Улица вечерних услад

бками вцепилась в грушу.

– А чему ты удивляешься, Лоб? Даже обидно. Ты думаешь, кто рискнет жениться на мне? А вот и нашелся такой рискованный парень.

– И ты его, конечно, любишь, Вера? – усмехнулся я.

– А неужели ты думаешь, Лоб, что я могу с кем-то делить ложе не любя?

Я замахал руками.

– Что ты, Вера! Мне и в голову не могло такое придти. Вера подбежала ко мне. И в порыве, как когда-то в юности. Крепко обняла меня за шею.

– Мой мальчик, – зашептала она. Гладя мои седые виски.

– Ты все такой же мальчик…

Затем она словно опомнилась. И расцепила свои объятия. И скрылась в кухне.

Бедный Кит. Подумал я. Всю жизнь бросался бабами. И в итоге они его доконали. Ну почему он мне ничего не рассказал? Ведь я как никто знал. И как никто понимал Веру. Наверно, потому, что был единственным, кто наблюдал ее со стороны. Но почему он ни единым словом не обмолвился о Вере? Ведь я мог уберечь его. Спасти. А что от Веры нужно спасать – я в этом уже ни сколько не сомневался.

Вера принесла кофе. И взялась вновь за бутылку.

– Не надо больше пить, Вера.

Она блеснула злыми глазами. Но промолчала.

– Я приехала к Киту, Костя. Чтобы сказать… Да, рассказать о своем замужестве. Я не хотела больше, чтобы он мне писал, звонил. Я устала от него. К тому же он мог все напортить. Ты пойми, Костя. Мне уже за сорок. Я уже свое отпорхала.

– Ну что ты, Вера. Ты по-прежнему молода и привлекательна.

Вера отмахнулась.

– Ты ужасно вежлив, Лоб. Это наследственное. Но ты внимательно. Внимательно взгляни, – и она ткнула пальцем в какую-то точку на лице. – Видишь – морщинка. А вон еще. И еще.

Вера взяла мою руку. И приложила к своему лицу. Лицо почему-то было шершавым.

– Понял, Лоб?

– Ничего я не понял.

– Потому что ты можешь жить один. А я… Во всяком случае замужество дает хоть какую-то гарантию. Уверенность, что ли… И как я мог подумать, что передо мной прежняя Вера. Идиот!

– А Кит это не понимал, – продолжала Вера. – Хотя почему-то каждый раз женился. Я встретилась с ним в скверике. И почему-то пошел дождь. И он, помню, предложил мне пробежаться босиком. До гостиницы, где я остановилась. Но я разозлилась.

– Ты мальчишка, Кит. Когда ты повзрослеешь?

Со злостью крикнула я ему. Но он закрыл мой рот ладонью. И поцеловал. Еще раз, еще. Он целовал, помню, как-то отчаянно. Как-то безнадежно. Словно в последний раз. Словно хотел заранее отдать все оставшиеся поцелуи мне. Я вырвалась. Я закричала:

– Я не могу больше! Леша! Я не могу! Понимаешь, это идиотизм! Всю жизнь встречаться! Всю жизнь расставаться! Всю жизнь любить других и быть при этом вместе! Я не хочу больше так!

– Но ведь ты меня любишь, Вера? – он посмотрел в мои глаза. Так жалобно. Так робко. И как-то по – собачьи преданно. И я не выдержала. И отвернулась.

– Но ведь ты меня любишь, Вера? – повторил он дрожащим голосом.

Я отрицательно помотала головой.

– Нет, Леша. Я тебя не люблю. Надо быть слепым, чтобы ото не видеть. – И я повернулась к нему лицом. И