Приходите за счастьем вчера (СИ)

Они с Колом повенчались, сыграв немноголюдную, но вместе с тем пышную свадьбу там же в Италии, Елена родила сына, и их семейная жизнь проходила почти идиллически – Кол менялся, становясь с возрастом жёстче и циничнее, но всё как-то незаметно для Елены. Она была вознесена мужчиной на пьедестал своими талантом и трудами, и Майклсону не приходило в голову демонстрировать перед ней постоянно упрачивающуюся высоту своего положения и силу власти. Возможно, порой ей казалось, что коллеги по цеху с ней обращаются слишком почтительно, не позволяя себе даже просто грубого эпитета в её присутствии, а фамилия открывает перед ней слишком многие двери, но в Мистик Фоллз она и раньше была оторвана от реалий, привыкла к отношению к себе как к Снежной королеве, а теперь же в том круге, где она вращалась, женщине казалось естественным, что с возрастом слово Кола набирало вес. Да разве и бывает наоборот, если мужчина настолько умён, воспитан, образован и материально состоятелен, как он? Нет, у неё не возникало вопросов, да и времени ими задаваться не хватало – как часто бывает с людьми из-за недостатка возможностей долго жившими по сути лишь своей внутренней жизнью и выброшенными вдруг в среду, где всё было создано под них и для них, в Италии Елена расцвела, наслаждаясь счастьем. И Майклсон, чем больше перед ним дрожали, тем с большим упорством оберегал эту жизнь в пузыре, не позволяя Елене увидеть разрыв между собой и простыми смертными. Так продолжалось, пока на четвёртый год супружеской жизни, она не оказалась случайной свидетельницей первого покушения на Кола.

Елена навсегда запомнила звуки от накрывающих приподнятые поверхности выстрелов, пока муж прикрывал её собой. А потом она поняла, что их годовалый сын был в том же здании, и она никак не могла бы ему помочь. Не владея собой, Елена закатила дикую истерику Колу, бросила кольцо ему на письменный стол и переехала в небольшую квартирку недалеко от театра, хотя развестись официально, они не развелись – да и Елена не верила в развод после венчания.

Кол беспрепятственно отпустил и её, и Алека, и следующие полгода она жила тихо, приходя в себя, готовясь к дебюту и зализывая новые раны – Майклсон не афишировал, но и не скрывал, что не жил евнухом. Что до неё самой – рождение ребёнка навсегда обрубило пути к самостоятельной личной жизни, если Кол бы и принял факт наличия любовника у бывшей жены оставайся она одинока, то он никогда не допускал возможности появления у их сына отчима, способного хоть как–то повлиять на его отношения с Алеком.

Ребёнок и работа не давали раскиснуть, и, хотя она знала, что Кол присматривает за сыном – охрана дежурила день и ночь, сопровождая её и в поездках, – но Елена уже посчитала, что их пути окончательно разошлись, когда, выйдя на сцену на открытии сезона и обведя взором зал, встретилась с внимательным взглядом знакомых серых глаз. Женщину сильно затрясло, но потом она поняла, что не было ничего удивительного в присутствии бывшего мужа. Он и Лоренцо являлись спонсорами проекта, ещё до того как в театре появилась сама Елена, и вряд ли пропустили бы премьеру без крайней нужды. И после, сидя в своей ложе, она уже не могла противостоять искушению во время номеров скосить взгляд на бывшего мужа, чтобы понять, нравится ему или, нет, то, что он видит. Весь вечер брюнетка успокаивала себя тем, что в её пристальном внимании к критике Кола нет ничего особенного – в конце концов, относительно искусства, литературы, танцев, живописи и много чего ещё, не относящегося к их каждодневной реальности, у них были сходные вкусы, а как хореограф она не могла полностью не «замылить» взгляд, и её руководитель был тоже уже достаточно в возрасте. Что-то Колу откровенно нравилось, что-то не очень, и в последнем случае Елена придирчиво присматривалась, что именно могло для него быть не так. Но ничто не бесконечно, пришло время для финишной прямой – продемонстрировать не только искусство балетмейстера, но и танцовщицы в визитной карточке Италии – неаполитанской тарантелле и своём танце с саблей: танец, который она когда-то танцевала в клубе, видоизменённый под изысканный академический.

То ли ею овладел гнев, то ли желание показать, что она из себя представляет, но выход, которого брюнетка с подспудным ужасом ждала весь вечер, оставил её спокойной. Стоя на сцене, усыпанной обрывками алой материи, которую отсекала от большого полотна, подбрасываемого в воздух с каждым вращением, Елена впервые откровенно и уверенно встретилась взглядом с Колом. Он как всегда не смутился – сидел и смотрел на неё со спокойной одобрительной улыбкой. Улыбкой, не только оправдывавшей её адский труд в несколько лет над конкретно этим танцем, но и мгновенно разрушившей хрупкое душевное равновесие. У Елены на шее напряглись жилы, ей стало трудно дышать, и, растерявшись и пропустив выход на последние поклоны, она понеслась в гримёрную. Ледяная вода освежила, сняв дурноту, но перед глазами всё по-прежнему плыло, и женщина не сразу поняла, кто вошёл в её комнатку.

Произошедшее дальше почему-то не оставило в памяти физической близости, но эмоционально истощило до дна.

И Кол не помнил ни как ушёл из театра, ни как добрался до постели дома и заснул. Помнил только осознание, что полюбил Елену за эти годы так глубоко и мощно, что теперь не знал, как с этим быть.

Приехав на следующий день, он нашёл Елену с высокой температурой у неё в квартире, и было естественно, что вернул падающую от слабости жену и сына к ним домой. И тем более казалось естественным, что, выкарабкавшись из долгой болезни, она никуда не уехала, а осталась жить с ним, по-прежнему занимаясь работой и сыном. Спали вместе. Но семьи у них больше не было, и всякая любовь с её стороны тоже сошла на нет – не считая постели, в которой Елена была к нему сладостно-чувственна, последующие годы она была холодна и равнодушна, и Кол вопреки своим принципам жизни не пытался урвать большего – в том одиночестве, в котором он увязал с годами всё больше, страшно было потерять и эти недоотношения. Ещё в глубине души он полагал, что не станет Елена жить и делить постель с тем, кто ей безразличен: тем более что из долга или по какой другой причине, но она продолжала каждодневно заботиться о его комфорте, доме, и мужчина неожиданно открыл в себе привязанность к некоторым ритуалам семейной жизни…

Опустив руки, Елена поправила замочек туфельки. На тыльных сторонах запястий тут же проступило несколько венок – отметина прошедших лет, а в остальном годы при помощи косметологии её пока щадили.

- Елена?

- Да, Клето, готова. Задумалась…

Выглянув из-за кулисы, женщина с привычным трепетом окинула взглядом зал и ложу справа. В ней что-то дёрнулось и замерло – ложа пустовала. Это было ненормально. Как бы холодны они ни были друг с другом, но раньше Кол никогда не пропускал её выступлений. Ни одного за все шесть лет, и она воспринимала преклонение Кола перед ней на сцене как должное с его стороны. Она отступила, но партнёр удержал за запястье.

- Что-то случилось?

- Клето… Я, наверное, не буду пока. Мне нехорошо. Нужно переставить номера.

Ругая себя на чём свет стоит, Елена бросилась обратно по переходам в свою гримёрную.

Наверняка, конечно, ничего не случилось, чтобы так всполошиться, Колу просто некогда, и он пришлёт ей букет после… Было обидно. И унизительно больно. Она расплакалась на весь коридор, прислонившись лбом к двери личной гримерной – предмет всеобщей зависти и показатель статуса супруги дона Майклсона.

- Ты ранена?

- Что? Где Кол?

- Привет. Мне сказали, ты выступаешь… – Начальник безопасности Кола, с которым они столкнулись лицом к лицу, стоило ей повернуть голову, с лёгким удивлением глядя на нервно подёргивавшееся лицо Елены, потянул за собой. – Кол дома. Не переодевайся, некогда. Он приказал тебя забрать отсюда.

- Почему? – Они уже сбегали по широким ступеням театра.

- Сейчас временное усиление.

Усиление чего? Елена не спросила, молча позволила усадить себя в машину, отметив взглядом, что авто бронированное по максимуму, и довезти до дома.