Считай звёзды (СИ)

Янг пальцами водит от макушки к виску, не получая моей реакции:

— Ты о чем-то думаешь, — повторяет свои слова. — Тебя выводит присутствие матери? — предлагает свои варианты, но ошибочно. — Или из-за скорых экзаменов переживаешь? Не волнуйся. Я помогу тебе подготовиться, потом уедешь в колледж, подальше от этого места, — чуть позже добавляет. — От матери, — видит, что не выхожу на контакт, и начинает пальцами водить по моей шее. — Взбодрись.

Резко распахиваю глаза, подняв голову, и хмуро смотрю на девушку, уловив в её тоне кое-что неуместное для её состояния. И не ошибаюсь. Райли выдавливает улыбку, продолжая щекотать пальцами мои ключицы:

— Взбодрись, — повторяет, чем подтверждает мои безумные мысли.

Что если она… Ну… Проявляет заботу ко мне? Что если сейчас она так же переживает о моем состоянии? Это нелепо, конечно, но девушка ведь старается привести меня в чувства. Мне с трудом верится в то, что кто-то может отвечать на мое волнение, что кто-то способен испытывать тревогу в ответ, ибо я не получал подобного от матери, когда проявлял по отношению к ней заботу. Поэтому для меня это нечто нереальное.

Отдаваться кому-то физически и морально — то, к чему я привык.

Получать что-то взамен на свои действия — дико и непривычно.

Но, всё-таки, что если…

Довольно долго сохраняю зрительный контакт с Райли, отмирая в момент, когда она, как ребенок, тыкает пальцем мне в нос, насильно сохраняя на своем лице улыбку:

— Я сделаю чай, не пей эту гадость, — имеет в виду кофе. Девушка освобождается от моих рук, вполне спокойно направившись к кипящему чайнику. Стою на месте. Пальцами щупаю холодный воздух, опуская руки.

Тепло. Знаю, что его можно получить путем занятия сексом, но тогда, почему сейчас внутри так жжется? Прячу горячие ладони в карманы, сделав неуверенный шаг назад к столу, и бросаю хмурый взгляд на девушку, приступившую заваривать нам чай.

Забота. Источник тепла.

Райли — источник тепла.

***

Льет дождь. Тот самый момент, когда радуешься такой скверной погоде, которая должна мастерски омрачить мое состояние, но наличие серости и темноты за окном действует успокаивающе. Стараюсь не думать о волнующем, Дилан говорит, нет толку рвать волосы из-за Агнесс. Она часто так срывается с катушек и убегает, а потом всё равно объявляется и просит прощения. Но, судя по всему, я такой человек. Не могу отключить эмоции и расслабиться. И учиться не выходит. Сижу за уроками большую часть дня, решая оставить О’Брайена в покое, может, ему удастся выспаться? Точнее, я его целенаправленно отправила в комнату с данной миссией. Вот только постоянно слышу, как он бродит то в ванную, то вниз, но не выхожу, не вынуждаю его терпеть мое общество.

Замены для телефона не нашла. Даже лишних сим-карт не завалялось в подсобке. Так что теперь у меня нет возможности связаться с кем бы то ни было. С одной стороны, это печалит, лишает возможности быстро наладить контакт и Агнесс не сможет позвонить мне. Ей придется говорить с Диланом или Нейтаном. С другой, меня это отрывает от социальной жизни, и данная мысль дарит необъяснимое успокоение. Никто не сможет со мною связаться, никто не станет тревожить. Будто остаюсь одна. Получаю желанное одиночество.

После того, как стрелка часов переваливает за шесть вечера, просыпается долгожданный голод, не напоминающий о себе два дня. Стучу ручкой по тетради, скользнув взглядом со скукой по химическим уравнениям, и выпрямляю спину, сцепив ладони в замок. Тяну руки наверх, замычав с удовольствием, ощутив хруст в позвоночнике, и отодвигаю стул, решаясь покинуть комнату, но тихо. Подружки Лиллиан ушли утром, но сама женщина по какой-то причине остается дома. Странно, что она не торопится в больницу к отцу. В любом случае, не хочу привлекать ни её внимания, ни внимание Дилана.

Хочу прикрыть крышку ноутбука, но вдруг внутренний порыв — один из таких, что мне не удается контролировать — вынуждает остановиться. Открываю. Смотрю на экран. Сайт с примерами тестовых заданий к экзаменам. Перевожу спокойный, но отяжеленный легкой усталостью от учебы взгляд на календарь, и понимаю, что не отмечала дни ожидания ответа от матери. Если честно, надоедает. Правда. Присаживаюсь на край стула, сутуля плечи, и с тихим вздохом начинаю щелкать мышкой, переходя на свою почту. Открываю сообщение, текст которого тошно перечитывать. В нем нет никакого толкового содержания и важности, но мама бы точно ответила, зная, что это от меня. А, может… Может, у неё не сохранилась моя почта? Хотя я взяла её старую, скорее всего, женщина её и не помнит. Верно.

Что-то внутри разжигает пыл надежды, и в голову приходит мысль написать ещё одно сообщение, но на этот раз указать полное имя. Помню, как-то в детстве, я писала ей, указав имя «Райли». Это нелепо, но что если у неё есть другие знакомые с моим именем? Ведь, может быть такое? Может?

Мои пальцы застывают над клавиатурой. Взгляд блуждает по экрану набора сообщения. Губы слегка приоткрываются.

Это смешно, да? Смешно, что я ищу любую глупость, хватаясь за неё, дабы оправдать маму? Конечно.

Опускаю руки, прижавшись спиной к спинке стула, и изучаю яркий экран, свет которого ранит глазные яблоки, вынуждая тереть веки от боли. А плевать — внезапно. Нет, правда, плевала я на это. Подаюсь вперед, скользнув языком по губам, чтобы избавиться от сухости, и возвращаю пальцы на клавиатуру, начав обдумывать, что и как написать, но даже такой силы стремление обрывается из-за отвлечения на посторонний шум. Голос, который не признаю, оттого он привлекает внимание, рождая объяснимое непонимание. Мужской, но это не отец. За ним следует голос Лиллиан.

Оставляю ноутбук, медленно поднимаясь со стула, и мелкими шагами приближаюсь к двери, неуверенно отворяя её. Голоса проникают в комнату. Выглядываю, осторожно, не желая быть замеченной, и вижу мужчину, по одежде которого понимаю, что он из службы, занимающейся доставкой и перевозкой грузов. Лиллиан решила начать ремонт без отца? Или…

Пальцами сжимаю дверной косяк, подаваясь вперед, и хмуро, немного потерянно изучаю то, что мужчина проносит в кабинет женщины. Похоже на холсты для картин, но они покрыты пленкой. Сложно рассмотреть, что на них изображено. Лиллиан ногой подпирает холсты, стоящие у стены, пока грузчик берет по два, занося в комнату, при этом мило общаясь с женщиной, надеясь на хорошие чаевые. Сами холсты и краски дорого обходятся, на что требовался грузчик? Это опять же лишние деньги… И откуда столько картин? В больнице рисовала?

Мужчина шутит, и Лиллиан заливается фальшивым звонким смехом, даже мне противно его воспринимать, а вот незнакомец выглядит вполне довольным собой, ибо смог рассмешить такую хорошенькую дамочку. Не спорю, Лиллиан обладает внешней притягательностью.

Женщина берет один холст, а мужчина последние два, после чего они заходят в кабинет. Поднимаю брови, сжав губы, и покачиваю головой. Я дотошна, когда дело касается денег, но материальное положение нашей семьи требует лишних тревог. Жаль, что Лиллиан этого не понимает. Из кабинета доносится очередная волна смеха, поэтому решаю махнуть рукой и вернуться к своим проблемам. Прикрываю дверь, не до конца, так как слышу, как дверь комнаты напротив открывается. Причем не спокойно, не тихо. Кажется, парень её к черту выбивает ногой, что приводит меня в ступор. Притормаживаю, хмуро вслушиваясь в отдаленные шаги, и выглядываю обратно в коридор, не успев обратиться к Дилану, поняв, куда он намеревается ворваться.

— Ди… — горло побаливает из-за холодного воздуха, которого наглоталась, пока бродила по морозным, ночным улицам. Хриплость глушит попытку быть услышанной. О’Брайен дергает дверь кабинета на себя. Стоп, действительно, зачем они закрылись в кабинете?

«Ты в край охерела?» — Дилан не кричит, он говорит на пониженных тонах, кроме того, закрывает за собой дверь. На него не похоже. Будто не хочет, чтобы я услышала и пришла поглядеть, что за переполох в такое время. Но переступаю порог, медленно шаркая босыми ногами по полу. Совершенно не задумываюсь о том, что выхожу в тонкой майке и шортах. Для меня это довольно откровенный вид, но хочу услышать всё, о чем они толкуют за дверью. Подхожу ближе, ладонью касаясь поверхности стены.