«Молчи» (СИ)

— Хорошо, — Лили вертит стакан в руках, опустив взгляд, и миссис Роуз покидает помещение с тяжелым грузом мыслей и предположений. Она возвращается на кухню, решая пока занять себя готовкой, чтобы отвлечься, но не может оставить проблему. Женщина берет упаковку от чая, открывая дверцу, где стоит урна, и мнется, хмурясь. Опускает руку, пальцами сжав мятую грамоту, на которой красиво написано имя её дочери.

***

Никогда бы ни подумала, что смогу так сильно замерзнуть. Кончики пальцев ледяные, красные, язык еле шевелится во рту, а дышать с каждой минутой, проведенной на морозе, тяжелее, словно крупицы льда оседают в легких, забивая их. Я добираюсь до дома за какие-то жалкие полчаса, ногами трудно перебирать, руки уже не согреть даже паром изо рта. Мне страшно касаться пальцами ресниц, они твердеют, покрываясь белым налетом. Вдруг надломятся вовсе? Надо отогреться.

Кое-как спешу к дому, дрожа с такой силой, что каждый шаг производится с тихим хрустом в коленях. Зубы стучат. Подбегаю, поднимаясь на крыльцо, и еле шевелю ладонями, пока пытаюсь справиться с замком. Открываю, быстро переступая порог, и захлопываю за собой, с болью осознав, что дома не теплее, правда сердце в груди начинает стучать активнее, помогая крови скорее распространятся по телу. Вижу чемоданы, снимая капюшон, и улыбаюсь. Правда, еле растягиваю замерзшие губы:

— Мам? — зову, спеша на кухню, но там пусто, на столе стоит одинокий чайник, из носика которого вырывается горячий пар. Моргаю, ощущение такое, будто ожидание взрывает кровеносные сосуды. Быстро направляюсь к лестнице, замечая, что на этаже выше горит свет. Поднимаюсь, перебирая ногами, и не сдерживаю светлые эмоции, когда из ванной выходит женщина. Её внешний вид пугает: эти впалые щеки, эти бледные губы, искусанные ногти, усталые глаза, а взгляд опущен, без прежней гордости. Но стоит матери слышать мой голос, как она вынуждает себя улыбнуться в ответ:

— Привет, — она останавливается, ведь я уже подскакиваю, с облегчением утопая в теплом объятии. Женщина не отталкивает, моя потребность в ощущении родного тепла не вызывает у неё ступор. Мать гладит одной ладонью по моим волосам, наклоняя голову, чтобы взглянуть на лицо:

— Ты, кажется, похудела. Плохо питалась? — её голос звучит виновато, и мне не хочется её напрягать, поэтому лгу, качнув головой:

— Нет, кушала по часам, — улыбаюсь, сделав шаг назад, но руки матери остаются на моих предплечьях. — Ты болеешь? — осматриваю её лицо, замечая, что морщин стало куда больше, а в волосах появилась седина. Мать отвечает, медленно сжав и разжав веки, при этом остается неподвижной:

— Харпер, знаю, у тебя много вопросов, но… — она так истощенна психологически, что еле связывает буквы в слова. Верчу головой:

— Всё хорошо, — улыбаюсь. — Ложись спать. Я потом помогу разобрать вещи.

— Спасибо, — она вновь прикрывает веки, но уже дольше остается в темноте своего сознания, и мне приходится крепко держать её за кисти рук, чтобы женщина не потеряла равновесие. Покачивается. Мать распахивает глаза, вздыхая, и опять пытается поправить мои непослушные локоны:

— Пойду спать, — говорит, переступая порог комнаты, а я остаюсь на месте, сложив руки на груди. Слежу за тем, как женщина медленно перебирает ногами, садясь на кровать, и берет свой телефон, проверяя экран и оповещения. Её взгляд тяжелеет. Ладонью касается лба. Опять что-то случилось? С отцом?

Качаю головой, быстро подхожу к матери, взяв из её рук мобильный. Женщина поднимает глаза.

— Тебе надо отдохнуть, — говорю, выключая аппарат. Мать кивает, соглашаясь, и собирается лечь, уже откинув одеяло, но останавливается, вдруг вспомнив:

— Твой телефон постоянно вибрировал, — оповещает, после чего ложится на спину, мрачным взглядом уставившись в потолок. Хмурю брови, соображая не так быстро. Отворачиваюсь, направляясь в коридор, в комнату для гостей, и вижу на тумбе телефон. Мигает. Неужели, Дилан уже звонил? Беру мобильный аппарат, включая экран, и понимаю, что значит, когда дыхание перехватывает. Делаю вдох, а выдох застревает в горле, не пробивая комок. С напряжением листаю оповещения: звонки от Лили, сообщения, содержание которых ставит меня в тупик. Последнее гласит: «Ты можешь приехать?» — оно было отправлено ночью, в полтретьего. Черт. Спешу обратно в комнату матери, замявшись на пороге, и женщина поднимает голову, замечая мою потерянность.

— Мам, знаешь… — начинаю запинаться, активно жестикулируя. — Моему другу нужна помощь и…

— Все хорошо, — женщина кивает, спокойно реагируя на мои слова. — Я все равно буду спать до вечера, — улыбается. — Ты, главное, приходи, мы выпьем чаю.

— Спасибо, — шепчу, с обречением оставляя женщину, возвращение которой так яро ждала. Но Роуз нуждается во мне. А это не пустой звук. Её слова. Наверное, что-то произошло, поэтому, как подруга, я должна быть рядом. Знаю, что собираюсь в дом Роуз, знаю, что столкнусь с её матерью, но у меня нет иных вариантов.

Пока выбегаю обратно на мороз, забыв застегнуться, набираю сообщение Дилану о том, что я добралась и собираюсь обратно к Лили. Отправлено.

Надеюсь, какой бы проблема у неё вчера не была, сегодня уже все наладилось. Вот только подруга не отвечает на звонки.

***

Хмуро читает сообщение. В доме тихо. На кухне сидят два человека, но их молчание заполняет все коридоры. Если вчера Дейв был эмоционально открыт, то сегодня он в полной задумчивости. Постоянно пьет кофе, будто боится возможности углубиться в неприятный сон. Трет веки. Дилан крутит пальцами телефон, все-таки набирает сообщение в ответ: «Зайдешь потом?»

Поднимает глаза на Фарджа. Он мешает сахар в кружке, сильно стуча ложкой по краям посуды. О’Брайен не может перенести тишины, поэтому говорит:

— Лили знает?

— Я не говорил, — парень смотрит в стол. Не на друга, который ерзает на стуле, нервничая. Подбирает слова, правильные, чтобы как-то помочь Дейву, но все остается в глотке, ведь вибрация прерывает попытки. Дилан смотрит на экран, ожидая увидеть номер Харпер, но его спокойствие не может длиться дольше, так? Это он. Главный. Сам набирает. Сам совершает звонок. Значит, дело срочное. Почему именно сейчас? О’Брайен поглядывает на Фарджа, откашливаясь:

— Я должен ответить, — встает со стула, покидая кухню, а Дейв косым взглядом провожает друга, хмуря брови. Он чувствует. Совсем скоро все дерьмо всплывет. И черт знает, как Дилан отреагирует. Если честно, Фардж уже опускает руки. Он заварил все это, чтобы выбраться из сети банды, но его наоборот тянет вниз, глубже. Парень подносит кулаки к губам, с отвращением ощущая, как горячая жидкость покрывает глазные яблоки. Белки краснеют. Молчит, нервно покачиваясь на стуле, и ему стоит неимоверного труда взглянуть на Дилана, который входит на кухню, со вздохом объявляя:

— Вызывают, — хмурится. — Тебе не звонили?

— Нет, — парень усмехается. — Думаю, Главный потерял ко мне интерес, — нервно потирает ладони.

— Это даже хорошо, тебе не до этого, — О’Брайен пока не понимает. Фардж кивает, сохраняя спокойствие в голосе:

— Тебе нужно идти?

— Конечно, — Дилан прикусывает губу. — Знаешь, Харпер скоро приедет к Лили. Попрошу, чтобы они зашли к тебе, — отступает назад. — Я постараюсь не задерживаться, — обещает, ожидая ответа со стороны Дейва. Тот молча кивает. Ещё секунд десять О’Брайен мнется на пороге, после чего разворачивается, ускоряя шаг. Чем скорее прибудет на место, тем быстрее окажется свободен.

Спешит к машине, набирая сообщение Мэй, чтобы попросить потом зайти к Дейву. Садится в салон, не тянет время.

Он торопится. Рассчитывает вернуться сразу же. Ведь не знает, что его ожидает в кабинете Главного.

***

Возможно умереть от переохлаждения. Возможно и от нервов. Паника увеличивается по мере моего приближения к дому Лили. Неуверенность тянет назад, но продолжаю шагать, на крыльце вовсе забываюсь, отключая сознание. Поднимаю сжатую в кулак ладонь. Долго сохраняю руку в таком положении, моргая и борясь с болью в груди. Иногда нужно идти против себя. Рисковать своей зоной комфорта, безопасностью, переступая черту дозволенного.