Улица вечерних услад

ют. Хотя этого так не хочется. Вот ты, например.

– Ну, Вера. Может хватит реплик относительно моей внешности?

– Ты стал красавцем, Лобов. И почему мужчины с возрастом только красивеют?

– Ты меня пригласишь, Вера? – не ответил я на ее вопрос.

– Ведь мы даже не поздоровались как следует.

– Обнимемся, да, Лоб? – и Вера распахнула свои объятия.

Мы крепко обнялись. И я вновь услышал этот одурманивающий запах Веры. Это уже был запах вечерних услад. Голова моя закружилась. И я чуть покачнулся. И нашел ее губы. И прошептал.

– И поцелуемся, да, Вера?

Вера ответила мне долгим нежным поцелуем.

… Мне в ее доме было неуютно. Я не знаю, чем это объяснить. Наверно, слишком много вещей было в ее доме. И это уже были не те вещи, те нелепые безделушки, которые она тащила к нам в дом. Я даю голову на отсечение, эти вещи были не ее. И находились здесь с недавнего времени. И только цветы. Много. Тысячи разноцветных цветов, засушенных листьев и веток. Говорили, что это дом, в котором живет Вера.

– Это твой дом, Вера? – спросил я ее.

Вера забралась с ногами на высокий диван. И изогнулась.

– Что ты говоришь? Ах. Дом. Да, конечно. А чей еще? Я родилась в этом доме. Здесь жили мои родители. Потом я меняла много домов. И все-таки вернулась сюда.

– Одна? – я внимательно посмотрел в ее глаза. Но она отвела взгляд.

– Ну, ты лучше рассказывай, Костя. Рассказывай. Хотя я и так про тебя все знаю.

– От Кита? – спросил я как бы между прочим.

Она вздрогнула. И вскочила с дивана.

– Ты хочешь выпить, Лоб? Ну, в честь нашей встречи? – И она, не дожидаясь ответа, бросилась в кухню.

– Вера! Я не пью но утрам! – кричал я ей вслед. Но безуспешно. Через минуту она появилась с бутылкой коньяка. И грохнула ее на маленький деревянный столик.

Я покорно откупорил бутылку. Вера нервно наблюдала за моими движениями рук. И я подумал, что она по всей видимости не впервые пьет по утром.

– Костя, – блеснула она глазками, потягивая с удовольствием из рюмочки коньяк. – Костя, а это он тебе… Ну, Кит сказал… Ну, про нас?

Я помотал головой.

– Кит мне ничего не сказал. И, возможно, если бы он был жив, я бы так ничего и не узнал.

Рюмка из рук Веры выскользнула. И покатилась по гладкой поверхности столика. Оставляя за собой струю темно-коричневой жидкости.

– Жив? Что ты мелешь, Костя? – и ее губы побелели. – Это неправда, Лоб. Скажи, что ты перепутал что-то.

– Я ничего не перепутал, Вера, – и я поймал себя на мысли. Что с тайной радостью наблюдаю, как Вера реагирует на ужасную новость.

– Я ничего не перепутал, Вера, – повторил я. – Ты же знаешь сама. Кит слишком любил бешеную скорость…

– … бешеную скорость, – машинально повторила Вера. И уткнулась в ладони лицом. И руки ее задрожали.

Я не знал, что говорить ей. Тем более я не знал ее истинного отношения к Киту. И любила ли она его вообще.

– Вера, – и я отнял ее руки от лица. Лицо Веры было совершенно сухим. И это меня поразило. Она не плакала. Она имитировала плач.

– Поверь,