Полный привод, или Километры вдоль нормальности (СИ)

— Почему всё так? — ослабив хватку, прошептала она ему почти в ухо.

— Как «так»? — мягко спросил тот.

— Почему всё так сложно? Почему я замужем и мне стыдно?

Тело Александр слегка затряслось в немом смехе.

— Ну, если уж говорить об этом, то первому должно быть стыдно мне — я поцеловал замужнюю женщину. Только вот мне, почему-то, ни фига не стыдно. — «А даже наоборот».

— Тебе восемнадцать.

— Фак! Жаклин, — парень опять попытался отстранить от себя эту «липучку» и увидеть её лицо, но, поняв, что для этого понадобится применить больше силы, чем он готов сделать это по отношению к девушке, оставил попытку, — все люди разные. Когда тебе было шестнадцать, ты уже ухаживала и за собой и за дядюшкой.

«Липучка» моментально отстранилась сама и вперилась в него немигающим взглядом. Юноша расплылся в своей улыбке, той самой — «одной на миллион», и обласкал взглядом её заплаканное личико.

— Откуда ты знаешь? — выпалила она твёрдо.

— А что тут такого? Мистер Фортескью рассказывал нам всем, какая ты у него чудесная, — искренне удивился Алекс, пальцами убирая пружинистые локоны Жак ей за ухо, а потом не выдержал и чмокнул её в кончик заплаканного носа. Как только он отстранился, воздух между ними сделался вязким и тягучим как жидкое стекло.

МакЛарен, в следующую же секунду став серьёзным, прищурился и, затаив дыхание, приблизился и поцеловал Жаклин лёгким, райским поцелуем. Она тут же ответила и потянулась к нему. Они опять начали играть друг с другом губами и языками, кратко покусывая, полизывая и захватывая.

На этот раз губы у Жаклин оказались солоноватыми от слёз, и юноша, сам не понимая, что делает и почему, начал стараться слизать с них эту влагу. И явно перестарался. Потому что не успел оглянуться, как пару раз с усердием пройдясь по её рту языком, в третий раз уже, себя забыв, впился в неё с силой, после чего оба не застонали на весь вагон только лишь потому, что это и был вагон. Александр медленно, с наслаждением, тщательно целовал её так, словно хотел вылизать из её рта всё, что было до него — все поцелуи, которые были до него и все сожаления, которые возникли с его появлением.

Всё закончилось как и в первый раз — они тяжело дышали, упёршись лбами и глядя друг другу в глаза. И у него и у неё там читалось осознание одного и того же — теперь уже ничего не будет как прежде. Ни один не знал, чем же всё это грозит конкретно, но у обоих имелось одно на двоих, предчувствие перемен.

И им сразу резко расхотелось целоваться — девушка первая отстранилась и опять спрятала лицо где-то за ухом у парня, а юноша тяжело вздохнул и отвернулся к окну.

Жаклин так и просидела на руках у Алекса весь остальной путь да самого Оксфорда, благо оставалось не так уж и много. Пару раз она, правда, спохватывалась, подскакивала, пытаясь сползти на своё сидение, беспокоясь, что ему наверняка тяжело держать её на руках, на что МакЛарен грустно улыбался и еще крепче сжимал руки.

Они молчали. Всё, что можно сказать сейчас, уже сказано. Всё остальное либо понятно и без слов, либо не станет таковым, что бы они не говорили.

Поэтому, обняв девушку, юноша теребил пальчики её правой руки, которую та уронила себе на колени, а она, положив голову ему на плечо, смотрела в окно на сгущающиеся сумерки. И лишь перед самым выходом, как бы на прощание, он позволил себе дотянуться губами до её шеи и сначала лизнуть, а потом коротко поцеловать это же место.

После этого можно было и собираться.

Выходили в Оксфорде тоже молча и по отдельности. За руки не держались. Даже Алекс, посмотрев на Жаклин, решил больше не шутить и не выносить её из вагона.

Только уже на перроне, идя вровень с девушкой, он заговорил.

— Можно вопрос?

— Да, конечно… спрашивай, — тут же с готовностью отозвалась она.

— Что ты сказала мужу?

Жаклин подумала над ответом.

— Правду.

— Что я тебя похитил?

— Боишься? — девушка хитро-высокомерно вздёрнула бровь и улыбнулась, глядя на парня.

— Смотря чего.

— И чего же? Если не секрет.

— Сначала ты. Я первый спросил.

— Я сказала правду о том, что у тебя топографический кретинизм, и я тебе помогла найти издательство, а потом и обратную дорогу на Паддингтонский вокзал. — Она как могла весело посмотрела на своего спутника.

Но на том не осталось и следа его бравады и лицедейства. Вместо них, на фоне вполне понятной грусти, появилась какая-то уязвимость и — Жаклин не верила своим глазам — стеснительность. Он молчал.

— Извини, — не получив отпора, а совсем даже наоборот, девушка устыдилась своей шутки и сникла, — я пошутила… неудачно. Я сказала совсем другое, — продолжила она. А потом вспомнила: — А чего ты боишься?

Александр всё-таки нашел в себе силы отшутиться:

— Щекотки.

— Я запомню.

— Угу.

Они, не сговариваясь, остановились на перекрёстке, на углу Worcester Сollege. Пришла пора расставаться — студенту дальше идти почти прямо, на Georgs Streetк своему кампусу, а Жаклин — налево, на Walton Street в свой квартал.

МакЛарен понимал, что завершать сегодняшнюю поездку предстоит ему — на какой ноте решит расстаться он, так всё и будет. Уже стемнело, поэтому, остановившись подальше от света фонарей, похититель безбоязненно обнял ладонью свою жертву за щечку.

— Я… — он запнулся. — Жак, спасибо тебе за этот день, — начал он заново, потирая её кожу большим пальцем. — Мне… мне… — «Твою мать, да что же это со мной?! Соберись, лох!» — мне еще никогда не было так классно с девушкой и это — правда.

«Ну, так! Какие твои годы!» — она в знак согласия и одобрения, накрыла его ладонь своею и теснее прижала к своей щеке, наклонив в эту сторону голову. На её умном и живом личике сейчас отражалась, кроме смущения и полного удовольствия от его откровенности, еще и лёгкая грусть — после таких слов расставаться сделалось тяжелее на пару порядков. Жак, наверное, должна была как-то ответить, что-то сказать, но сейчас могла бы выговорить только то, что не хочет, вот ни в какую не хочет отодвигаться от него вообще ни на дюйм, ни на фут и что ей будет стоить огромных усилий даже оторвать от него свои руки.

Видимо, всё это отразилось у неё на лице, потому что Алекс не выдержал:

— Аа-а-а-а… ч-ч-ч-черт… — в досаде протянул он и начал оглядываться вокруг. Они стояли на перекрёстке, три угла которого являли собой стены домов, а с четвёртый являлся углом парка Worcester Сollege. Он не был огорожен, а обсажен кустарником и не меньше пары столетий назад, поэтому неудивительно, что насаждения больше походили на Великую Китайскую стену и по размеру, и по проходимости.

Александр схватил Жаклин за руку и потянул через дорогу к входу туда. Только лишь зайдя с ней за ограждение, он на ходу скинул рюкзак в траву, к своим ногам и, развернувшись, обхватил её голову руками и впился ей в губы.

И Жак сделала то, о чем мечтала уже несколько месяцев кряду — зарылась пальчиками ему в волосы на затылке и начала, что называется, «купаться» в них своими ладошками. Она их взъерошивала, и тянула, и теребила, и набирала себе полные руки, а потом опять отпускала и пробиралась ноготками к самой коже.

Слов не было. То есть, вообще.

Они только лишь громко застонали в унисон. Закрыв глаза, оба руками, губами и языками пытались хоть чуть-чуть набраться ощущений друг от друга впрок, на будущую разлуку. Присасывались, отрывались, потом полизывали, затем опять впивались, играли языками то у одного, то у другого во рту — и всё по новой. Когда нестерпимая жажда контакта, жажда прикосновений и не только, стала хоть немного терпимой, Александр оторвался от Жаклин и сгрёб её в охапку.

Теперь он зарылся одной рукой ей в волосы, сминая пружинистые локоны, а она обняла его в районе лопаток.

— Жак.

— М-м-м… — отозвалась та из недр его дублёнки.

— Я буду ждать твоего звонка в субботу.

— Угу.

— И… я не понимаю: что со мной.

— Я тоже.

Он слегка отстранился и удивлённо посмотрел вниз на её макушку.