Смешение карт: воспоминания о разрушительной любви (ЛП)

Мои отношения с Целести пошатнулись. Мы начали проводить за обсуждениями несколько дней в неделю и быстро обнаружили, что наши навыки в области коммуникации попросту недостаточны для этой задачи. Мы просто больше не понимали друг друга.

В корне проблемы лежало фундаментальное несогласие о норме. Целести, как и раньше, считала, что у меня нет подлинного права быть полиамурным. С её точки зрения, у меня могли быть другие любимые потому, что она разрешила это, а не потому, что это был выбор, который я имел право сделать. И в течение долгого времени я с ней в этом соглашался.

Но через постепенное понимание наносимого мной вреда, через мягкие и осторожные вопросы Амбер, я начал верить в то, что я, как и любой другой, имею право выбирать какие именно отношения я хочу. В моногамии не было ничего, что давало бы ей решительное моральное превосходство над полиаморией. Мы идём по жизни, пытаясь понять, как стать счастливыми. Мы стремимся к этому. Жизнь не такая штука, когда один размер подходит всем. У каждого из нас есть равное право договариваться о том, что может делать нас счастливыми.

Но если у меня было право выбрать полиаморные отношения, у Целести было ровно такое же право выбрать моногамные. И перекинуть мост через такую пучину было непросто. Ни один из нас по-настоящему не чувствовал себя согласившимся на отношения, в которых мы оказались. Целести считала, что раз она любит меня, то ей следует быть в отношениях со мной. Она неоднократно говорила: «Я люблю тебя и это значит, что я никогда тебя не покину.»

Я же со своей стороны, в начале наших отношений я не мог поверить в то, что мог бы найти кого-нибудь, кто позволил бы мне быть полиамурным. С ходом лет и по мере общения с людьми думающими подобно мне это постепенно изменилось… но к тому времени я считал, что вложил так много труда и так много лет в отношения с Целести, что тоже не могу их покинуть. Мы были вместе с очень ранней молодости и наши отношения так жёстко соединены, все выступы так хорошо подходили к пазам, что ни один из нас не понимал, как можно договориться об изменениях, не разрушив их при этом.

Таким образом Целести, Амбер и я решили поговорить с семейным консультантом. Мы сидели в её офисе: мы с Целести на диванчике, а Амбер — напротив нас, зажатая в угол большим растением в горшке. Это был неловкий час. Терапевт задала нам множество вопросов, по большей части о множественных отношениях. Нам рекомендовали её как эксперта в области альтернативных отношений, но, похоже, для неё «альтернативные» означало «отношения между людьми одного пола», что было не тем видом альтернативы, в которой мы нуждались. Получилась, что мы тратили свои деньги на то, чтоб просветить её о полиамории, вместо того, чтоб обсудить проблемы, которые привели нас на этот берег.

Она сказала, что как дополнительный партнёр, Амбер имеет очень мало прав на то, чтоб просить о чём-то. «Я хочу снова поговорить с вами.» — сказала она, когда мы выходили. «С вами и с Целести. Не с Амбер. Амбер на самом деле не имеет к этому отношения.»

Пару недель спустя мы с Целести снова были в её офисе. Я слушал, как она говорила о роли Целести в качестве моей жены и основной партнёрши. Я говорил мало.

По дороге домой, Целести заговорила о том, как Амбер манипулирует мной, вернувшись к учёбе. Она сказала: «Это способ контролировать тебя. Она знает, что ты любишь умных женщин. Она пытается заставить тебя полюбить её сильнее. И как только она заполучит тебя себе полностью, она бросит учёбу. Увидишь!»

У меня отвисла челюсть. Амбер, реализующая такой грандиозный хитрый план для того, чтоб сохранить отношения со мной… это было совершенно неправдоподобно. И как возвращение к учёбе могло бы быть решающим фактором, если к тому моменту мы были вместе уже два года? Ну и защита диссертации в области нейронаук представляется довольно сложным и малоэффективным методом манипуляции.

В глазах Целести, желание Амбер иметь право голоса в наших отношениях тоже было лишь манипуляцией. «Если ей удастся заполучить тебя для себя одной, оно не позволит тебе иметь других партнёрш», — мрачно предупредила меня Целести. «Она только говорит о равенстве, просто для того, чтоб подцепить тебя на крючок.»

— Ты действительно так думаешь? — спросил я.

— Да.

Зажёгся зелёный свет.

— Я хочу развестись, — произнёс я.

Наша поездка завершилась в молчании.

Когда мы добрались до дома, Целести обернулась ко мне.

— Ты действительно собираешься это сделать? Ты собираешься разбить моё сердце.

— Моё ты уже разбила, — ответил я.

14

В тот вечер Целести написала об этом решении в своём блоге. Ответ был мгновенным, ошеломляющим и более чем странным.

За несколько следующих дней блог Целести заполнился комментариями, мнениями и декларациями, по большей части от безымянных людей, с которыми мы никогда не встречались и не разговаривали. Некоторое количество было от моей преследовательницы с той стороны земного шара, которая написала длинную обличительную речь, в которой назвала меня «социопатом», а Амбер — «шлюхой, разрушившей семью.» Создавалось впечатление, что весь Интернет хотел оценить ценности нашего брака или их отсутствие.

Некоторые анонимные комментаторы пришли в наши блоги для того, чтобы сообщить нам, что мы обязаны оставаться вместе, так как на моём сайте выложено много текстов о полиамории и, следовательно, я отвечаю за то, чтоб демонстрировать полиаморию с лучшей стороны. Похоже, представление полиамории с лучшей стороны означало никогда не завершать отношения, во всяком случае, никогда не завершать основные отношения. Завершать дополнительные отношения было, похоже, совершенно нормально.

Основной темой обсуждения развода, особенно между не знающими нас людьми было то, что я пытаюсь поменять одну партнёршу на другую. Вынужденный выбирать между двумя женщинами, я, вместо того, чтобы соблюдать свои обязательства, выбрал новую партнёршу вместо старой.

На самом деле я не выбирал между Целести и Амбер. Передо мной был выбор между двумя способами жить, двумя этическим системами, двумя способами думать об отношениях, двумя наборами ценностей. Целести на самом деле не хотела полиамории, её идеал выглядел похожим на Оззи и Харриет. Напряжённость была вплавлена в наши отношения с самого их начала. Хотя мы оба стремились к компромиссу и оба немало потрудились для того, чтоб построить устраивающие нас обоих отношения, напряжение всегда присутствовало в виден незаметного и привычного фона.

Я предпочёл страху отвагу, а конформности — индивидуальность. Амбер разбудила дремлющую часть моей личности, которая хотела жить без компромиссов. Мне казалось, что я был заперт в тёмном чулане, но теперь, когда я уже почти позабыл об этом, двери раскрылись и я, моргая, очутился на свету.

Мы думали о правилах, которые обеспечили бы нам безопасность, но Амбер всё изменила. Она дала нам возможность понять, что возможно что-то другое, и я выбрал именно это что-то. Она показала мне то, что должно было быть очевидно с самого начала, но по какой-то причине я провёл годы и десятилетия полностью неспособным увидеть, что я могу найти именно то, что ищу.

Она также показала мне, что компромиссы, которых мы достигли с Целести, не были этичными. Я причинял боль тем, кто меня любил. Разумеется, без злого умысла и даже не понимая этого, но боль не становилась от этого меньше. Если бы я продолжил двигаться тем же курсом, я бы продолжал снова и снова причинять людям боль.

Мои ценности изменились. Изменилось и моё представление о возможном. Я больше не мог оправдать свои соглашения с Целести моралью. Теперь я мог ясно видеть последствия обсуждения договорённостей, влияющих на других людей без их участия, а раз я однажды увидел это, вернуться назад было уже нельзя.

Целести была смущена и обижена. «Это не то, на что я подписалась. Я просто хочу нормальных отношений. Разве я слишком много хочу?»