Влюбленный скрипач (сборник)

Женя молча пожала плечами и улыбнулась. Ей было удивительно светло. Июнь, белые ночи – хорошо! Как будто она все это время жила за полярным кругом, в долгой-долгой темноте, и вдруг – никакой темноты! Белая ночь!

– Ты с ума сошла! Да когда ж он успел-то, паразит?! Или ты его, кобеля, снова простить собралась?

Женя покачала головой, даже руками помахала – нет, мол, не собралась и не соберусь.

– А может, оно и лучше, – неожиданно согласилась соседка. – Мужики что? Мужиков на твой век хватит, вон какая красавица, еще набегут. А вот родить тебе надо.

– Только бы девочка! – мечтательно протянула Женя.

– Это уж точно!

4. Во чужом пиру похмелье

– Вроде говорили, ты развелась? – Виктор Петрович с любопытством косился на небольшой, но уже вполне заметный Женин животик.

– Ну да, – она улыбнулась. – Давно уже.

– А… – он замялся. – Как же… или… Как же тебя развели?

Женя догадалась, что на самом деле он хотел спросить, чей же это ребенок, но постеснялся, конечно. Она засмеялась:

– Я же говорю – давно, еще ничего видно не было.

– И что, одна будешь растить? Без мужа? – как будто изумился он.

– Ну и одна, – почему-то рассердилась Женя. – Меня же мама и бабушка вырастили.

И подумала про себя – «почти вырастили», про детдом она старалась не вспоминать.

– Фью-у-у! – присвистнул Виктор Петрович. – После войны совсем другое время было, сплошные матери-одиночки. А теперь… – он покачал головой. – В лицо, может, и не скажут, а за спиной шептаться станут. Да и ребеночка задразнят, не боишься?

Он, конечно, был прав, Женя и сама это чувствовала. Даже в женской консультации с ней разговаривают, как с… в общем, недружелюбно разговаривают. Презрительно. Сверху вниз. Как будто она неполноценная и ребенок ее будущий – тоже неполноценный.

– Да и тяжело это – в одиночку ребеночка растить, – сочувственно продолжал Виктор Петрович. – Им же много всего нужно: пеленки, одежки, игрушки, фрукты всякие. Чтоб не хуже, чем у других.

И тут он тоже был прав. Зарплаты хватало только на самое необходимое. А ребеночку и впрямь много нужно – ох, хотелось ведь, чтоб у малыша было все-все-все. Женя рассердилась еще сильнее: чего он лезет не в свое дело?

– Виктор Петрович! Я не инвалид и…

Он не дал ей договорить:

– Тихо-тихо, я ж не в обиду! И что ты все – «Виктор Петрович» да «Виктор Петрович»? И на «вы». Сто лет знакомы, пора уже и на «ты», а?

С этой случайной встречи он начал Женю преследовать. Ну, «преследовать» – громко сказано. Но заходить стал часто, по два-три раза в неделю, а уж в выходные – непременно. Выводил ее гулять – «маленький, хоть и в животе, а ему нужно больше свежего воздуха», фрукты таскал – «маленькому витамины нужны», семгу, форель – у Жени вдруг проснулся зверский аппетит на красную рыбу.

И намекал, намекал, намекал…

Даже соседка Валя в конце концов встала на его сторону:

– Вот чего ты упираешься? Он же не в любовницы тебя тащит, а замуж, все честь по чести. Молодой еще, бодрый, подтянутый. Не пьет, не курит, заботливый. Ну и обеспечит, конечно. Чего тебе еще? Любви неземной? Не накушалась?

Женя и сама не знала – чего еще. Ведь прекрасный мужчина, прекрасный. А у нее от одного взгляда на этого «прекрасного» внутри скользко делается, точно лягушку проглотила. Или, может, это от беременности так? Вот родит, и Виктор Петрович симпатичным покажется?

В одну из суббот он явился гордый, сияющий – в форме. С новенькими подполковничьими погонами!

– И квартиру под звание выделили! На Васильевском острове! Трехкомнатную! Пойдем поглядим? Тебе все равно гулять надо.

Раздеваясь после прогулки, Женя подняла глаза и похолодела от ужаса. Старый дом в очередной раз осел, и крошечная трещинка под потолком, справа от окна, появившаяся много лет назад, через месяц после Жениного вселения в квартиру, теперь разверзлась на полстены. То есть не то чтобы совсем разверзлась – Женя тяжело взобралась на стул, вгляделась, но улицы сквозь трещину, слава богу, видно не было, – однако холодом оттуда тянуло вполне ощутимо. А на полу валялись куски штукатурки. Господи! А зимой как же?! А если угол совсем начнет обваливаться? Как тут жить с грудным ребенком?

«Квартирный вопрос» стал последним, решающим аргументом. Ну что ж, замуж так замуж, стерпится – слюбится.

Свадьбу делать не стали – какая уж свадьба с таким животом. Расписались тихонько, Женя ушла в декрет и все время и силы тратила на обустройство нового «гнезда»: это убрать, это отмыть, то постирать. Да и готовка на троих мужчин – мальчишки еще подростки да аппетит, как у взрослых – тоже немало времени требует. От пацанов-то никакой помощи. Нет, она и не ждала помощи – лишь бы не мешали. А они ревновали, конечно, и постоянно подстраивали всякие каверзы. Пустяковые, но обидные. Женя очень хорошо понимала, что такое – расти без матери, и мальчишек жалела, изо всех сил стараясь найти с ними общий язык. Но старший, Леонид, каждый день изобретал какую-нибудь пакость, а младший, Игорь, во всем брату подражал.

Одна радость – свекровь Наталья Михайловна приняла невестку как родную. Ну и что, что с пузом – ребенок есть ребенок. Да и то сказать – раньше-то заботы о сыне и подрастающих внуках на ней были, никаких сил не напасешься, а Женя почти все на себя взяла. Да и жалела Наталья Михайловна невестку – шутка ли, первого ребеночка родами потерять, теперь втрое беречься надо – и помогать старалась, забегала почти каждый день, благо с ее Петроградской стороны до Васильевского рукой подать.

– Женечка, я вам курочку купила и картошки! – бухнув в прихожей тяжелые сумки, она незаметно потерла поясницу.

– Наталья Михайловна! Ну зачем столько тащить? Вам же тяжело! За картошкой и мальчики могут сходить.

– Да видела я, как они ходят, – отмахнулась свекровь. – Не допросишься! А картошечка-то глянь – сегодня в угловой завезли – гладкая, желтая, чисто масло! Батюшки, а у тебя уж и обед готов? А я-то подсобить хотела, борщ – дело небыстрое. А ты уж управилась. А запах-то, запах – хоть ложкой его ешь!

– Ой, бабушка, а ты с нами обедать будешь? – почему-то удивился Игорь.

– Что ж мне с вами не пообедать? Ну-ка, быстро за стол!

Мальчики, все время переглядываясь и что-то друг другу шепча, вымыли руки и уселись чинно, как образцовые дети. Что это с ними, подумала Женя, опять каверзу какую-то затеяли?

– А красный-то – прям генеральские лампасы! – Наталья Михайловна отправила в рот первую ложку и замерла с полураскрытым ртом.

– Горячо? – с беспокойством спросила Женя, но свекровь отрицательно помотала головой, по-прежнему дыша раскрытым ртом.

Игорь и Леонид все так же чинно сидели над нетронутыми тарелками в гробовом молчании. Только ходики на стене стучали беззаботно: так-так, так-так, так-так.

Женя зачерпнула прямо из кастрюли, попробовала – и выплюнула мерзкую горькую жидкость в раковину. Господи! Что они туда насыпали? Соль? Перец? Или чего похуже? На глазах выступили слезы. Женя схватила кастрюлю со злополучным борщом – на помойку, немедленно – и тут же грохнула ее на плиту, так что крышка, звонко подпрыгнув, слетела на пол. Живот прорезала знакомая боль.

Женя метнулась в спальню. Наталья Михайловна – за ней.

– Ну не плачь, не плачь, – приговаривала она, присев на краешек кровати и гладя вздрагивающие плечи невестки. – Дети ведь еще! Ревнуют, терпение твое проверяют – сорвешься, не сорвешься.

Но Жене было уже не до испорченного обеда:

– Наталья Михайловна, «Скорую»! Рожаю!

Свекровь выскочила из спальни, но тут же вернулась:

– Господи, еще и телефон не работает! Я к соседям! Женечка, ты потерпи, девочка моя!

Из прихожей раздался испуганный басок Игоря:

– Бабушка, я починил телефон.

«Это они вилку из розетки выдернули, – догадалась Женя. – Чтоб я отцу не позвонила, не нажаловалась. Господи, да я же никогда…» Она замычала от боли. Лица мальчиков, робко заглядывающих в спальню, виделись как в тумане.