Возвращение русской гейши

— О, да! — сказала она после паузы и кивнула. — Именно ежечасно! И я согласна поучить тебя еще.

— Как хорошо! — непритворно обрадовалась я. — И хотелось бы, чтобы мои занятия были индивидуальными, как в прошлый раз.

— О’кей, — сказала госпожа Цутида. Потом спросила, глядя немного лукаво: — А со старыми друзьями не хочешь встретиться? Митихиро сейчас в городе. Я знаю, что он собирался на остров Хоккайдо по делам, но, кажется, через неделю.

Я невольно покраснела и, чтобы скрыть смущение, опустила глаза в чашку с чаем. Госпожа Цутида положила на стол возле тарелочки с недоеденными нэрикири листочек с номером телефона.

— Я обязательно позвоню ему, — тихо проговорила я и убрала листочек в сумочку.

Из тетради с лекциями госпожи Цутиды:

Родина профессии гейши — Киото. Еще в середине XVII века там появились девушки, приглашавшиеся на один вечер для развлечения гостей. Их называли «майко», и их облик сильно отличался от внешнего вида проституток. Слово же «гейко», как в Киото и по сей день часто называют гейш, появилось позже, в 1751 году. И этот год считается в Японии началом появления профессии. А «майко» сейчас называют учениц гейш из Киото. Последний мужчина оставил эту профессию в 1800 году, и с того времени гейши становятся олицетворением женственности, сексуальности и утонченной красоты. Но особый шарм им придавали определенные умения — танцы, пение, игра на музыкальных инструментах, шутки и остроты с явно выраженным эротическим подтекстом. И этот подчеркнутый и выявленный эротизм вкупе с косвенной принадлежностью к «веселым» кварталам и статусом «вечной невесты» неудержимо притягивал мужчин.

В Киото долгое время находилось самое большое количество гейш. Еще в начале XIX века там было пять районов увеселений, где они работали. Сейчас их шесть: элитарный и знаменитый Гион, менее престижный Понто-тё и малоизвестные Хигаси-синти, Миягава-тё и Камиситикэн. А также практически забытый район Симабара, где они впервые появились.

Но когда перенесли столицу из Киото в Токио, «цветочные кварталы» (ханамати) попали в тяжелое положение. Вместе с основными клиентами: членами правительства, чиновниками и высшим офицерством — туда утекли и основные доходы. Мэр Киото, лишившись такого источника пополнения бюджета, решил пойти на крайность и предложил провести в 1875 году фестиваль гейш. Идея оказалась удачной, и с тех пор фестивали проходят постоянно в мае и стали своего рода визитной карточкой Киото.

Период на стыке XIX и XX веков называют «золотым веком» гейш. Их в стране к этому времени насчитывалось более 25 тысяч. Они были объявлены символом ушедшей эпохи, носителями рыцарского духа великой Японии. Иметь гейшу в любовницах стало необычайно престижным. Во время Русско-японской войны 1904–1905 годов была создана Национальная конфедерация домов гейш. И они, чем могли, помогали солдатам на фронте. Но создание этой организации не уберегло их от чрезвычайно трудного периода 20—30-х годов. Япония все активнее открывалась миру, появилась повальная мода на все западное, и гейши на этом фоне казались пережитком прошлого.

Именно тогда Карюкаи — Мир цветов и ив — раскололся надвое. Наряду с традиционными гейшами, все с теми же набеленными личиками, в кимоно и с сямисэном в руках, появились гейши-модерн. Они одевались в европейское платье и умели танцевать чарльстон. И именно в это время численность гейш достигла своего предела — их было более 80 тысяч. Но мода на западную культуру быстро прошла, и Япония вернулась к Традиции. И мгновенно исчезли гейши-модерн.

В сегодняшние дни гейш осталось чуть меньше 10 тысяч. И они выглядят так же, как и два века назад. Их приглашают на банкеты-дзасики в чайные дома или на частные вечера, но это не каждому по карману. Поэтому в последнее время стало распространенным явлением вносить в бюджет крупных фирм статью расхода на гейш для корпоративных вечеринок.

Только в Киото гейши по-прежнему обитают в «цветочных кварталах». В Токио они живут в своих квартирах и приезжают на работу на такси. А онсэн-гейши, то есть работающие на курортах возле горячих источников онсэн, отправляются на работу пешком. Кстати, именно за ними закрепилась слава самых больших искусниц в сексуальных утехах.

Многое в «мире цветов и ив» осталось неизменным. Но прогресс не стоит на месте, и кое-что проникает в этот закрытый мир извне. В 1995 году состоялось массовое выступление гейш-учениц против условий труда, практически не оставляющих времени на личную жизнь. Кроме этого было несколько случаев, когда ученицы подавали в суд на строгих и несправедливых наставниц за нарушение трудовых прав.

Когда мы расстались, у меня до встречи с господином Кобаяси оставался еще час. Я решила побродить по магазинам, хотя в Гиндзе были неимоверно завышены цены. Вначале я зашла в огромный универмаг «Мицукоси».

«Надо что — то Лизе привезти», — подумала я, внимательно изучая выложенные на прилавок изделия из жемчуга в одном из отделов.

Но цены были действительно нереальными, и я, улыбнувшись кивающей, как заведенная кукла, продавщице, отошла от прилавка.

«Не мешало бы пройтись», — подумала я и покинула универмаг.

Оказавшись на улице, я задумалась, в какую сторону направиться. Удаляться от места встречи не очень хотелось. Я прошла немного и свернула в первый же попавшийся переулок. Глазея по сторонам, двигалась без всякой цели.

Вот навстречу идет толстая негритянка в необычайно широком и цветастом платье. Она тащит за руку упирающегося малыша, похожего на шоколадного пупса, и что-то громко и сердито говорит ему. Их быстро обгоняет поджарый японец в деловом костюме и с круглыми очками на носу. За ним идут две девушки, весело болтая и слизывая мороженое с палочек. Причем одна в очень открытом топике и невозможно коротких шортах, а вторая в голубом кимоно. Но обе под одинаковыми бумажными гофрированными зонтиками.

Я заметила магазинчик, оформленный, как маленькая пагода, и зашла в него. Это оказался магазин антиквариата. Продавец закивал, как только я появилась в двери.

— Коннитива! — вежливо поздоровалась я и приблизилась к витрине, на которой стояли многочисленные статуэтки нэцкэ.

— Hello! — ответил он и шустро вышел из-за прилавка.

— Что желает мадам? — продолжил он общаться на довольно хорошем английском.

— Сувенир, пока не знаю, какой, — ответила я, обозревая маленькие фигурки.

— Простите, для кого выбираете? — поинтересовался он.

— Для подруги, молодой девушки, — сказала я. И задумчиво добавила: — Может, фарфоровую куколку?

— У меня все только старинное, — заметил он.

И тут мой взгляд упал на фигурку нэцкэ, покрытую позолотой.

— Вот эту, — сказала я.

— Прекрасный выбор, мадам! — непритворно восхитился продавец. — Это Дайкоку, один из семи богов счастья. Выполнен из слоновой кости, покрыт золочением и прорисовка тушью. Есть подпись мастера.

Он осторожно извлек фигурку и показал мельчайшие иероглифы.

— Сколько она стоит? — спросила я, беря нэцкэ и разглядывая пухлое улыбающееся лицо Дайкоку и его круглое тельце, сидящее на традиционном мешке с рисом.

— 500 американских долларов, — ответил продавец и широко улыбнулся.

— Хорошо, — без колебаний согласилась я. — Я еще что-нибудь посмотрю.

— О! Мадам! Мой магазин в вашем распоряжении.

Я перешла к полочке возле витрины с нэцкэ. Она была заполнена различными веерами. Я раскрыла сине-голубой очень простого рисунка в виде серебряных волн.

— Это для танца «Мурасаки», — сказал продавец.

«Я понятия не имею, что это за танец, — подумала я, — но он изумительно подойдет под мое голубое кимоно».

— 70 американских, — ответил продавец на мой немой вопрос. — Двусторонняя роспись, авторская работа, семислойная бумага, бамбук, черный лак, серебрение, 60-е годы, — заученно добавил он.