Тридцать ночей (ЛП)

Она с трудом дышала.

— Твою мать, ты не знаешь. Ты — выпускник, произносящий прощальную речь. Номер один на своём потоке. Я думаю, это само собой разумеющееся, что именно ты выступишь с речью на выпускном собрании.

Меня удивило, насколько я была не заинтересована в этой информации. Да, у меня хороший уровень успеваемости, но у меня не было стремления произносить речь перед гордыми родителями, тогда как мои... Кто-то другой должен сделать это, тот, у кого есть родители, которые будут сиять от радости и запомнят этот день.

— Тогда мне лучше проверить почту. Я что-нибудь придумаю.

Реаган подозрительно на меня смотрела. Я сделала, как надеялась, убедительное, пусть и страдающее от похмелья, непроницаемое лицо. Она хлопнула мне по руке и оттолкнулась от стола.

— Тогда желаю британской удачи. Пока, — она рассмеялась и отправилась на пробежку.

Спотыкаясь, я добралась до своего тираннозавра и открыла почтовый ящик. И в самом деле, там оказалось сообщение от ректора Кемпбелла с просьбой произнести прощальную речь. Я написала ему ответ:

"Уважаемый ректор Кемпбелл,

Спасибо Вам за оказанную колледжем Рид мне честь. К сожалению, я не смогу произнести речь на выпускном собрании. Если это требование, которое я должна выполнить, дабы получить похвалу, данным сообщением я отказываюсь от этого.

С уважением,

Элиза Сноу"

Я выключила компьютер и схватила свою древнюю камеру. Моя миссия на сегодня проста: сделать так много фотографий о жизни здесь, насколько это было возможно.

Глава 13

Шторм "Хейл"

Окончательно стемнело, и больше я не могла фотографировать. По крайней мере, я запечатлела "Город Книг" "Пауэлса", пусть даже я не смогу бывать там, чтобы прочитать все его миллионы книг. Я возвращалась домой на нашу воскресную Красную ночь — вечерний ужин Реаган и Элизы. Правило Реаган номер один: не нарушать эту традицию даже ради парней. Очевидно, она единственная, кто придерживался этого правила.

Я завернула за угол здания, в котором располагались наши апартаменты, и первое, что я мне бросилось в глаза — это чёрный, выглядевший по-президентски внедорожник "Рэндж Ровер", который был припаркован не на дороге, а прямо на тротуаре, вплотную к лестнице. Машина практически забаррикадировала лестницу. Калико²⁰, кот, спасённый моим соседом, совершенно не черепахового окраса, гневным взглядом пристально разглядывал того, кто находился внутри машины. Я собралась наклониться, чтобы почесать его за ушком, но внезапно дверь внедорожника открылась. Я замерла. Мои колени распрямились, а сердце разорвалось у меня в груди. Потому что из внедорожника, изящно выпрямившись, вышел мой мистер Хейл. Хотя нет, не мой мистер Хейл.

Он выглядел угрожающе. Его глаза были леденяще-синими и бледнее, чем обычно. Он был в полной боевой готовности, более напряжённый, более надменный — словно если бы каждая клеточка его тела напряглась, в попытке сдержать силу внутри себя. Это был не дракон. Это было то, чего даже драконы боятся.

— Элиза.

Он не одарил меня своим привычным кивком головы, и его голос был холодным, как у Касии. Подумав о Касии, я догодалась, почему он был мертвецки бледным. Должно быть, Фейн сорвал предстоящий процесс написания картины.

— Мистер Хейл. Какой приятный сюрприз. Вам пришлось долго ждать?

— Да.

— Простите, я не знала, что вы приедете. Всё в порядке?

— На этот вопрос есть около семнадцати вариантов ответа в дихтономическом ключе, Элиза.

Тепло опалило мои щёки – как минимум я это заслужила — поэтому я начала лепетать:

— Так всё плохо, не так ли? Могу ли я посоветовать чашечку горячего шоколада взамен "Сангрии"? Теобромин...

— Почему Брэтт Фейн пытается уговорить меня воспользоваться услугами своего протеже, Харви Селлерс, для написания картины? — его голос прервал меня, как ледяное лезвие.

Полное дерьмо! Мои подмышки вспотели, а желудок мой резко свело. Должно быть, он предложил бешеные деньги Фейну, раз уж тот решил пойти на такой риск. Но я не могу рисковать жизнью Хавьера — даже если мои инстинкты твердят мне, что Хейл не причинит ему вреда.

— Что вы имеете в виду? — начала увиливать я, желая лишь одного, чтобы мой голос прозвучал, как у Маргарет Тэтчер, но вместо этого, прозвучала я, как Белоснежка у скрипучего колодца.

Он прожигал меня пристальным взглядом, пока я мысленно не дошла до калия, повторяя про себя таблицу. Затем что-то в его глазах изменилось. Они лишились своего леденящего взгляда и сосредоточились на моём лице, подобно объективу фотоаппарата.

— Что ты скрываешь, Элиза? — спросил он.

С его голосом то же произошли изменения. Впервые, его голос перестал быть холодным. Он был расчётливым, со скрытой теплотой.

В этот миг, мне захотелось рассказать ему свой секрет. Я хотела рассказать о себе абсолютно всё. Но не могла вымолвить ни единого слова, и, в итоге, я поняла почему. Потому, что тотчас, как только Хейл узнает истину, всё это станет явью. Он стал моей фантазией, точно так же, как и эта земля однажды ею стала. И его тоже мне придётся потерять.

— Я не знаю, почему Фейн попросил вас воспользоваться услугами Харви Селлерса.

Я не могла открыто смотреть ему в глаза и при этом врать, поэтому начала теребить ремешок фотоаппарата, обернутого вокруг моего запястья.

— Может быть, тогда ты знаешь о другом. Почему нигде нет никаких упоминаний о человеке по имени Харви Селлерс? Никаких персональных файлов, ни банковских счетов, ни водительских прав, ни адресов, ни кредитных историй, ничего. Фактически... как если бы его не существовало вовсе, — он говорил ровным, сдержанным тоном — в манере игрока в шахматы передвигать пешки до того, как сделает ход ферзём.

— Более того, Элиза, информации о Харви Селлерсе гораздо меньше, чем о тебе. А потом я вспомнил, как ты сказала, что CIS хранит информацию об иммигрантах под грифом секретности. Поэтому я стал подозрительным, Элиза. Очень подозрительным.

Он склонил голову, и наши глаза оказались на одном уровне. Мотылёк и пламя. Я не осмелилась даже моргнуть. Когда я ничего не ответила, он продолжил:

— Но затем, прошлым вечером, я обнаружил ключ к разгадке в самом неожиданном месте, — он снова призадумался, и я почувствовала, что он только что сделал ход ферзём.

Моё дыхание становилось поверхностным, и я бесконтрольно подумала о колибри со сломанными крыльями.

— Ты знаешь, что я об этом думаю?

Я покачала головой.

— Неужели? Ну, давай посмотрим, могу ли я тебе помочь в этом. Я вспомнил, что Касия Мосс сказала мне в тот самый первый раз, когда увидел тебя. Ты помнишь это?

— Я помню, как наблюдала за вами, — произнесла я единственную бесхитростную вещь, которую я высказывала за последнее время.

Даже если он и расслышал нежность в моем голосе, он не подал вида.

— Касия Мосс сказала, что художник использует только чёрную, белую и серую краски в своих картинах. Это тебе ни о чём не говорит?

Я кивнула.

— Представь моё удивление, когда прошлым вечером я увидел те же самые цвета, покрывавшие пятнами футболку твоего партнера по танго, Хавьера Солиса.

Шах и мат! Пятна краски на одежде Хавьера — я никогда бы не подумала, что они станут красноречивым ключом к разгадке.

— Ты можешь объяснить мне это совпадение, Элиза?

— Нет, не могу, — я говорила правду, поскольку на самом деле не могла ничего объяснить. Это не моя тайна, чтобы её рассказывать.

Он кивнул, словно уже предвидел мой ответ.

— Почему женщина со средним балом успеваемости 4.0, создавшая весьма сложный протеин, и уровень IQ которой составляет 160, не способна сложить дважды два?