Когда любить нельзя

Геннадий молчал.

У Марии его молчание вызвало раздражение: коли шел к ней незваным для разговора, то должен был понимать, что отвечать на ее вопросы ему придется. Чего уж теперь молчать-то! И вообще, непонятно, как он собирался восстанавливать с ней отношения, не дав объяснений тому, что произошло, и не обсудив, как он видит их совместное будущее…

– Как может быть мужчине неприятно прикасаться к женскому телу? Как?! – допытывалась она, уже понимая, что не получит от Геннадия никакого ответа.

Она старалась еще держать себя в руках, но ее уже понесло: ей почему-то вдруг захотелось сделать что-нибудь такое, что бы вывело Геннадия из себя.

Поднявшись, она подошла вплотную к нему, наклонилась и, взяв его за руку, предложила:

– Прикоснись к моей груди, посмотри какая она упругая, как сама просится в ладонь…

Геннадий, покраснев, отдернул руку.

– Как ты можешь?! – чуть ли не выкрикнул он и негодующе добавил:. – Ты очень изменилась! Зря я к тебе пришел.

Отодвинув Марию в сторону, он выскочил из-за стола и стремительно вышел из кухни.

А Мария опустилась на сундук.

Услышав, как щелкнул замок на входной двери, закрываясь за Геннадием, она почувствовала себя совершенно опустошенной. В голове у нее не было никаких мыслей.

Посидев несколько минут, приходя в себя, она, наконец, протянула руку, взяла свою чашку и, залпом выпив остывший кофе, встала. В этот момент раздался звонок в дверь.

«Неужели вернулся? – с тоской подумала Мария. – Не буду открывать, хватит с меня!»

Но звонок не унимался.

Мария против воли поднялась и пошла к двери.

Не спрашивая, кто звонит, она открыла, ожидая увидеть Геннадия, но за дверью оказался Евгений, охранник снизу.

– У вас все в порядке? – спросил он, с тревогой оглядывая ее.

– Все хорошо. А что?

Евгений, виновато улыбнувшись, ответил:

– Да выскочил тут из лифта ваш… – он на секунду замешкался, подбирая подходящее слово, – …знакомый в каком-то странном состоянии. Я подумал, не случилось ли чего с вами… Может, помощь нужна…

Мария, глядя в его глаза, почувствовала, что у нее наворачиваются слезы от этой нежданной заботы.

– Нет, не случилось, – покачала она головой и вдруг заплакала.

Охранник сначала растерялся, но, потом, шагнув к Марии, крепко обнял ее и спросил сочувственно:

– Что же вы тогда плачете?…

Уткнувшись носом в его широкую грудь, обтянутую камуфляжной формой, Мария вместо ответа громко всхлипнула. И вдруг, вдохнув запах Евгения – смесь холста, сигаретного дыма и здорового мужского пота – вздрогнула… Как давно ее никто не обнимал! Впрочем, обнималась она по-серьезному всего-то несколько раз в жизни, да и то на младших курсах на университетских вечеринках, а потом, начав встречаться с Геннадием, вообще забыла, что такое объятия, он-то ее этим не баловал.

Не веря происходящему, Мария замерла и, прижимаясь лицом к груди Евгения, только вдыхала и вдыхала исходящий от него странный возбуждающий запах, чувствуя, как у нее начинает кружиться голова от какого-то неясного томления. Слезы ее, конечно, моментально высохли.

Евгений, видимо, что-то тоже почувствовал и прижал Марию еще крепче к себе, отчего она придвинулась ближе, и почти соприкоснувшись с Евгением бедрами, вновь вздрогнула всем телом.

Словно осмелев от этого движения, руки Евгения скользнули по ее спине, опустились до талии, потом еще ниже… и дерзко сжали ее бедра.

Марию начала колотить дрожь. Почувствовав, как ладони Евгения с силой обхватили ее ягодицы, она сделала инстинктивное движение бедрами вперед и услышала, как у Евгения перехватило дыхание. Через мгновение она ощутила, как его налитая плоть прижалась к ее животу, и, не сдержавшись, застонала от резко нахлынувшего возбуждения. Ее стон вызвал соответствующую реакцию у Евгения. Тоже застонав, он прижал Марию спиной к стене и, прерывисто дыша, начал вжиматься бедрами в ее тело с такой силой, словно хотел выдавить на ней собственный силуэт. Мария даже с опаской подумала, что он повредит себе свою мужественность, и слегка развела ноги, чтобы дать его напряженной плоти больше пространства. Но Евгений, восприняв это движение как приглашение к дальнейшим действиям, рывком поднял ее под ягодицы вверх, усаживая на свои бедра, и скользнул рукой под платье. Обнаружив, что под ним нет белья, он буквально содрогнулся, и, сминая пальцами нежные ягодицы Марии, устремился к заветной цели.

И тут Мария, несмотря на охватившее ее возбуждение, испугалась и попыталась остановить Евгения. Взглянув на него, она обомлела: выражение его лица было точь-в-точь такое же, как у Геннадия, когда тот в день их свадьбы совокуплялся с Мишелем.

«Господи! Что я делаю?!» – ужаснулась она, вырываясь из кольца рук Евгения и сползая телом по стене вниз.

Евгений приоткрыл затуманенные страстью глаза и непонимающе посмотрел на Марию, но та уже полностью пришла в себя.

Одернув платье, она вывернулась из тесного пространства между стеной и телом Евгения и взмолилась:

– Женечка, я не могу… Прости, пожалуйста, но тебе придется уйти…

У Евгения дернулись губы, но он ничего не сказал. Постояв несколько секунд, глядя на нее и, видимо, усмиряя все еще рвущееся к ней тело, он молча развернулся и вышел в распахнутую дверь, которая, как оказалось, оставалась открытой во все время охватившего их безумия.

Захлопнув за ним дверь, Мария кинулась в ванную.

Рывком стащив с себя платье, она встала под душ и включила холодную воду.

«Какой позор! Какой стыд! Как блудливая кошка готова была отдаться первому встречному! И даже дверь не закрыли… Что же это со мной было?!» – думала Мария, пытаясь смыть с себя ледяной водой до сих пор остающиеся на теле ощущения от прикосновений рук Евгения. Они почему-то плохо смывались, расползаясь по телу горячими сполохами желания, а в низу живота появилась тянущая боль.

Опасаясь, что может простудиться, Мария сделала воду потеплее и, положив ладонь на живот, помассировала его, пытаясь снять неприятные ощущения, но неожиданно почувствовала, как ее тело откликнулось на прикосновение руки сладостным спазмом и возникновением неудержимого желания раздвинуть влажные завитки, прикрывающие ее лоно, и погрузить в него свои пальцы. Поставив одну ногу на край ванны, она скользнула пальцами в образовавшееся между ног пространство и почувствовала, что складочки ее плоти набухли и раздались в стороны, словно приглашая проникнуть между ними.

Она накрыла рукой лобок, несколько раз нажала на него серединой напряженной ладони, а потом медленно собрала в горсть всю плоть, что оказалась под ее рукой, и, сжимая ее сильнее и сильнее, опустилась на дно ванны. Разведя ноги, она откинулась на спину, продолжая крепко сжимать ладонью свою промежность.

Закрыв глаза, она прислушивалась к нарастающим ощущениям, и вдруг увидела перед собой лицо отца Кирилла. Ее рука дрогнула, взметнулась к нему навстречу и виновато упала обратно на лоно со шлепком, похожим на пощечину, вызвав при этом новую волну накатившего сладострастия. Глаза отца Кирилла неотступно смотрели на нее с легкой укоризной, и ей казалось, что они проникают в глубину ее тела. Она даже почувствовала легкое давление на лоно и решила помочь этому ощущению усилиться, несколько раз шлепнув себя ладонью между ног.

С каждым шлепком в ее теле нарастало напряжение, шлепки становились все сильнее. Мария уже не контролировала своих действий, нанося себе все убыстряющиеся удары между ног. Она словно наказывала свое тело за то желание, которое без ее разрешения возникло в объятиях Евгения и которое ей никак не удавалось унять. И это наказание доставляло ей никогда ранее не испытываемое наслаждение. Второй рукой она сжала свою грудь и вдруг почувствовала, как в ладонь ей скользнуло что-то металлическое. Смутное осознание, что это крестик, подаренный ей отцом Кириллом, не только не остановило ее, но наоборот еще больше подстегнуло поднимавшуюся из глубины ее тела волну наслаждения. Теребя и царапая острыми краями крестика свои соски, она продолжала хлестать себя ладонью между широко разведенных ног. Последний удар, заставивший Марию выгнуться в судороге ослепительного оргазма, исторг у нее высокий протяжный крик, за которым наступило безмолвное и блаженное изнеможение.