Когда любить нельзя

– Ну да, хорошенькое прощаньице! И у меня в доме! – Мария возмущенно вырвала у него свои руки. – Между прочим, это было уже после свадьбы, так что не гневи бога, не клянись!

Геннадий подавленно промолчал.

Мария, тоже помолчав, с горечью заметила:

– Хорошо хоть, что нас обвенчать не успели… Как ты мог так поступить со мной, Гена?!

– Я не думал, что ты так быстро проснешься, – виновато глянув на нее, сказал Геннадий. – Я хочу тебе объяснить…

– Ничего объяснять мне не надо! Я достаточно видела! Но это уже все в прошлом, и я не хочу ничего больше знать! Более того, я даже рада, что все узнала. Так что, наоборот, все хорошо получилось, вовремя. Иначе наша жизнь была бы пыткой, и для меня, и для тебя!

Геннадий, вздохнув, поднялся с колен и сел рядом с ней.

– Мария, Машенька, я бы не позволил себе… Клянусь!

– Прошу тебя, прекрати! – потребовала Мария. – О чем теперь говорить?! Прошлого не вернуть! И ничего между нами уже не будет, да и быть не может! Ты же не сможешь перестать быть геем и отказаться от секса с мужчинами…

У Геннадия дернулось лицо.

– Дело только в этом? – тихо спросил он.

– Наверное, не только, – призналась Мария. – Знаешь, я много думала о том, что произошло, и пришла к выводу, что все объясняется тем, что мы просто не любили друг друга. На месте твоего Мишеля мог быть и кто-нибудь другой, и не важно – мужчина это был бы или женщина, в конце концов, какая разница, – ты все равно предал мое доверие, потому что изменил мне.

– Я не хотел тебе изменять, поверь мне! – умоляюще глядя на нее, сказал Геннадий. – Я просто прощался с тем, что дает мне наслаждение, потому что не мыслил продолжения таких отношений с кем-либо после нашей свадьбы. Я был бы верен тебе.

– Очень сомневаюсь, что ты хранил бы мне верность! – покачала головой Мария. – А если бы и хранил, то из этого тоже ничего хорошего бы не вышло, ведь ты бы был со мной несчастен, не получая того удовлетворения, к которому уже привык. Что бы это была за жизнь! Впрочем, – она невесело усмехнулась, – еще раз повторюсь, я не верю, что ты пошел бы на такую жертву ради меня. Ведь женитьба тебе нужна была только ради карьеры, а я была лишь средством. Думаю, что и сейчас вы с Мишелем вместе…

– Неправда, я к тебе всегда относился с нежностью, – возразил Геннадий и добавил: – И сейчас отношусь… А с Мишелем мы расстались, сразу же после…

– Зачем, в этом ведь уже не было необходимости? – перебила его Мария, пропуская мимо ушей слова о нежном к ней отношении.

Он не ответил. Помолчал, опустив голову, словно собираясь с мыслями, потом, подняв на нее глаза, сказал:

– Мария, я хочу начать все сначала.

– Это невозможно, Гена, – грустно улыбнулась Мария. – Никогда.

– Почему? У тебя кто-то появился? – спросил он, и в его глазах Мария с удивлением увидела ревность и боль.

– Конечно, но даже если бы никого и не было, то я не смогла бы заставить себя снова поверить тебе, – объяснила она. – Я очень тяжело пережила твою измену. И неизвестно, как бы я с этим справилась, если бы не… – и она замолчала.

– Кто он? – тихо спросил Геннадий.

«Тот, кто расценил бы твой грех как содомский…» – пронеслось у нее в голове, но она промолчала.

– Прости меня, – сказал он, опуская голову.

Посмотрев на понурившегося Геннадия, Мария вдруг с удивлением почувствовала, что ей почему-то его жаль. И эта жалость почти вытеснила обиду за ту боль, которую он ей причинил. Наверняка, гомосексуалистам тоже жить непросто. И не только из-за вполне понятного неприятия, которое наблюдается по отношению к ним со стороны гетеросексуальной части населения, но и потому что найти постоянного спутника жизни им тяжелее. Если уж женщине среди миллионов мужчин-«натуралов» трудно найти того, кто бы ее любил и был бы ей верен, то каково мужчине найти среди гораздо меньшего количества мужчин-геев того, кто был бы не только таким, как он сам, но и был бы способен на любовь и верность.

– У тебя есть… кто-нибудь? – спросила она, почти с сочувствием глядя на Геннадия.

Тот поежился от ее прямого вопроса, но ответил честно:

– С кем делить постель – да, есть, но к кому относиться с такой же нежностью, как к тебе, – нет, – и он взглянул ей в глаза.

«Что-то не замечала я твоей нежности раньше…» – подумала Мария и в душе ее опять всколыхнулась старая обида.

Она молча встала, отошла к кофеварке, в которой уже давно приготовился кофе, разлила его по чашкам, распаковала пирожные и, выложив их на тарелочку, вернулась к столу.

Поставив перед Геннадием чашку с кофе, она спросила:

– Можно задать тебе интимный вопрос?

Геннадий настороженно посмотрел на нее, но кивнул утвердительно.

– Когда ты узнал, что ты гей?

– В семнадцать лет, когда понял, что меня заводят парни, – вздохнув, ответил он.

– А ты уверен, что это был именно гомосексуализм, а не просто подростковые сексуальные забавы с друзьями, когда таких же отношений с девчонками многие мальчишки еще боятся, заменяя их на разрядку со сверстниками?

– Чувствуется, что ты начиталась сексологической литературы, – заметил Геннадий с грустной улыбкой. – Нет, это не было просто подростковой гиперсексуальной всеядностью. Тогда я в первый раз серьезно влюбился…

– И это был парень?

– Да. Он был иностранцем, старше меня на пять лет. Учился в университете на третьем курсе. Мы с ним познакомились на моей первой студенческой вечеринке в общежитии.

– И он тебя соблазнил?

– Скорей я его… – нехотя признался Геннадий. – Хотя потом он мне сказал, что занимался сексом с мужчинами с пятнадцати лет. С ним я и почувствовал то, чего никак не мог ощутить с женщинами, хотя ситуаций у меня было более чем достаточно. Отец меня в наших заграничных поездках всегда водил в дорогие публичные дома, а маме говорил, что ездит со мной на экскурсии по городу. Хотя это тоже можно отнести к разряду экскурсий…

Заметив, как вытянулось лицо у Марии при этом заявлении, а она, действительно, в шоке подумала: «Знал бы папа, что за друг у него!», Геннадий поторопился добавить:

– Ты не думай, что он какой-то там развратник, просто он считал, что мужчина должен уметь вести себя с женщиной в постели, а этому лучше всего учиться с профессионалками.

– Ну да, а сам он, значит, проходил курсы усовершенствования квалификации, чтобы не терять мастерства, – усмехнулась Мария и, качая головой, подумала про себя: «Нет, хоть и говорят, что яблочко от яблоньки недалеко падает, а это вон как странно откатилось, и просветительство не помогло, а, может, наоборот поспособствовало формированию подобной сексуальной ориентации».

– Как же ты со мной собирался… – Мария запнулась, не зная, каким словом назвать то, что ее интересовало, но потом решила отбросить смущение, коли уж у них пошел такой откровенный разговор: – Как же ты со мной собирался вести себя в постели, если близость с женщиной тебе ничего не дает?

Геннадий, не ожидавший от нее такой прямоты, чуть не поперхнулся кофе и едва слышно заметил:

– Но ты ведь очень красивая…

– Ну и что толку с того, если тебя заводят красивые, но только парни? – вновь усмехнулась Мария. – Скажи, тебя во мне не устраивало то, что у меня чего-то нет или то, что у меня что-то, наоборот, лишнее?

– Что ты имеешь в виду под лишним? – не понял Геннадий.

– А вот это, например… – пояснила Мария и, сама поразившись эпатажности своих действий, натянула руками платье на груди.

Не скрытые под отсутствовавшим бюстгальтером соски, сразу же проступили через ткань. Геннадий ошеломленно скользнул по ним взглядом и отвел глаза.

– Вот видишь! – воскликнула Мария. – Говоришь: «Давай начнем сначала», а сам даже не можешь смотреть на меня, потому что я женщина. Если бы мы поженились, то ты бы уже год, как должен был со мной делить супружескую постель со всеми вытекающими отсюда последствиями. А ты ведь даже ко мне никогда не прикасался, только чмокал по-дружески в щеку… Скажи, тебе было неприятно или просто не приходило в голову, что мне было нужно нечто гораздо большее?