Любовь и небо (СИ)

– Молодец! Так и летай.

Вкус первого самостоятельного полёта на боевом реактивном самолёте «МиГ – 15 бис» передать практически невозможно. Одна только мысль о том, что в руках у тебя самая современная, густо напичканная электроникой и боевым оружием техника, переполняла сундук моих эмоций. Адреналин мощными порциями вливался в кровь и грозился выплеснуться через край. Я рулил по земле, но чувствовал себя на седьмом небе. Это тебе не прыжок с парашютом и не оргазм во время любовных потех, это – ощущение власти над миром!

Я находился в кабине боевого МиГа, в которой несколько лет назад сидел Герой Советского Союза Здоровцев, и широко улыбался всему свету и людям, меня провожающим. Со стороны, наверное, это выглядело глупо, но я ничего не мог с собой поделать. Самолёт в моём полном распоряжении, подчинялся моей воле, моим командам. Он был составляющей моего организма, неотъемлемой частью моего тела, как рука или нога. Я чувствовал себя независимым, и только команды руководителя полётов были выше власти, которой я обладал.

На стоянке меня встретили, словно я с войны вернулся. Поздравляли все: и командиры, и техники и друзья. В « Боевом листке», выпущенном по такому случаю, доморощенные художники изобразили меня ковбоем, оседлавшим фюзеляж объезженного истребителя. Этот пожелтевший от времени листок до сих пор хранится в моём личном архиве, напоминая о том, что и мы когда-то были рысаками.

Секс и полёты сродни друг другу. И в том, и в другом случае тебе приходится кувыркаться. Обстановка только и состав команд разные. Если в постели ты находишься в паре, то в небе выписываешь пируэты один. Но и в одиночестве получаемое наслаждение в атмосфере ничуть не меньше. И всё же я больше склонен думать, что высший пилотаж в кровати предпочтительней…

Последний раз мы виделись с Зоей в канун женского праздника. Небольшая прогулка по территории военного городка мне совершенно не понравилась. Светиться с девушкой, которую все знают, как облупленную, – удовольствие ниже среднего. Поэтому я нашёл какой-то повод, чтобы по – быстренькому расстаться. Но она успела взять с меня слово, что на день её рождения я обязательно приду. Откуда мне было знать, что финал этой встречи будет более, чем скверным.

В последнюю апрельскую субботу я с трудом раздобыл герань в горшочке (пижон, я не мог явиться к девушке без цветов), флакончик популярных в то время духов «Ландыш серебристый» и к вечеру явился к девушке по указанному адресу.

Зоя встретила меня с неподдельной радостью. Широкая открытая улыбка, немного косметики и сияющая физиономия делали ей вполне привлекательной. И даже длинный нос с небольшой горбинкой, как Эверест, поднимающийся из россыпи веснушек, показалась мне не столь уж высокой.

Мы мило расцеловались в щёчки, я вручил подарки, и именинница познакомила меня со своими друзьями. Подружки, как это водится, выглядели намного симпатичнее Зои, и парни, мирно курившие у окна, были ничего. После коротких представлений все дружно уселись за празднично накрытый стол и произнесли здравицу в честь виновницы торжества. Вначале я хотел было отказаться от спиртного, но дьявольский голос осудил это решение, мотивируя тем, что не выпить бокал шампанского по такому случаю просто невежливо. Девушки потянулись за конфетами, а парень, как потом оказалось, уже пятый год служивший в лесничестве, быстро свернул белую головку водочной бутылки, широко улыбнулся и подмигнул:

– Под дичь! Кстати, анекдот, – сказал он, разливая водку по стаканам. – Заходит в буфет мужик, спрашивает, водка есть? А как же, отвечает буфетчица. Тогда налей одиннадцать стопарей, говорит. Ну, та налила, мужик махом выпил со второй по десятую стопки, расплатился за все и пошёл на выход.

– А что же крайние – то оставил, – любопытствует ему вслед буфетчица.

– Будто не знаешь, – отвечает мужик. – Первая всегда идёт колом, а последняя – лишняя…

Все рассмеялись, а я подумал, что камешек, конечно, в мой огород. Дурачок, он ещё не знает, как умеют пить лётчики. Тем более, за мной тост. Поднявшись из-за стола, я сердечно поздравил именинницу и под одобрительные возгласы одним махом проглотил обжигающую жидкость.

Разговор оживился, застучали ножи и вилки, расправляясь с красиво оформленными блюдами. Продукты, наверное, из лётной столовой. Копчёная колбаса – это уж точно, поскольку в Топчихинском сельпо и варёной – то не водилось. Господи, какие мелочи лезут в голову.

За окном смеркалось, но света не включали. Зоя зажгла высокую свечу, установила её в центре стола и завела проигрыватель. И вся обстановка приобрела вдруг какой-то особый, романтический шарм. Тени танцующих пар скользили по стенам, ребята всё плотнее прижимались к девушкам, нашептывая что-то, отчего они поощрительно смеялись и в смущении опускали глаза. Я кожей чувствовал, как воздух насыщается желанием и страстью.

Алкоголь притупил во мне врождённую осторожность. Весёлое настроение, не покидавшее меня весь вечер, сменилось тревожной озабоченностью, когда я, обуреваемый нехорошими предчувствиями, под сильными порывами сырого ветра спешил в казарменную обитель, боясь опоздать на вечернюю проверку.

Однако и марш-бросок не помог. И по закону мерзавности я напоролся на замкомандира по строевой. Будь на моём месте кто-то другой – этого бы не произошло.

Капитан бесцеремонно рассматривал меня в упор и, словно миноискателем, водил носом из стороны в сторону.

– Опоздал? – зловещим, ничего хорошего не предвещающим голосом полюбопытствовал он, осматривая меня с головы до ног.

– Задержался, товарищ капитан, – сделал я виноватое лицо.

– Задерживается начальство, – откровенно принюхиваясь, потянул он воздух, – а ты опоздал. Это первое. А второе – да ты дыши, дыши, – явился в нетрезвом состоянии. И запах чеснока меня с панталыку не собьёт. Так что вкупе – трое суток ареста ! Яволь?

– Так точно, трое суток, – упавшим голосом повторил я и подумал: «Ну, теперь начнётся».

Как в старом трофейном фильме «Железная маска», дверь за моей спиной зловеще захлопнулась, сухо звякнула щеколда, и я оказался в серой бетонной коробке. Над дверью тускло светила запылённая лампочка, выхватывая из полумрака нары, тумбочку и обшарпанную пару табуретов. Всё путём, ничего лишнего, как в настоящей тюрьме. Впрочем, кто её знает, какая там обстановка.

На душе было гадко и тревожно. Ну, на хрена мне перед самым уходом захотелось перепихнуться с Зойкой! Не случись этого – лежал бы себе сейчас в своей кровати и в ус не дул. И теперь, как ни крути, со всех сторон – круглый дурак! Тьфу!

Было уже за полночь, но с нижних нар поднялся обросший, заспанный солдат без поясного ремня и криво поприветствовал:

– О, кого мы видим – ваше благородие в гости пожаловали. За какие грехи?

Отвечать не хотелось, и я недовольно буркнул:

– День рождения отмечал.

– А не врёшь? По морде что – то не видно.

– Нынче по запаху заметают.

– А-а-а… Ну давай спать, скоро подъём, – и арестованный повернулся лицом к стене, потеряв ко мне всякий интерес.

Я улёгся поверх байкового одеяла, но беспокойные мысли долго не давали заснуть…

Нас подняла с постелей требовательная, громкая команда и скрип открываемой камеры:

– Подъём!

Сладко потянувшись, сосед окинул меня оценивающим взглядом и прокричал в сторону двери:

– Выводной! Своди поссать, родной!

– Покукарекай у меня, – равнодушно и многообещающе раздался голос по ту сторону камеры. – Сворачивай постели!

После скудного завтрака нам выдали бушлаты, ремни, вручили шанцевый инструмент и отправили чистить от наледи пешеходные дорожки.

Меня узнавали прохожие, пытались заговорить, но часовой с карабином за спиной пресекал всякое общение с посторонними. Я отворачивался от знакомых, мне было до боли стыдно за то, что именно меня изолировали от общества, которому я стал неуместен.

– Ты на «губе» первый раз, что ли? – поинтересовался мой спутник по несчастью после обеда.