Полный привод, или Километры вдоль нормальности (СИ)

— Вау, зашибись, правда, Дэлли? Чума-а-а! — выводя дочь за руку после поездки, наклонился к ней папочка. Та просияла ему глазами в ответ и тут же прыгнула навстречу встречающей их маме.

— Мамуль, вау, зашибись, чума!

Мама, приготовившаяся было умилиться радости своей девочки, опешила и метнула взглядом молнию в их «преподавателя словесности», а его трость в её руках в этот момент так и норовила довести до греха.

— Очень хорошо, что тебе понравилось, — тут же заулыбалась девушка и, присев, чмокнула дочь в щёчку. — На следующую карусель с тобой пойду я. Папа Александр словарным запасом не подходит, — ещё раз зыркнула она на парня.

— Следующие будут русские горки, — расплылся тот в клоунской улыбке. — Удачки тебе с твоим словарным запасом.

Потом они ещё долго бродили в лабиринте Алисы, возле которого вращала глазами огромная голова Чеширского кота на пригорке, после чего пришли к карусели диснеевского слона Дамбо. В очереди оставили папу с его тростью, а мама с дочкой ушли искать туалет.

И как назло именно после «Дамбо» Дэлли стошнило. Хорошо, что уже на твёрдой земле, а не в воздухе.

— Ты не сказала заветного слова «зашибись», — всё-таки вставил Александр, когда уже всё прошло.

— После горок я с удовольствием тебя послушаю, — с садистской ухмылкой парировала Жаклин.

— Пф-ф, легко! — фыркнул и закатил глаза парень, не забывая приглядывать за Дэлли, которая, уже забыв о своём недомогании, поскакала дальше к замку какойто там очередной принцессы или феи.

Кстати, о недомоганиях. Александр ещё вчера почувствовал першение в горле, и голова не очень уютно сидела на плечах, как после не совсем удачного спарринга. Простудиться летом он не мог, поэтому, скорее всего, подхватил вирус и сразу же вспомнил: где именно. Перед глазами встало его ещё совсем недавнее прошлое. То самое, когда «Землю остановили» и он «сошёл» на конечной станции под названием «Отцовство».

Именно тогда для него и началась та самая новая жизнь.

Глава 59 Шок

Глава 59

Шок

Именно тогда для него и началась та самая новая жизнь.

А началась она с того, что Жак, сказав ему «Спасибо», и как ни в чём не бывало, будто у него, у Алекса, сейчас не рушится сознание и не переустраивается система ценностей, будто его не рвёт всего изнутри на части и не корёжит в ломках, не раскраивает нутро глубокими длинными порезами досады и отчаяния, прошла в гостиную с улыбкой на губах и с Эдельвейс на руках и начала что-то там ворковать с дочкой.

А мужчина, не в силах что-нибудь сказать или сделать, да и не зная: что именно, уселся на вторую ступеньку лестницы — на первой его колени доставали ему чуть ли не до ушей — и схватился руками за голову.

Он понимал, что сейчас, вот в эту самую минуту творится один из самых ярчайших моментов в его жизни, но ему всё равно захотелось чего-нибудь плохого. Только для себя одного, разумеется. Чего-нибудь отрицательного вплоть до членовредительства. Ведь он не женщина и о спасительном обмороке можно и не мечтать, поэтому, как верный выход из сознания здесь пригодился бы, допустим, хороший хук от Тима Принстона, который вполне себе мог отправить МакЛарена прямиком в вожделенный нокаут. Ну, или же пара бутылок «Laphroaig» и как следствие — отключка от сокрушительного алкогольного опьянения — тоже вариант.

Секунды тикали, а состояние шока всё не прекращалось и не ослабевало. Даже за такой короткий промежуток времени оно успело измучить, и в один из моментов мужчине ужасно захотелось застрелиться. Ну, или застрелить того человека, который знал о том, что у него, у Александра, родилась дочь и ничего ему не сказал. А ещё лучше: голыми руками раскромсать этого урода на атомы.

«Чёрт! Фа-а-ак!» — единственное, на что он сейчас оказался способен, но парень обрадовался и этому — хоть что-то. Он запустил себе руки в волосы, а потом с силой потёр лицо ладонями, взлохмачивая свои красивые длинные брови. Тут мимо в кухню проследовала Жаклин и по-матерински на ходу потормошила ему и без того всклоченные вихры на макушке. Александр захотелось схватить девушку за руку, но побоялся. Струсил. Хотя до последнего времени слово «страх» значилось в его лексиконе лишь номинально.

Страдалец остатками своего, лежавшего в руинах, разума понимал, что ему нужно прийти в себя, но трудность-то и состояла в том, что себя как такового он не помнил. Забыл. У него напрочь выскочило из головы: какой он есть, Александр МакЛарен Его нужно в себе ещё найти. Теперь — так. Да.

«Время. Мне нужно время», — схватился он за мысль и в этот момент почувствовал, что на него кто-то смотрит. Парень резко развернулся в сторону гостиной. В дверях стояла Эдельвейс и с интересом изучала этого странного дядю из мультика, уставившись на него во все свои, ну или его, глаза.

Папа округлил и свои «тюльпаны» тоже, не в силах моргнуть.

«Нет, — тут же осенило его, — не время».

— Дэлли, иди, посиди на диване, сейчас я тебе разогрею, и ты покушаешь, — выглянув из кухни, скомандовала мама, после чего скрылась за стеной, и оттуда послышался её сдавленный кашель.

На кукольном заспанном личике девочки промелькнуло лёгкое недовольство, но она всё-таки развернулась и, один раз оглянувшись, направилась, куда ей было указано.

— Иди, посиди с ней, — неожиданно услышал Александр возле себя голос Жак. Он испуганно оглянулся и уставился теперь уже на девушку. Она наклонилась к нему и взяла за запястье, как бы призывая подняться. — Иди, — кивнула Жаклин подбородком на гостиную и улыбнулась, как и тогда, когда говорила «Спасибо».

Мистер МакЛарен поднялся и, посмотрев на свою любимую женщину почти безумным и тоскливым взглядом, словно прощаясь, тоже послушался и направился за дочерью. Сула, сориентировавшись и поровнявшись носом с его коленкой, как хорошо выдрессированный охранник, пошла рядом.

— Сула! — строго окликнула её Жак. — Место.

Александр оглянулся — девушка ткнула пальцем во временное пристанище собаки в углу кухни.

Та, понурив голову, послушалась, но на морде было написано, что с этого момента она какую бы то ни было ответственность с себя снимает, умывает руки, ну или лапы, и больше ни за что не отвечает. Хоть и понимает, что всё это до первого подозрительно звука из гостиной.

Дэлли уселась на диван, вытянула ножки и сложила на коленках свои маленькие ручки, с ещё не сошедшими полностью перетяжками на запястьях. Ребёнок после сна уже успел соскучиться по игрушками валявшимся на диване и полу и, кстати, не очень многочисленным, но этот дядя сильно смущал и отвлекал, поэтому девочка молча оглядывала своих кукол и зверей и не двигалась с места.

Дядя из мультика тоже.

Александр, умостившись на другом конце дивана, вцепился раскрытыми кистями в колени как крабами и переводил взгляд с пижамки на волосики, с волосиков на маленькие ушки, с ушек на почти крохотный кукольно правильный ротик, после чего его чуть не загипнотизировали ноготки на пальчиках на голых ступнях дочери.

То, что они точь-в-точь, как и на руках, повторяют рисунок его ногтей, уже не шокировало. Парня обуяла другая и весьма тревожная мысль: что будет, когда он проснётся. Александр предположил, что Эдельвейс тогда, скорее всего, исчезнет, и тут же едва заметно тряхнул головой, как бы отгоняя такую нежелательную реальность. Он даже не чувствовал, что любит эту девочку, он понимал, что уже не сможет без неё. Никогда больше. Вообще от слова совсем. Он будет с ней на всю оставшуюся жизнь, до последнего вздоха. Он — её. В один из моментов ему захотелось взять своего ребёнка на руки, но от предвкушения небывалых, неведомых ему доселе ощущений внутри поднялось нечто такое, что тут же заставило отступить, а в голове оставило после себя твёрдое убеждение, что слово «страх» теперь в его лексиконе уже не только де юре, но и де факто.

Сколько они так просидели, никто не засекал, а потом мужчина услышал это:

— Алекс, неси её сюда. Картошка готова.

Это кричала с кухни Жаклин.