Улица вечерних услад

огадали.

И таксист резко притормозил машину. И я со всей силы ударился о заднюю спинку сиденья.

– Всего доброго. Мы приехали, – и таксист даже не повернулся, когда я протянул ему деньги.

Я открыл дверцу. И на секунду застыл. Я почему-то не мог уйти просто так. Ничего не сказав на прощанье этому добродушному человеку.

– Кстати, – я искренне улыбнулся. – Кстати, вечерние услады – мои любимые цветы. С самого детства.

Таксист повернулся.

– Даже если это не женщины? – его злость мигом пропала.

Неужели в этом городе не умеют даже злиться?

– Лучше всего, когда они вместе. Вечерние услады в руках женщин, – и я подмигнул ему как старому знакомому.

– А вы поэт.

– Нет, просто у меня друг был поэтом.

– Передавайте привет своему другу.

– Непременно. Тем более, что он никогда не видел сирень медного цвета, – и я громко хлопнул дверцей машины.

Таксист не обманул меня. Зелеными усладами была усажена вся улица. Боже! Когда в последний раз я видел эти цветы? Ну, конечно. Помятые, истерзанные, они валялись у дверей Оли. И мой балкон – опустевший, мертвый без этих пахучих цветов. И крик Веры, увидевшей пустую землю в цветочных горшках. И я вновь реально ощутил прошлое. И я уже не понимал, где я. И сколько мне лет. И голова моя закружилась. Наверно, от сладкого запаха изумрудных цветов. И я, чуть шатаясь, вошел в калитку нужного мне дома. И сердце мое бешено колотилось. И мне захотелось удрать отсюда. Мне захотелось удрать от прошлого. Тем более я понятия не имел, каким оно сегодня предстанет передо мной. И я повернулся, чтобы уйти. Я струсил. И услышал за своей спиной скрип открывшейся двери. И резко оглянулся.

– Вера, – одними губами произнес я. И зажмурил глаза. И вновь их открыл. И вновь зажмурил.

– Не играй со мной в жмурки, Лобов! – Вера босиком стояла на пороге. И грызла сочную желтую грушу.

Господи! Сколько прошло времени? Час? Год? Двадцать лет! Целых двадцать лет! И такое же лето. И так же пахнут цветы изумрудного цвета. И так же желтая мякоть стекает с подбородка маленькой женщины. Так похожей на шустренькую обезьянку. Вера! Неужели ты сумела остановить время, Вера. И неужели время можно остановить?

– Ну, Лоб, ты и старик! – Вера всплеснула руками. И груша покатилась по каменному крыльцу. И остановилась у моих ног.

– Ну ты и старикашка, Лобов. И волосы есть седые. И морщин куча, – Вера болтала, словно мы вчера с ней расстались.

А, может быть, и вправду вчера?

– Вера, я, между прочим, на семь лет тебя младше, если не ошибаюсь, – тактично заметил я.

– Ошибаешься, Лоб. Ошибаешься. Ты старше меня на лет двадцать. Если не больше. Разве не так?

И Вера подпрыгнула на месте. И вприпрыжку сбежала с крыльца. И очутилась возле меня. И приблизила свое лицо к моему.

– Ошибаюсь, – вздохнул я. Мне ничего не оставалось делать. Как признать свои ошибки. – Я раньше думал, что люди стареют, Вера. Теперь понял, что ошибался.

– Вера кокетливо потупила свои шоколадные глазки.

– Стареют, Лобов. Увы. Стареют.