Убийственные болоньезе

— Вы, Тина, дразните меня. Я ни за что не поверю, в то, что вы сейчас сказали.

— Вот и правильно, не верьте, — она хлопнула ладошкой по своей гладкой загорелой коленке. — Разве можно верить женщине?

— Можно, — уверенно ответил Виктор. — Я считаю, что женщины намного честнее мужчин. В своих высказываниях, в своих поступках. Если женщина разлюбила, она прямо скажет об этом. Мужчина же, наоборот, будет обманывать постылую жену, боясь покинуть насиженное гнездышко. Сотни женщин могут подтвердить мои слова, я знаю немало любовниц, которые так и не дождались, когда их возлюбленный оставит семью и разведется с женой.

— А вы, Павлов, врете своей жене? — из-под опущенных ресниц спросила Тина, вертя в руке полупустой бокал.

— Нет.

— Врете, врете, — она подняла взгляд и в упор посмотрела на него.

— Жены нет. Поэтому не вру, — и для достоверности добавил. — Была бы, поручиться не смог, что ни разу не соврал бы.

— Правильно, иногда лучше сказать ложь, — подхватила Тина. — Песня есть такая, девушка просит любимого прямо сказать ей, когда он разлюбит ее, но он обещал ей дарить розы: белые к свиданию, красные, как признание в любви, а если он подарит бордовые, то это будет означать, что он уходит от нее.

— И? — заинтересовался Павлов.

— Спустя годы он подарил ей огромный букет бордовых роз, все подруги ей позавидовали…

— А она?

— Она сказала, что лучше бы он соврал ей.

— Женская логика, — Виктор снова наполнил бокалы, и задал вопрос, вертевшийся на языке:

— А вы были замужем?

— Нет, — просто ответила она.

— Что так? — ляпнул Павлов и прикусил себе язык, но что вылетело, то вылетело.

— Видите ли, Павлов, — не обиделась Тина, — на актрисе этого жанра не слишком много желающих жениться. Да и Бернс… В моем контракте есть особый пункт.

— Я думаю, у вас еще не случилось любви, — он хотел подбодрить ее, но получалось немного фальшиво.

— Шесть лет своей сознательной жизни я посвятила работе и Бернсу. Я много где побывала, но никогда не была свободна. Можно сказать, что это тоже своеобразное замужество.

Ветерок из приоткрытой лоджии колыхнул тяжелые шторы. Тина передернула плечами.

— Холодно? — спросил Виктор. — Закрыть балкон?

— Спасибо, нет, — одернула прозрачные рукавчики Тина.

— Тина, может в ваших глазах я наглый незнакомец, но давайте перейдем на «ты», — попросил Виктор.

— Брудершафт? — усмехнулась Тина.

— Нет, без всякого… — поспешил заверить он. — Просто скажем друг другу «ты».

— Ты, Павлов, псих, — звонко засмеялась она, — ну кто отказывается от брудершафта?

— Ну, если ты не против…

— Против, — все еще улыбалась Тина.

— Значит, обойдусь, — легко согласился он.

Она встала из кресла, подхватила из креманки крупную ягоду и, мазнув ею по завитку взбитых сливок, поднесла к губам. Но вдруг передумала, и усмехнулась, увидев, как дернулся его кадык. Бросила ягоду, слизнув с пальца сливочную каплю.

Павлов даже прикрыл веки, что бы не видеть…

— И часто приходится обходиться? — невинно спросила она.

— Тина я скоро уезжаю… — вдруг прохрипел он в надежде на ее понимание. Что ей стоит? Она проделывает это каждый день! Он ничем не хуже этих самцов, а кое-чему может и научить. Только бы она поняла!

— Счастливой дороги.

Ломается! А он, как идиот, выпрашивает немного ласки у этой сучки! Конечно же, она набивает себе цену! Вздумала поиграться с ним, дешевка! Шкура, под которую каждый может просунуть…

Тина почувствовала перемену в Павлове и отпрянула к окну. Он двинулся вслед за ней, глаза налились кровью, кулаки сжаты.

— Павлов, ты что? — осторожно спросила она.

Он остановился. Потряс головой, зажмурив глаза. Они молчали. Тина не пыталась протиснуться к выходу и стояла, ожидая, когда пройдет затмение. Три долгих минуты ждала она, затаив дыхание, боясь вновь разбудить в нем зверя. Павлов стоял, опустив плечи и обхватив руками голову. Наконец она решилась:

— Павлов, да что с тобой?

Он поднял на нее глаза. Они были мутными и словно невидящими.

— Тебе плохо? — спросила она, прикоснувшись прохладными пальцами к его щеке, с уже пробившейся щетиной. Он вздрогнул от ее прикосновения, и она отдернула руку.

Виктор поймал ее и прижал к своему пылающему лбу.

— Боже, ты весь горишь! — воскликнула Тина. — Давай я помогу тебе добраться до постели.

Она забросила его руку на свое загорелое плечо и шагнула к широкой кровати.

Павлов тяжело опустился на гостиничный матрас, откинулся на подушки. Тина сбегала в ванную, намочила холодной водой край махрового полотенца и присела рядом, приложив полотенце ко лбу Виктора.

— Павлов, не пугай меня, — попросила она, ослабляя галстук и расстегивая верхние пуговицы его рубашки.

— Пройдет… — промычал Виктор.

— Может, врача позвать? — неуверенно спросила Тина.

— Не надо, — отказался Виктор и сбивчиво объяснил, — такое бывает… иногда…последствия контузии.

— И как долго? — задала вопрос Тина, ладонью потрогав лоб Виктора. Не удовлетворившись исследованием, приподняла его голову и прикоснулась губами, при этом его подбородок уперся в Тинкину грудь. — Как долго длится приступ?

— По-разному, — обреченно вздохнул пациент. — Может, через десять минут полегчает.

— Ты воевал? — снова спросила Тина, теперь пытаясь сосчитать удары его пульса.

— Первая чеченская.

— Ух, ты! — заинтересовалась она. — И ранения есть?

— Есть.

— А звание, какое? — спросила новоявленная медсестра.

— Майор…в отставке, — ответил Павлов.

— Павлов, а ты случаем не прикидываешься? — Тина приложила голову к груди Виктора и стала слушать его сердцебиение.

— Я? — возмутился Павлов.

— Ладно, ладно, — утихомирила его Тина, — сердце у тебя и впрямь здорово бьется.

«Еще бы», подумал Павлов, эти игры в медсестру и пациента так возбудили его, что он едва сдерживался, что бы не подмять под себя рыжеволосую Флоренс Найтингейл.

Тина встала с постели, одернула платьице, взбила рукой волну волос и заявила:

— Мне пора.

— Тина, ты не можешь бросить меня в таком плачевном состоянии, — он испугался, что она действительно уйдет, и привстал с постели. — А вдруг мне будет хуже?

— Я вижу тебе лучше, — категорично заявила Тина.

— Это обманчиво, — Виктор понимал, что у него последний шанс и старался изо всех сил. — По твоей милости герой войны подохнет в каком-то провинциальном отеле!

— Считай, что ты пристыдил меня, — сложив руки на груди и притоптывая мыском туфли, усмехнулась Тина. — Я-то, чем могу помочь герою войны?

— Ты должна лечь рядом и согреть меня своим теплом, терапия такая, — Виктор сам ошалел от своих слов, но остановиться не мог.

— Терапия… А у героя войны с нервишками все в порядке? Не каждый сможет вынести мою терапию.

— Я готов пойти на все! Тина-а-а… — Виктор схватил ее руку и стал покрывать поцелуями, призывая ее к состраданию. — Оста-а-анься… Я закажу еще шампанского…

— Хитрец, — покачала головой Тина.

— Ну что ты хочешь? — Виктор опустился на колено. — Я все для тебя сделаю!

— Сделаешь? — прищурила глаз Тина.

— Да! — темные глаза его сверкнули маниакальным блеском. — Говори.

— Люби меня, — приказала Тина, глядя в его удивленно раскрывшиеся глаза. — Не просто трахай, а люби.