Осколки (СИ)

Пронзило жалостью к Каре, острой, щемящей — до слез. В носу защипало, и Кэлен им, носом, шмыгнула, громко, заставив Мэйсон вздрогнуть — ого, оказывается, и для железной Мэйсон что-то может быть неожиданным! — и оглянуться, всмотреться внимательно, пристально…

— Жалеешь её?

— Нет! — Кэлен мотнула головой. Подумала. Закатила глаза — какого черта она врет? Как будто Мэйсон можно обмануть! Вздохнула: — Да, жалею…

— Зря, — и опять эта снисходительная улыбка — будто она, Мэйсон, с маленькой глупой девочкой разговаривает! — Мелкую все устраивает, поверь. Она не рвется на роль лидера.

— А ты прямо вот знаешь! — обидно стало от этой её улыбки, этого тона… высокомерная заносчивая всезнайка, вот она кто, эта Мэйсон! А может, обидно стало оттого, что Кэлен и впрямь почувствовала себя маленькой глупой девочкой… Где эта чертова детектив Амнелл, когда она так нужна?

— Знаю, — спокойно и веско бросила Мэйсон. Закрыла глаза. Поток автомобилей впереди, наконец, сдвинулся, и Кэлен перенесла ногу на педаль газа. Вздохнула. Ладно, может, Мэйсон и правда лучше знает. Она с Карой давно, да что там — всю жизнь. А Кэлен… Кэлен пока еще гость в их мире. Любимый, желанный — но гость.

Кэлен снова вздохнула. Покосилась на Мэйсон: глаза закрыты. Нет, все же странно она себя ведет. Поток автомобилей встал, и Кэлен, чертыхнувшись, нажала педаль тормоза. Сколько они еще так будут тащиться, а? Хоть вот бросай машину и иди пешком! Конечно, не бросят, не пойдут, но… могли бы время с пользой провести. Дело обсудить, например! Почему Мэйсон отказывается? Кэлен вновь потянула напарницу за рукав:

— Мэйсон! Почему ты не хочешь поговорить о деле?

— А смысл? — не открывая глаз, лениво, равнодушно. Будто специально, чтобы позлить Кэлен! — Если мне не изменяет память, сейчас идут твои с мелкой двое суток. Значит, скоро мне уходить. А разговор не короткий. Как по мне, нет и смысла начинать. Кстати, странно, что ты до сих пор не потребовала выдать тебе её. Кару.

Вот же черт! Кэлен озадаченно уставилась на Мэйсон. Правда, отчего это она, Кэлен, не требует выдать Кару сейчас, немедленно? Ей ведь даже в голову это не пришло!

Сзади загудел нервно клаксон, и Кэлен, вздрогнув, бросила взгляд вперед: надо же, а поток-то рассосался! Значит, где-то там была авария, а теперь дорогу расчистили. Ну и хорошо! Кэлен ударила по педали газа, автомобиль с визгом сорвался с места, помчался. И в голове вдруг тоже расчистилось, словно и там, в мозгу, рассосался затор из мыслей: Кэлен поняла, почему не просит Мэйсон поменяться с Карой. Привычка же! Она, Кэлен, уже привыкла к их распорядку. День — это Мэйсон. А Кара — ночь. Вот и все! Так что Кэлен ведет себя не странно, вовсе нет. А вот Мэйсон — странно. Кэлен свернула на Честнат, бросила очередной взгляд на напарницу:

— Ты все-таки обижаешься, Мэйсон…

— Нет, Амнелл, — открыла глаза, глянула невозмутимо. Усмехнулась: — А ты совсем плохо выдерживаешь неопределенность. И тревогу.

— Что??? — Кэлен поняла смысл сказанного не сразу — через пару секунд. А поняв, чуть не перепутала педали от возмущения: — Ты меня что? Проверяешь?

— Тренирую, — и улыбнулась.

— Ты охренела???

— Ты же сама просила научить тебя, — приподняла одну бровь, в глазах — ирония, наглые черти хохочут. Губы кривятся в ухмылке… хищной, кривой, такой знакомой, да родной уже просто! Насмешливая, нахальная, дерзкая… привычная Мэйсон. Понятная и… да, любимая. Кэлен и разозлиться не смогла даже — хотя надо было бы, ведь заслуживала она, Мэйсон, этого, ну! — так обрадовалась возвращению своей Мэйсон. Своей нахальной, беспардонной, насмешливой — привычной, понятной! — и, черт побери, такой уже любимой. Ну как на нее злиться? Невозможно же, совершенно, категорически! Вместо злости Кэлен затопило нежностью, радостной, легкой, от которой хочется смеяться и… целовать чертову Мэйсон! Тренирует она… надо же, а! Кэлен улыбнулась — розовеющему закатному небу в просветах крыш, теплому морю нежности внутри себя и своему странному — странному же, ну! — желанию поцеловать Мэйсон, прямо сейчас, немедленно поцеловать. А еще — обнять и тискать эту несгибаемую, циничную железную Мэйсон, тискать будто ребенка… или котенка. Не будь Кэлен сейчас за рулем, она бы не удержалась, набросилась сейчас на напарницу… нет, возлюбленную, любимую. И затискала бы, да! Конечно, Мэйсон бы оторопела от такого. Конечно, она бы сопротивлялась. Кэлен усмехнулась мысленно: чертова Мэйсон и не подозревает, что только что избежала ужасного ужаса — слюнявых нежностей, тех самых, что она, Мэйсон, боится как огня. Да что там, пожалуй, это вообще единственное, чего она боится — эти вот нежности. Проявления любви. Мэйсон боится быть любимой… смешная.

Кэлен с нежностью покосилась на вновь закрывшую глаза напарницу. Конечно, она боится. И нечему тут удивляться. Для Мэйсон любовь — это слабость. А слабой ей быть нельзя, категорически. Там, в её детстве, слабые погибали, они становились мясом. Там, в этой жуткой общине, Мэйсон была на войне — всегда, без остановок и перерывов, днем и ночью. Она вырвалась из общины, она выжила — но так и не вернулась с войны. Её война продолжается… и, возможно, не кончится никогда. Какая тут любовь? Понятно же, что Мэйсон не может, просто не может позволить себе поверить. Поверить, что её любят. Поверить, что она сама способна любить… что уже любит. И всегда любила — Кару, например. Любила, защищала и продолжает защищать. Даже сейчас. Даже от Кэлен. Даже тогда, когда объективно Каре ничего не угрожает… Кэлен распахнула глаза от вспыхнувшего в сознании озарения — опять ведь чертова Мэйсон её обманула, а! — и, резко сбросив скорость, развернулась к напарнице:

— Ты ведь мне снова соврала, да, Мэйсон?

— Что? — Мэйсон, вздрогнув, открыла глаза, посмотрела растерянно: — Кэлен?..

— Про терапию! — она продолжила говорить по инерции, не иначе. И лишь через секунду, осознав, что именно только что услышала, осеклась: — Кара? — увидела солнце в теплых глазах, улыбнулась радостно и ласково. А внутри мелькнула усмешка: вот же чертова Мэйсон, все-таки поняла, прочитала её, Кэлен желание — затискать, обслюнявить щенячьей нежностью, — и сбежала! Вот смешная же, ну! Можно подумать, у Кэлен никогда больше не будет возможности — и желания — излить на неё, на Мэйсон, свою любовь!

Кэлен дотянулась до Кары, накрыла её руку своей:

— Привет опять, моя радость! Ну и сумасшедший денек сегодня!

— Да уж… — Кара улыбнулась. — Не припомню, чтобы мы с Мэйсон когда-то еще так менялись туда-сюда, — она покачала головой в изумлении. Довольно веселом, на самом деле. И посмотрела прямо в глаза Кэлен — тоже весело: — И о чем тебе снова соврала моя альтернативная личность?

— Да вот... — Кэлен смутилась, и Кара заметила это. Улыбнулась вновь, ласково, накрыла руку Кэлен своей:

— Она, похоже, сбежала, не попрощавшись?

— Ну да… она… — и снова Кэлен осеклась. А ведь Кара сейчас вполне справедливо может поинтересоваться, почему так получилось. Почему уход Мэйсон стал неожиданностью для Кэлен, почему Кэлен сама не потребовала его, этого ухода, — и возвращения Кары. Кара может даже обидеться — и будет права, ибо Кэлен нарушила договоренности! Господи, как же это все… мучительно. И как же понимает сейчас Кэлен Сару, которая испугалась таких вот сложностей… Нет, ну правда, ведь проще простого запутаться в этом треугольнике! Особенно, если начать врать, скрывать что-то, не так ли? И значит что? Значит, нужно быть честной.

Кэлен вздохнула, оглянулась по сторонам: до дома еще пара кварталов, ехать быстро по запруженной автомобилями Честнат не получается. Так что пока они доползут к дому, Кэлен как раз успеет рассказать.

И она, еще раз вздохнув глубоко, поведала Каре о разговоре у Литл после её, Кары, ухода, о разговоре с Мэйсон в машине, о своей появившейся уже привычке ассоциировать день с Мэйсон, а ночь — с Карой. О своем вопросе насчет интегративной терапии — и версии Мэйсон о мотиве её, Мэйсон, отказа от от этого метода… Кара слушала, не перебивая, внимательно, заинтересованно, искренне — как только она, Кара, и умеет слушать. Так, что о смущении, неловкости Кэлен забыла в первые же несколько минут и потом, до самого дома, говорила с удовольствием, вдохновенно даже.