В ожидании счастья

Она попыталась снова заснуть, но ей все время мерещились какие-то звуки. Вздрогнув, она подумала: „Воры" — и спряталась с головой под покрывало. Но почему так холодно? Она выглянула и, никого не увидев, побежала достать из шкафа халат. Одна из ее туфель шевельнулась. А может, это вовсе и не ее туфель? Может, за одеждой вор-то и прячется? Она захлопнула дверцу, повернула ключ и бросилась вон из комнаты. В большой оказалось еще страшнее. А когда вдруг тихонько заурчал холодильник, Бернадин закричала. Прибежали дети.

— Мама, что случилось? — спросил Джон.

— Ничего, мне показалось, я видела мышь. А это просто пыль. Вы, ребятки, идите спать.

Они ушли, а Бернадин присела на диван. Наверное, она и правда перенапряглась. Может, ей стоит куда-нибудь поехать подлечиться, успокоиться. Она себя явно не контролирует, и это ей совсем не нравится. Нервный срыв это или нечто похуже?

Бернадин снова легла. Закрыв глаза, представила себя в белой палате, на белой кушетке, в белой сорочке. А над ней наклонилась белая медсестра в белом халате. „Месяц, и вы сможете вернуться к работе, — сказала она Бернадин. — Отдых пойдет вам на пользу".

На другой день стало еще хуже. Настоящая паранойя. Бернадин очень хотелось позвонить Саванне, Глории или Робин, но что она им скажет? Как объяснить, что с ней происходит, если она и сама не понимает?

Утром по дороге в школу Бернадин не произнесла ни слова. На работе с удвоенным, утроенным вниманием цеплялась к мельчайшим деталям. Ее точила одна мысль: все знают, что она немного не в себе. Они только притворяются, что не замечают. Они уверены, она не справится с этим, не выдержит, но она будет хитрее и всех их проведет.

Она стала отмечать каждое свое движение. Вплоть до того, что, отправляясь в туалет, считала шаги; считала, сколько использовала гигиенических салфеток; сколько затяжек сделала, выкуривая сигарету; сколько сделала движений, садясь в машину и заводя двигатель. И сколько светофоров проехала по дороге в школу.

Совсем издерганная, Бернадин решила сегодня ужин не готовить. Разогрела детям пиццу в микроволновке, а сама выпила воды. Есть по-прежнему не хотелось. После вчерашних кошмаров она побоялась читать Онике сказку и сказала, что надо передохнуть. Попыталась помочь Джону с задачкой, но условие оказалось для нее слишком сложным, и она разрешила сыну ее не делать, а переходить сразу к примерам.

Отправляясь в постель, он молила только об одном: хорошо выспаться. Не вышло: ей приснилась гильотина. Джон огромным топором перерубил веревку, и Бернадин увидела, как ее голова покатилась по деревянному помосту. Она перевернулась на другой бок и увидела, как прыгает из окна небоскреба. Ударилась о тротуар. И умерла. Но ей не хотелось падать на тротуар, поэтому она снова поднялась на последний этаж и снова прыгнула. На этот раз вместе с ней падали еще какие-то люди, и она пыталась никого не задеть. Она приземлилась во дворе „Макдональдса" у окошка заказов. Заказала два обеда на вынос. Парнишка передал ей коробки, она открыла — в них оказались дохлые мыши. Она выбросила коробки из окна машины и уехала.

Утром Бернадин позвонила врачу.

— Что за дерьмо вы мне дали?

— Начались побочные эффекты?

— Побочные эффекты? Да еще немного, и я побегу в ближайшую психушку. Когда я к вам пришла, так скверно мне не было.

— Понимаете ли, это лекарство на всех действует по-разному. Для кого-то оно просто спасение, а кому-то не очень подходит. Расскажите о ваших симптомах.

— Для начала: два дня у меня был понос и все время тошнило. Я потеряла три кило, потому что не могу есть.

— Очень многие как раз и предпочитают это лекарство из-за того, что оно помогает избавиться от лишнего веса.

— С весом у меня все в порядке, я к вам не за этим приходила. Когда мне удается наконец заснуть, начинаются кошмары. Господи, что мне только не снилось. У меня галлюцинации. Вижу то, чего нет. Я слежу за всем, что делаю, и это сводит меня с ума. Больше я ваши таблетки не принимаю. Собственно, я и позвонила, чтобы вам об этом сказать.

— Бернадин, может быть, не стоит бросать? Судя по вашему рассказу, у вас клинический случай депрессии. Вам непременно нужно попринимать что-то, чтобы с ней справиться. Не спешите отказываться. Можно попробовать сократить дозировку наполовину.

Оглохла эта дура, что ли? Совсем ничего не соображает.

— Слушайте, — прервала ее Бернадин, — больше никаких таблеток. Понятно? А вам следует быть поосторожнее с лекарствами. Эти таблетки опасны.

— Я вас понимаю, Бернадин. Очень жаль, что лекарство вам не подошло. Но мы можем попробовать другое, если хотите.

— Нет уж, спасибо, — ответила Бернадин, — я как-нибудь сама. Как раньше справлялась, так и теперь. До свидания. — Она повесила трубку.

Бернадин выбросила последние таблетки в унитаз, вместе с остатками ксанакса, и спустила воду. От этого звука в ушах зазвенело, причем звон становился все сильнее; вода все лилась, но Бернадин этого не замечала. Она прислушивалась все напряженней, и наконец ей просто пришлось приказать себе перестать. Она немного пришла в себя, выключила воду и бросилась к телефону. Набрала номер врача:

— Скажите, а когда таблетки прекратят свое действие?

— Примерно через неделю.

Бернадин бросила трубку. Да эта идиотка хоть что-нибудь знает о том, о чем говорит? Сначала заявляет, будто эффект скажется недели через три-четыре, а тут от силы семь дней прошло. Кроме того, Бернадин уже ощущала себя прежней: она была в бешенстве и имела на то полное право.

— Я — сумасшедшая? Черта с два! — сказала она, достала из шкафа коробку кукурузных хлопьев и заставила себя съесть целую чашку.

ВОТ ТАКИЕ ПУСТЯКИ

Я открыла Трою дверь. Боже Всемогущий, этот мужчина был просто великолепен! Между пальцами дымилась сигарета. Хорошо бы, конечно, он не курил, но одну плохую привычку можно и пережить.

— Привет, дорогуша!

На нем были голубая тенниска и широкие темно-синие брюки; глаза прикрыты солнечными очками, хотя на улице было темно. На кармане рубашки болтались пристегнутые к нему ключи от машины. Трой не выглядит на свои сорок, он в отличной форме. Аллилуйя! Талия, наверное, такая же, как у меня, а бедра двигаются так, будто ему все еще двадцать.

Он одарил меня небрежным поцелуем. Неплохо. Но когда он начал засовывать руку мне под блузку, я вспомнила слова Бернадин. Я действительно слишком мало знала о Трое, и сегодня как раз подходящее время все выяснить. Я отстранилась.

— Что-то не так, малышка? — спросил он, выпуская сигаретный дым.

— Все нормально. Садись. — Я сходила за пепельницей и села в кресло. Трой подошел к магнитофону.

— Как насчет хорошей музыки? — сказал он и нажал на кнопку с таким видом, будто делал это в моем доме уже несколько лет. Трудно поверить, что мы знакомы всего-то три дня.

— Чем ты хочешь сегодня заняться? — поинтересовалась я.

— Тем, что доставит радость тебе, — ответил он. — А эта сестренка неплохо поет, — это был голос Ванессы Уильямс. Трой вскочил, сунул сигарету снова в зубы и, повернувшись ко мне, затанцевал сам с собой какой-то медленный танец.

— Как насчет кино? — предложила я.

— Что-то нет настроения, — ответил он, закружившись по комнате — Спроси меня, чем я хочу заняться.

— Чем ты хочешь заняться?

— Всю ночь заниматься с тобой сладкой любовью.

Он подскочил к краю стола, раздавил сигарету об пепельницу и плюхнулся на кушетку рядом со мной. Я отодвинулась в сторону.

— Мы только это с тобой и делали, Трой, больше ничего. Мне хочется куда-нибудь сходить, а не сидеть дома. Хочу узнать тебя получше, и желательно в вертикальном положении.

— О, я понял, — усмехнулся он. — Мы становимся серьезными, да?

— А для тебя это несерьезно?

— Разве я несерьезно себя веду?

— Пока не могу сказать с уверенностью.