«Молчи» (СИ)

Вы подумаете, что это хорошо, что процесс раскрытия новых чувств поможет ему в дальнейшем. Но вы ошибаетесь. Есть люди, которым не стоит развивать в себе что-то светлое. Есть обстоятельства, в которых нет места для светлого.

Светлые погибают.

Деградация не останавливает свое развитие.

Люди, темные внутри, черные по своим делам, не имеют права жить иначе. Но они могут попытаться.

О’Брайен спускается вниз, заглядывая на бледно освещенную кухню. Никого. Парень хмурит брови, разворачиваясь, и переступает порог гостиной. Никого. Стоит на месте. Недолго правда. Ускоряет шаг, направляясь в сторону двери, что ведет на задний двор. В глотке режется голос, но он сдерживает его, когда толкает легкую дверь с прозрачным стеклом. Выходит на террасу, оглядывая участок. Никого.

И глотка сдается, позволяя словам прорваться.

— Харпер? — О’Брайен спускается на пару ступенек вниз, озираясь по сторонам. Хриплым голосом повторяет:

— Харпер? — Оборачивается, быстро возвращаясь в дом. — Харпер! — Она не поднималась наверх, Дилан бы заметил. Так же девушка не ослушалась бы его. Она не могла пойти домой. Тогда, что за…

— Мэй? — Зов Дилана привлекает Дейва. Тот показывается на втором этаже, с напряжением наблюдая за нервными перебежками друга:

— В чем дело?

О’Брайен сам плохо понимает, отчего с трудом сдерживает неконтролимое желание ударить себя по лицу. Он встает на месте, поставив руки на талию, и смотрит в пол. Недолго находится без движения. Резко идет к двери, распахнув ее, и переступает порог, оказывается на крыльце. Смотрит на улицу, продолжая истязать свои губы зубами.

Черт.

Медленно пятится назад.

— Она ушла? — Фардж спускается с недоумением, а Дилан оглядывается, замечая на поверхности двери надпись, сделанную черным маркером, и невольно, довольно неприятно усмехается от осознания собственной ненависти к существу Оливера:

— Нет, этот ублюдок заказал Саймона.

От услышанного Фардж замирает, не моргая уставившись на друга, который нервно пускает смешок, со злостью врезав кулаком по двери.

Надпись — это дата. Сегодняшняя. Вплоть до минут похищения.

Саймон — известный наемник. Выполняет все, лишь бы заплатили. Он не относится ни к одной уличной группировке. Он существует вне их. Его никто не контролирует. И Оливер заказал его. Значит, Мэй у Саймона, который должен передать ее Оливеру. Это не трудно понять, но… Вопрос вот в чем: заказал ли Оливер просто похищение, или ему хочется веселья, поэтому Саймон должен вернуться за Диланом и Фарджем?

Теперь все обретает новый смысл. Оливер ловит всех на крючок. У него лучшие карты. У него Роуз и Харпер. В его руках контроль.

Он нашел всех.

И теперь его игра начинается.

***

Руки. Почему у меня ноют запястья?

Веки глаз будто смазаны черной смолой, мне не удается раскрыть их сразу, как сознание начинает возвращаться в мой организм с возможностью мыслить. Слышу голоса. Один из них знаком до мурашек. Страх бьет по сердцу, заставляя дышать тише, но намного быстрее. Перед глазами все еще темно. Сжимаю, разжимаю веки. Тяжесть в глазницах мешает сосредоточиться. Пахнет сыростью. Слышу, как где-то капает вода, словно текут трубы. Сухо во рту. Сглатываю, но лучше не становится. Голова ноет после удара. Да, меня огрели чем-то тяжелым по голове, без труда лишив меня сознания. Начинаю моргать. Живот скручивает от странной боли, когда слышу грубый мужской голос: «Дай один раз трахну ее».

«Отсутствие у тебя бабы меня не касается», — Оливер. Его голос.

Сжимаю губы, осторожно шевеля сначала пальцами, потом ладонями, чтобы прощупать то, на чем лежу. Это матрас. Причем голый, немного грубоватая ткань, с комками внутри. Пахнет неприятно, рвотой. Влажный под ногами. Босыми пятками вожу по поверхности. Где моя обувь?

— Иди уже, — Оливер явно торопится выпроводить «гостя». — Дверь сам найдешь, — слышу шаги. Но не в мою сторону, поэтому с напряжением разжимаю веки, больными глазами смотря перед собой. Лежу на боку. В груди все сжимается, когда начинаю изучать обстановку: грязные желтые стены с ржавыми разводами у потолка, на котором лопается и осыпается побелка, в помещении, опущенном в полумрак, кроме матраса, на котором лежу, ничего нет. Только на жестком бетонном полу стоит какая-то кружка с бледной жидкостью.

— Доброе утро, — слышу, и тут же сдерживаю желание закрыть глаза, прошептать: «Это кошмар». Не могу унять дрожь, меня буквально дергает от судороги. Невралгия выдает мой ужас, хотя смотрю я на парня с особой злостью.

— Заставил ждать, — парень опускается, садясь на корточки напротив. С широкой улыбкой смотрит на меня. Знаю, что изучает мое состояние, ждет страха, но я его проглатываю, хрипло и жестко рыкнув:

— И что теперь? — Приподнимаюсь кое-как на локти, стараясь отползти дальше от парня, который не прекращает растягивать губы. В таком плохо освещенном замкнутом помещении он выглядит жутко, и я борюсь с головокружением. Нельзя терять сознание, нельзя показывать эмоции. Странно, нервно усмехаюсь, вздрагивая от боли в спине:

— Теперь ты начнешь действовать? Каков твой план? Закрыть меня здесь, чтобы Дилан и Дейв попались в ловушку?

Оливер немного наклоняет голову, слишком довольно смотрит на меня, медленно моргая:

— Знаешь, какое самое страшное оружие, Харпер? — Замолкаю, ведь меня начинает тошнить от происходящего. — Ожидание. Я не буду говорить им, где держу вас. Не буду звонить, появляться, не дам им никакой информации, — парень пальцами касается локона моих волос, убирая его за ухо. — Незнание уничтожает.

— Ты все… Все равно не сможешь влиять на них. Я им никто, — шепчу. Голос застревает в глотке, когда Оливер сверкает глазами, улыбаясь так, чтобы продемонстрировать свои крысиные зубы:

— А мне казалось, что ты не тупая, — парень подается вперед. Я дергаюсь, скованно отворачиваю голову, опуская глаза, когда Оливер носом касается моей щеки, вдыхая аромат кожи. Сдерживаю рвотные позывы, слегка дергая головой и плечом, чтобы этот ублюдок оторвался от меня. Оливер улыбается, только сильнее напирает, пальцами руки обхватив мой подбородок, чтобы заставить взглянуть на него. Хмурюсь. Нет, я в ярости свожу брови, отчего на лбу появляются складки. Парень свободной ладонью пытается разгладить их, но я огрызаюсь, плюнув в него словами:

— Ты сдохнешь, знаешь?

Оливер не меняется в лице. Только больше удовольствия в его глазах сверкает, а пальцы сильнее сжимают кожу подбородка.

— Выпей это, — кивает на стакан с вызывающей подозрение жидкостью.

— Да пошел ты, — рычу, не желая слушаться. — Где Лили, ублюдок?

— Зачем тебе Лили? — Парень противно мурлычет. — Думаю, нам вдвоем будет весело, — вновь накручивает вьющуюся прядь моих волос себе на палец. — Ты только выпей это. Не хочу, чтобы ты сдохла в первые сутки.

— Где Лили? — Не выходит повысить голос. Мне страшно, и ужас отражается на моем искаженном от злости лице. Улыбка Оливера меркнет. Он прожигает во мне дыру своим безумием.

Все происходит резко. И грубо. Парень хватает меня за волосы, давит, заставляя сжать губы, чтобы не кричать. Бьюсь спиной о матрас, начав изо всех сил пинаться ногами. Оливер сдавливает мне шею одной рукой, второй тянется в карман, вынув шприц, при виде которого начинаю активнее бить парня кулаками. Он сжимает глотку, лишает кислорода, и мне ничего не остается, как пальцами впиться ему в запястье. Давлюсь, выгибаясь в спине, топаю ногами, согнутыми в коленях, кряхчу, понимая, что чувствую каждый удар сердца. Сознание плывет. Не могу дышать.

Оливер снимает зубами крышку, оголив иглу, и наклоняется вперед, отпустив мою шею, за которую хватаюсь ладонями, пытаясь перевернуться на бок.

— Мне кажется, ты плохо осознаешь, во что ввязалась, — перед моими глазами темно. Чувствую, как грубо мою руку дергают. Борюсь, но уже обессилено.

Холодная игла не быстро, а медленно рвет кожу.

— Найти вену у тебя непросто, но я постараюсь, — Оливер явно получает наслаждение, видя, как я корчусь, запрокинув голову. Хорошо чувствую, как что-то вливается внутрь. Продолжаю пинаться, но от временного лишения кислорода в глазах еще темно.