Осколки (СИ)

Горячие мягкие губы прикасались нежно, едва ощутимо, — к лицу, к шее. Горячие мягкие руки, тоже очень нежно и чуть более ощутимо, исследовали тело: прошлись по бедрам, животу, подобрались к груди… Кэлен улыбнулась, не открывая глаз: Кара. Она, Кэлен, как-то сразу поняла это. Вот даже мимолетного сомнения не возникло, надо же! Однако… все же… стоит убедиться. Просто опарафиниться в очередной раз она не желала, категорически! Кэлен медленно перевернулась на спину, подняла руки, прикоснулась к лицу над собой, скользнула пальцами по коже, перемещая ладони на шею, слегка надавила, притягивая к себе. Подставила губы губам, прильнула… убедилась, дааа. Нежное радостное тепло заполнило изнутри, выплеснулось наружу, изливаясь прямо в любимые губы счастливым шепотом:

— Кара…

— Привет…

— Привет, — рассмеялась тихо, снова припала к губам, замирая от наслаждения. — Привет, моя радость…

— Ты нас уже не глядя отличаешь, любимая?

— Ммм… разве я твои поцелуи перепутаю с чьими-то?

— Нет? — Кара с улыбкой погладила пальцами её лицо, убирая, отодвигая упавшие на него пряди волос.

— Нет! — и снова засмеялась. Счастье переполняло, и удержать его внутри Кэлен не могла, никак не могла — да и не хотела. — Я так рада тебе!

— И я! — поцеловала в уголок рта. — Любимая, мы в гостиной лежим? На полу?

— Ага.

— А что за волшебство под нами? Вы ковер купили?

— Даааа! — и расхохоталась.

— На ощупь приятный, — Кара провела рукой по мягкому ворсу. — А чего ты смеешься?

— Цвет! Милая, ты просто не видишь, какого он цвета!

— Не вижу, темно. Цвет смешной?

— Сама посмотри, — Кэлен со смехом потянулась всем телом.

— Ну, это ж надо вставать, свет включать… лучше ты мне скажи — что за цвет такой веселящий?

— Нет-нет-нет, — помотала головой, схватила Кару за уши, притянула к себе, чмокнула в губы: — Сама увидишь. Нам все равно вставать, моя радость. Идем в ресторан.

— Мы с тобой? — Кара изумилась. — Сейчас? Зачем? Ты голодная?

— Нууу… не то чтобы голодная. Милая, в ресторан же не только ради еды ходят.

— Да? — изумилась еще больше. — А ради чего еще?

— Ради атмосферы. Ну, знаешь, сменить обстановку, побыть в атмосфере праздника… на людей посмотреть, себя показать, — снова со смехом притянула её за уши, приложилась к губам. – Я, например, очень хочу похвастаться тобой.

— Перед кем?

— Перед всеми, малыш! Кара, я люблю тебя. И хочу провести с тобой время в чудном местечке, где мне очень нравится. Надеюсь, тебе там тоже понравится.

— Мммм… да? Ну… хорошо, — переместилась, накрывая собой Кэлен, придавила, прижалась всем телом. — А не поздно для ресторана? Он до которого часа работает?

— До утра…

— Тогда успеем… — и пустила свои губы танцевать на шее Кэлен, задрала на Кэлен футболку, принялась прокладывать дорожку из обжигающих поцелуев вниз, к груди… животу… и еще, еще ниже. Кэлен, вновь тихо рассмеявшись, запустила пальцы в её растрепанную шевелюру, отдалась губам, любимым, желанным, вздрагивая от каждого их прикосновения… застонала, когда губы подобрались к жаркому, просто пылающему источнику, припали к нему, взрывая Кэлен наслаждением…

— Розовый??? Кэлен, почему вы купили розовый ковер? — застывшая в дверях Кара ошарашено потрясла головой, рассыпая по плечам мокрые после душа локоны. В ванную Кара и Кэлен отправились, так и не включив свет в гостиной, и вот сейчас, вернувшись в комнату после водных процедур, Кара щелкнула выключателем, да так и замерла на пороге. Кэлен с тихим смешком подошла, обняла ее со спины, устроила подбородок на плече:

— У Мэйсон спроси, она выбирала. И, кстати, она утверждает, что ковер персиковый.

— Мммда? У моей альтер-эго с восприятием цветов что-то не так? Или у нас с тобой?

— Нет, ну нас двое ведь. Ты тоже видишь, что он розовый?

— Да он точно розовый! Малина со сливками, я бы даже сказала.

— Вот! Милая, не можем же мы вдвоем ошибаться, а она одна быть права? Правда же?

— Ну, я тоже как-то так думаю… Вообще, странно… Ты знаешь, сколько себя помню, никогда ничего розового ни в доме, ни в гардеробе Мэйсон не было. Вообще ничего! Ни оттеночка розоватого, ни намека на розовый… — Кара снова покачала головой. — По-моему, Мэйсон избегала этого цвета. Что это с ней случилось такое, прямо интересно… — повернула голову, приложилась губами к щеке Кэлен: — Ты на нее так действуешь, любимая?

— Да как – так? — фыркнула, наморщив нос. — Я сама розовый не особо люблю!

— Ну вот как-то так действуешь, что её потянуло на нежные цвета… — Кара развернулась в руках Кэлен, заглянула в лицо: — А вы с ней еще не..?

— Нет, — Кэлен нахмурилась. Отчего-то стало неприятно. Как будто бы вопрос её разозлил, что ли? — Зачем ты спрашиваешь? Ты ведь узнала бы, если бы мы…

— Нет. Нет, я бы не узнала. Ну, в том смысле, что я ведь пообещала, что не буду появляться. Так что я не узнаю, отчего Мэйсон потеряет контроль, если что…

— Милая… — Кэлен прижала ладонь к её щеке. — Ты… ты хочешь, чтобы я тебе рассказала, когда это случится?

— Даже не знаю… — Кара отвела взгляд, вздохнула. — И хочу… и не хочу. Не знаю, — вдруг подалась к Кэлен, обхватила за талию, прижалась, уткнулась лбом, глазами в шею. — Ревную жутко… ты еще ничего не сделала, а я уже ревную. А вы… почему нет? Не клеится у вас?

— Ну, отчего же… у Мэйсон все клеится. Я не могу… — тоже вздохнула, тяжело, протяжно, притиснула к себе Кару плотнее. — Тебя люблю. Тебя ведь люблю, моя радость, — поцеловала за ухом, обрадовалась, услышав, как удовлетворенно фыркнула ей в плечо Кара. Кэлен улыбнулась, снова приложила губы ей за ухо: — Поэтому не могу. Чувствую себя каким-то предателем…

— Почему, любимая? Мы же вместе это решили. Ты не обманываешь меня.

— Да… но все равно, как-то… И потом, я обманываю Мэйсон. И мне это неприятно. Она ведь, знаешь, кое в чем на тебя очень похожа. Вот, честная такая же, прямая… Кара, может, мы ей просто расскажем все?

— Мы?

— Ну, я…

— Да? — Кара вдруг отступила на шаг, размыкая объятия, отстраняясь от Кэлен, глянула довольно сердито: — А если она не примет… не захочет, чтобы я была? А если не захочет, чтобы ты была со мной? Если начнет со мной бороться? Она сильнее, Кэлен. Если она найдет способ избавиться от меня? Тебе как, показалось, что она очень милосердная? Или… да просто, возьмет и уедет… просто уедет далеко. И мы не сможем видеться! — уставилась в сторону, запыхтела обиженным ежиком, заставляя сердце Кэлен сжиматься от боли и сразу же, одновременно, плавиться от нежности. Кэлен закрыла на миг глаза с тяжелым вздохом, улыбнулась, посмотрела на неё, потянула за руку к себе:

— Да, наверно, ты права, милая. Не стоит рассказывать… Ладно, мы с тобой и так справимся. Да?

— Кэлен… — Кара глянула исподлобья, довольно виновато. — Прости меня. Я знаю, тебе очень трудно… все это на тебя свалилось… даже не представляю, как ты выдерживаешь. Но мне правда очень страшно… остаться без тебя. Я… можно, я подумаю?

— Конечно, моя радость, — Кэлен вдруг рассмеялась. Чмокнула её в кончик носа: — Думай. Я и сама, знаешь, не готова пока к такому разговору с Мэйсон. И — давай уже собираться? Сейчас я хочу отвезти тебя в свой любимый ресторан! Все остальное — потом.

В таверне, как мысленно называла ресторанчик Кэлен, было многолюдно, несмотря на поздний — или ранний, учитывая, что до утра воскресенья осталось всего ничего? – час. Но им повезло: нашелся свободный столик, в углу, почти у самого очага. Кэлен волновалась, конечно же — вдруг Каре не понравится её, Кэлен, любимое заведение? Нет, ничего страшного, совсем не катастрофа, просто будет грустно. Ведь это тоже счастье, когда любимому человеку нравится тот же ресторан, что и тебе, не так ли? Впрочем, переживала Кэлен зря: Кара от таверны пришла в настоящий, какой-то детский, бурный восторг. Её восхищало все: и грубые столы с лавками, и нарочитый полумрак, уютный, таинственный, и огромные бочки, из которых посетителям наливали вино и пиво во внушительные кубки «под серебро», и, конечно же, живой огонь в очаге. Кара с радостным удивлением крутила головой по сторонам, разглядывая щиты, мечи и топоры, развешенные на стенах, стеклянные фонари в кованых витых держателях, а её губы не покидала улыбка — самая настоящая, не намек, не обещание, а именно улыбка. Кэлен глаз не сводила с этой ее улыбки, и словно заряжалась от нее счастьем.