Осколки (СИ)

Что делать? Что же делать? Что, черт побери? Что??? Кэлен металась. Просто места себе не находила! Кэлен кричала, задаваясь одним и тем же вопросом. Тряслась. Потом, нет, сразу же, одновременно, кричала на себя — за этот страх, эту глупую, странную, нелогичную — совершенно, категорически же нелогичную, ну! — панику.

Нет, снаружи ничего такого не происходило. Если бы кто-то посмотрел сейчас на Кэлен, то даже не заподозрил бы, что она умирает от страха — снова. Кэлен просто застыла, прижавшись ягодицами все к той же столешнице, — и прижав к себе потяжелевшую Мэйсон. Или уже Кару? Кэлен, кажется, даже дышала едва-едва — если вообще дышала. В общем, посмотри кто со стороны — увидел бы статую, неподвижную и, возможно, вполне себе мраморно-бледную.

Вся позорная, иррациональная, нелогичная паника бушевала внутри. Что делать? Она, Кэлен, ведь не готова, категорически не готова к встрече с Карой. Она не знает, что говорить, как говорить. Вот, для начала, как объяснить эту странную позу? Эти объятия с Мэйсон? Ведь Кара, появившись, спросит, обязательно спросит, что они, Кэлен и Мэйсон, тут делали в такой… таком положении. И что отвечать? Правду? Что Кэлен захотелось пообниматься с Мэйсон? Кара точно обрадуется, ага. И это ведь даже не вся правда-то, ну! А вся… вся правда в том, что Кэлен удерживала Мэйсон, чтобы не появилась Кара. Кэлен изо всех сил оттягивала тот момент, когда придется встретиться с обидой Кары… с её ненавистью. Возможно, Кара даже поймет… если у Кэлен будет шанс объяснить. Если Кара вообще захочет разговаривать. А если нет? Может ведь такое быть, ну! “Я не хочу тебя видеть. И слышать… Насмотрелась и наслушалась, аж тошнит” – это ведь совсем недавно… неделю назад, чуть больше? А вспомнила, и боль такая, будто бы вчера. Не хочет она, Кэлен, снова услышать что-то подобное… не может! Не выдержит просто, ну… Так что же де...

— А ты была права, Амнелл.

Что? Кто это? Мэйсон? Ну да, получается, Мэйсон, ведь Кара называет Кэлен по имени. А если «Амнелл» — то это точно Мэйсон, без сомнений. Но почему? Неужели Кара…

— Она не хочет тебя видеть, — подтвердила страшную догадку Мэйсон. — Не знаю, что там у вас в самом деле случилось, но мелкая не желает появляться.

Все. Сердце остановилось, замерзнув в лед, и тут же разбилось, рассыпавшись миллиардом мельчайших острых осколков. Горло сдавило, и там образовалась запруда, соленая до горечи. А воздух в окружающем мире кончился. Кажется, так уже было, да? Воздух кончился, стало нечего вдыхать… и вместо кислорода легкие заполнила пустота. Жуткая, ледяная пустота. Кажется, Кэлен умерла. Вот на этот раз совершенно точно — умерла. Ну или… превратилась в боль. Одну огромную бесформенную боль, пульсирующую в агонии в стылой пустоте…

Да, точно так уже было. Эта пустота, эта боль, невыносимая, невозможная… её не выдержать, не пережить же, ну! Кэлен точно знает. Она, Кэлен, уже встречалась с этим. С этой болью. С этой пустотой. С этой смертью… «Я не хочу тебя видеть. И слышать...». Кэлен уже умирала, тогда. И…

Она, Кэлен, ведь выдержала это тогда, да? Не умерла. Не разрушилась. Даже не перестала любить! И надеяться, кстати, тоже… Да, ей было больно, так больно, что, казалось, не вынести. Но ведь вынесла. Выдержала. Пережила.

Кэлен тряхнула головой. И вдруг поняла, что ледяной пустоты больше нет. Что она, Кэлен, дышит. И её сердце бьется, стучит там себе, за грудиной. Может, чуть быстрей и сильней, чем обычно, но стучит, стучит же, ну! А еще она, Кэлен, поняла, что Мэйсон выбралась из кольца её рук и теперь стоит напротив. И смотрит — без капли сочувствия, понятное дело, — но с интересом. Изучающе так. Словно исследователь, наблюдающий за экспериментом. И от этого её взгляда мгновенно осушилась соленая запруда, и вместо холода в груди вспыхнул, начал набирать силу злой огонь. Кара не желает её видеть, вот как, да? Не хочет дать даже шанса объяснить, — да хоть бы и оправдаться, — черт побери? Она решила не появляться? И что она себе думает, Кэлен с этим смирится? Просто вот возьмет и согласится? Ну уж нет! Кэлен посмотрела в глаза Мэйсон:

— Позови её. Уговори, потребуй, шантажируй — делай, что хочешь, но заставь её появиться! Заставь, Мэйсон!

Мэйсон чуть повернула голову в своем излюбленном жесте — неуловимом, очаровательно-дерзком, и тоже уставилась в глаза Кэлен, прищурившись, все так же внимательно, изучающе. Смотрела долго — целую вечность! — секунду или две. Усмехнулась:

— Расслабься, Амнелл. Я пошутила.

— Что? — и вновь это обжигающее ощущение ледяного душа. И снова Кэлен замерла, остановив дыхание. Что происходит? Что она сейчас сказала, эта чертова Мэйсон? Или Кэлен это послышалось? А может, это все и впрямь не на самом деле? Может, она, Кэлен, правда умерла? Умирает? И это какие-то предсмертные глюки? Нет, серьезно, не могла же Мэйсон это сказать, да? Тем более — сделать… Не могла же, ну? Это даже для нее слишком… слишком жестоко, слишком бесчувственно. Надо уточнить. И Кэлен снова прошептала едва слышно: — Что?..

— Я пошутила, — невозмутимо и как будто даже с удовольствием повторила Мэйсон. — Я еще не уходила, не пробовала меняться с мелкой. Я притворилась.

Кэлен приоткрыла рот, но не издала не звука. Не успела. Ибо Мэйсон, улыбнувшись, выдала что-то уже совсем безумное:

— Поздравляю тебя, сладкая. Ты не умерла.

Рот закрыть Кэлен забыла — так и замерла. Снова. Мимоходом отметив странное абсолютное, незыблемое просто, спокойствие, что появилось внутри и удивительным образом вполне гармонично соседствовало с шоком. Что происходит? Да ничего страшного, ну. Кто-то из них сошел с ума, вот и все. Или Кэлен, — и теперь она разговаривает не с Мэйсон, а с плодом своего воспаленного мозга. Или Мэйсон… если она существует, если она реальна — а не плод воспаленного мозга Кэлен, — и теперь она, Мэйсон, несет бред. Кэлен даже весело стало. И она улыбнулась Мэйсон — или все же своей фантазии? — ласково, как больному ребенку:

— Что за чушь ты несешь, милая?

Мэйсон фыркнула, закатила глаза на миг, снова уставилась на Кэлен. Серьезно. Совершенно серьезно. Проникновенно. Еще и за руку взяла:

— Я говорю, Амнелл, что ты встретилась со своим страхом и не умерла, — и, видимо не обнаружив в глазах Кэлен понимания, объяснила: — Ну, ты так боялась, что Кара отвергнет тебя. Обидится, не захочет иметь с тобой дело… типа того, да, сладкая? Ты так сильно боялась, как будто это вопрос жизни и смерти. Будто, если это случится, ты умрешь. Ну вот, это случилось — для тебя, ведь ты же поверила, что мелкая отказывается появляться. И ты не умерла, — вгляделась снова в лицо Кэлен, повторила: — Ты встретилась со своим кошмаром и не умерла, Амнелл.

Пумс! Незыблемое спокойствие внутри лопнуло мыльным пузырем, разбросав радужные брызги. Зато на его месте тут же образовалась невероятная ясность. Кристальная, чистейшая до хруста, до звона, как морозный воздух. Злая ясность. Очень ясная и очень, очень злая. Мэйсон не сошла с ума — к счастью или к сожалению, но она в нем, в уме. И Кэлен тоже. Чертова Мэйсон и в самом деле проводила эксперимент! Над ней, над Кэлен! Чертова наглая, беспардонная, бесчувственная Мэйсон экспериментирует тут с её, Кэлен, чувствами! Живыми чувствами, между прочим! Чертова Мэйсон не сошла с ума, нет, она охренела!!! Она кем себя возомнила, а?!

Кэлен, темнея глазами, подрагивая крыльями носа, медленно вытянула пальцы из ладони Мэйсон. В ушах что-то монотонно пульсировало — тик… тик… тик… — может, сердце, а может, и бомба с часовым механизмом, готовая взорваться… И взорвется, черт побери, обязательно взорвется! Вот от этого невозмутимого и чуть заинтересованного — исследовательского, ну! — взгляда чертовой Мэйсон. Нет, охреневшей чертовой Мэйсон! Как она вообще может… могла… посмела? Теперь еще и смотрит невозмутимо...

А-а, понятно, в чем дело — Кэлен даже по лбу себя мысленно хлопнула, догадавшись, сообразив: Мэйсон просто не знает, что охренела! Она не в курсе. Нужно ей сообщить, не так ли? И Кэлен прищурилась, вновь улыбнувшись… хм, сама она сказала бы, что по змеиному — холодно, но при этом обманчиво-ласково: