Уравнение с четырьмя неизвестными (СИ)

— И кой хрен дернул тебя ей сказать?

— Так получилось. Я не хотел. Я просто… я правда… не знаю. Так получилось.

— Ну, а почему ты думаешь, что она любит музыканта?

— Она меня не захотела.

— Ну ты и дебил! Ну не захотела, что ж теперь, стреляться? Ты даже ответить ей не дал! Может, она тебе ответила бы что-нибудь? Ну, ты дебил! Дебил, сто процентов!

— А то я не знаю.

— Можешь не надевать костюм и не нанимать лимузин, но поговорить с ней ты должен, слышь? Это твой последний шанс, друг.

Я отхлебнул из бутылки и выдохнул:

— Не сегодня. Я сейчас напьюсь и усну. Сегодня я не готов. Езжай, Вась. Я хочу побыть один.

Васька похлопал меня по колену:

— Держись, брат. Если я смогу помочь – ты знаешь, как меня найти. Я поеду, правда. Может, ты сам разберешься, ты же не девочка. Пока!

И уехал. Я остался один. Я и водка. Еще немного и они исчезнут – водка в желудке, а Ника… Ника…

Восемь лет назад я уже страдал. Я не мог понять, что я делаю не так. Почему женщина, которую я люблю, с которой у нас все было хорошо и приятно, которая говорила мне эти сакраментальные слова про «я люблю тебя», которая стала для меня всем… почему она вдруг изменилась в одну секунду? Почему она смотрит на меня холодными глазами и говорит логичные, но совершенно ужасные, по сути, вещи? За что? Я страдал. Я думал, это больно. Что я знал о боли?

Я свернулся калачиком на кровати, обнял бутылку и попытался отключиться. Вместо отключки я только глубже погрузился в боль.

На этот раз боль другая и самое ужасное, что в ней никто не виноват. Ника… Она ведь ничего мне не обещала, я сам придумал иллюзию и сам же разбил голову о собственные воздушные замки. Она не любит меня и никогда не полюбит, сколь хитроумным я бы не был, сколько времени я бы не потратил на дружбу, поддержку, пиво, мелкие презенты, страстный секс. Она не любит меня, и даже не хочет больше. Весь ее мир, мир, частью которого я так хотел быть, и в который я проскользнул, как мне казалось, вертится вокруг совсем другого человека. Она ничего не сказала мне, не отказала, не объяснила, даже не признала, что любит музыканта. Наоборот, она всеми силами пыталась сказать обратное. Но я видел, видел, как сверкают молнии в ее глазах, чувствовал, как механически отвечает она на мой поцелуй, как кожа ее покрывается мурашками, не от моих прикосновений, а от холода. Она не хочет и не любит меня. Это совершенно ясно, глупо было пытаться. Глупо было открывать свой рот и трепать ей… Я не герой. Не музыкант, не поэт, не художница с криминальным фоном. Я просто кодер из соседнего кубикла. Кто выбрал бы меня? Кто угодно, но не Ника. Не Ника, актриса и ведьма. Не Ника.

Я столько времени потерял зря, не видя дальше собственного носа. Я мог бы ухаживать за ней весь прошедший год. Я мог бы убрать музыканта и извращенку, сразу, как только они нарисовались. Я мог бы быть с ней, если бы… если бы…

Я ничего о ней не знал. И до сих пор не знаю. Ничего, кроме того простого факта, что она любит не меня. Я не знаю даже, почему она так маниакально отказывается признавать это. Я не знаю, чем она живет. Не знаю, как она моет волосы, как поливает цветы, как готовит суп, как гладит белье. Я знаю о ней так мало, что даже странно, как сильно люблю ее. И мне больно. Больно так, что невозможно терпеть.

Я снова выпил водки. Не помогало.

Я не тряпка, нет. Я пережил достаточно неприятностей и проблем, чтобы научиться поднимать голову и идти вперед. Я не пасую до последнего. Я привык бороться. Планы строить. Воплощать их в жизнь. Но теперь? Что мне делать теперь?

Убить музыканта? За что? За то, что он лучше? За то, что он узнал ее лучше меня и смог то, чего не смог я? За что? То-то же. Не за что его убивать. А сам он не отступится, нет. Ну и все. Я в жопе.

Поговорить с Никой? Лимузин, букет, кольцо? Как придумал Васька и как советовала Ба? И что в итоге? «Прости, Таир, но я не могу…»? Для чего трепыхаться, если итог известен?

Что же мне делать? Я знаю ответ. Мне нужно смириться и перетерпеть. Мне нужно освободиться. Как? Легко говорить, что мне нужно. Как это осуществить?

Мне было больно и плохо. Я выпил еще глоток.

Есть еще один вопрос. И вопрос этот — «почему?». Почему она не полюбила меня? Почему мне не удалось то, что удалось музыканту? Чем я хуже? Чем я плох? В чем моя ошибка?

Я думал об этом, и не мог придумать ответ. Я просто человек, обычный человек. Я влюбился. Я ухаживал. Я был прост и почти честен. И я проиграл. Может, это ответ? Я слишком прост? И недостаточно честен? Мне нужно было сказать ей сразу? Еще тогда, в больнице, когда она пришла ко мне? Сказать, что я готов лишиться головы за одну ее улыбку? За ее глаза, как это ни банально, в которых — весь мир? Сказать, что люблю ее? И может тогда у меня был бы шанс? Но не сейчас. Не теперь. Я люто завидую музыканту. И ничего не могу сделать. Я люблю ее, а она меня не любит. И даже игра, которую я затеял, даже план мой, согласно которому я должен был стать ее лучшим другом, ее самым близким человеком, вытеснить собой всех остальных, теперь накрылся тазом. Накрылся моим признанием в сортире. Больше она не впустит меня в свой мир, больше никогда.

Я вылакал остатки водки и швырнул бутылку. Зазвенело, разбиваясь, стекло.

Я сдохну так. Сдохну, закопавшись в это всё! Мне нужен воздух, движение, план, нужно что-то делать! Я вскочил и со всей дури лупанул кулаком в стену. Больно ужасно, выступила кровь на костяшках. Ничего не изменилось. Я зарычал от бессилия и сполз спиной по стене.

— Ника!!!! — заорал я. Ничего не изменилось.

Я закрыл голову руками и прошептал:

— Ника…

Реверс:

В телефоне Таира моргает лампочка: непросмотренное сообщение. В сообщении написано: «На окне спальни нарисован цветок. Все сработало. Теперь спросим Нику?»

Маргарита щедро посолила, помешала и убавила огонь. Кастрюлька уютно булькала, часы тикали, музыка тихонько мурлыкала. Лампочка иногда моргает – просаживается напряжение. Здесь такой район, вечные нелады то с газом, то со светом. Маргарита вынула из холодильника пару огурцов и положила в мойку. Она как раз собралась их помыть, когда услышала стрекот мотора на улице. Урчит мотор, скрипят открываясь ворота, стучат подошвы по крыльцу.

— Марго?! — зовет ее такой родной, такой знакомый каждой ноткой голос.

— Мяу? — интересуется большая рыжая кошка, лежащая на подоконнике.

— Моя девочка вернулась! — радуется Маргарита и обнимает кожаные плечи, зарывается носом в гриву светлых волос. Ее женщина вернулась. От нее пахнет какой-то химией и бензином, она улыбается совсем не своей, лишенной привычной властности и презрительности, теплой улыбкой. Это Ли. Ли вернулась домой.

— Иди сюда, иди скорее! Я готовлю луковый суп, вычитала в сети. Ты будешь кушать?

— Буду. Я буду с тобой всё, — руки в кожаных перчатках без пальцев оглаживают теплую спину под тонким трикотажем, губы скользят вдоль шеи, рыжие завитки мешаются со светлыми волнами.

— Я люблю тебя, Ли, — шепчет Марго беззвучно, одними губами. Ли не слышит, но знает.

— Я люблю тебя, Рита, — говорит Ли негромко. Врет она или нет? Какая разница…

Лиля Романова едет в метро. Сегодня день посещения родителей, придется чинно пить чай и врать, что у нее все хорошо. Она не любит эти встречи, но ездит. Куда деваться? И сестра приедет. Мама будет ныть, что им пора замуж, особенно Верке. Папа будет ухмыляться в бороду. Чуня порвет Лиле все колготки, как пить дать. Зато будет пирог с капустой. Лиля улыбается.

Василий Сибирцев курит на ветру. Морщится, когда порыв воздуха бросает ему в лицо едкий дым. Фонари у подъездов качаются. Из подъезда выходит светловолосый парень, следом за ним — темноволосая девушка. Он обнимает ее за плечи, пытаясь заслонить от ветра, и что-то говорит. Прямо к ним очень быстро идет девушка в блестящем плаще. Василий удивленно поднимает брови. Девушка в блестящем плаще что-то говорит, размахивает руками. Разговор похож на ссору. Василий бросает бычок и тоже направляется к центру событий. Почти бежит. Почти успевает