потянулся за бутылкой, которую он у меня забрал. Я посмотрел в его голубые глаза и почувствовал тяжесть на сердце. Домой. — Пожалуйста, — умоляющим голосом попросил я. Господи, я умолял его дать мне выпить. Какое же я ничтожество. — Пожалуйста, Курт.

— Берт, — поправил он меня с улыбкой.

Проклятье.

Курт рифмуется со словом «боль», а «боль» рифмуется с именем Берт — это и есть его имя.

— Я так и сказал.

— Нет, ты сказал не так. Наверное, просто подумал.

— Да, я имел в виду Берт. Берт. Берт, — сколько раз мне нужно повторить его имя, прежде чем снова забыть?

Он сел напротив меня и подкрутил кончики усов.

— Что ты хочешь забыть, напиваясь?