В ожидании чуда

— Ну-ка, ну-ка… что у нас тут такое? — наконец задумчиво произнес Салли. — Лифчик-западня "чтоб я пропал"?

Шутка Салли не вызвала никакой ответной реакции. Он не ждал немедленного ответа. Да и не хотел его получить, ему необходимо было время на размышление. По правде сказать, во рту у него пересохло в тот момент, когда он опустил взгляд на ее грудь. Лифчик у Джесси был почти прозрачным. — Соски ясно выделялись под ним и вызывающе торчали сквозь кружево. Салли проглотил слюну. Черт возьми, они требовали к себе его внимания, которое ему так хотелось им уделить.

Однако существовала небольшая проблема — пистолет. И обман. И Фил Мунро.

Туман похоти, который мешал ему мыслить трезво и притуплял инстинкты, растаял, когда он посмотрел на маленький серебристый пистолет, уютно устроившийся в ложбинке между ее грудей. Специальная петля, очевидно, удерживала на месте ствол и предохранитель. Только край рукоятки выглядывал из середины лифчика.

Нельзя было сказать, что ее грудь бурно вздымалась, но дыхание явно участилось. От каждого вдоха и выдоха грудь подымалась и опускалась в странном ритме, который не имел ничего общего с размеренным дыханием. Справедливости ради он признал ее попытку воспроизвести глубокое и ровное дыхание. Самое главное, что эти ее усилия только увеличивали в объеме грудь, которая в этом не нуждалась.

Салли молчал, не отводя глаз от этого великолепного зрелища.

Это молчаливое разглядывание начало действовать Джессике на нервы. Пауза явно затянулась. Она заставила себя опустить глаза и резко спросила:

— В чем дело? Никогда раньше не видел пистолета?

— Леди, — ответил он, переводя взгляд на пистолет, — это не оружие. Это детская игрушка для стрельбы горохом.

— Да, только горошины разрывные.

Салли поднял брови, но не глаза.

— Я потрясен… но не этим игрушечным пистолетом.

Джессика с ужасом почувствовала, как лицо заливается краской, и молила Бога, чтобы эта краска не проступила на груди. Еще хуже было то, что она не имела ни малейшего желания отстраняться. Он словно бы околдовал ее, взял в плен, подчинил себе, и эта власть мужчины над ней вдруг показалась ей притягательной.

Но она привыкла всегда контролировать себя полностью, и это состояние покорности ее беспокоило. Это почему-то было больше похоже на насилие, чем обыск, чем раздевание. Но будь она проклята, если даст ему понять, что он может распоряжаться ею. Всю жизнь Джессика потратила на приобретение уверенности в том, что никто не подойдет к ней настолько близко, чтобы проскользнуть за линию ее обороны. Хотеть луну с неба опасно. Слабость — это уязвимость. Она не может себе позволить ни того, ни другого.

С Салли она допустила ошибку и собиралась ее исправить.

Заставив себя оставаться податливой в тисках его хватки, она подпустила холода в глаза и сказала ледяным тоном:

— Очень рада, только произвести на тебя впечатление вовсе не является целью всей моей жизни. Почему бы тебе не взять пистолет и не отпустить меня? Пока ты пускаешь слюни и испытываешь потрясение, я от холода могу простудиться.

— Дорогая, с такой внешностью ты могла бы заарканить даже далласских ковбоев. — Он улыбнулся и достал из-за лифчика пистолет, по-прежнему не отпуская ее рук. И, опуская его в задний карман, прибавил: — По-моему, ты выглядишь достаточно закаленной, чтобы не подхватить простуду, пока я поищу остальное оружие.

Она прикусила язык и отказалась проглотить наживку. Для него это была игра. Свободной рукой он стал похлопывать по ее телу снизу доверху. Собственно, это не было похлопыванием; он гладил ее медленными, тягучими, как патока, движениями. Джессика задрожала от усилия сдержать свой гнев. Обыск был нарочитым, неспешным и имел целью вывести ее яз равновесия. Этот человек точно знал, как ее достать.

Угрозы, крик, грубое обращение… ничто подобное ее бы не смутило, и он это знал. Он именно хотел вывести ее из себя. Хотел добиться правды, неважно, каким способом. Этот человек был ищейкой и унюхал ложь раньше, чем она успела ее произнести. Теперь, когда его подозрения получили конкретное подтверждение, он ее не отпустит.

Все хорошие копы такие. Отчасти ищейки, отчасти церберы.

Джессика пришла к выводу, что Салли больше первое, чем второе.

Когда Салли убедился, что больше оружия нет, он отпустил ее.

— А теперь не хочешь мне сказать, кто ты такая и почему носишь эту игрушку? И не говори, что ради самообороны. Мне уже надоело слушать ложь. Или хочешь подождать, пока я посмотрю твои данные в компьютере? — Он похлопал себя по карману. — У тебя ведь есть на него лицензия, правда?

Джессика прищурилась и запахнула блузку, стараясь сохранить как можно больше достоинства. Спина у нее болела, так сильно он прижимал ее к стене. Не давая Салли возможности запугать себя, она старательно застегнула все пуговки, прежде чем ответить.

— Я ношу его по той же причине, что ты носишь свой. Мне он может понадобиться.

— Для чего?

— Стрелять в двуногих крыс.

Салли не понравилось то, что он услышал, и то. что увидел в ее глазах. Она не шутила, и все же, не могла же она говорить всерьез. Словно не замечая его, Джессика привела в порядок одежду и занялась растрепанными волосами.

— И многих ты пристрелила в последнее время? — осведомился он.

— Нет. Ни одного. — Ее черные глаза неотрывно смотрели на него. Она ни мгновения не колебалась. Ее быстрые ответы должны были его умиротворить, но этого не произошло.

— Кто ты, Джесси?

Он уже подумал было, что она ему не ответит. Наконец Джессика произнесла:

— Почему бы тебе не спросить у Айрис?

— Прекрасная мысль.

Через несколько секунд Салли привел Айрис и остановился сзади, держа руки на плечах девочки. На Айрис были фиолетовые шорты, отделанные ажурным кружевом, и невероятно яркая раскрашенная кругами теннисная майка. Ребячья одежка и душа старухи.

Выжидательно взглянув на Салли, а затем на Джессику, она спросила:

— У нас опять неприятности?

— Только у меня. Скажи ему.

— Что сказать?

— Правду.

— Но мы уже сказали ему правду. Джессика покачала головой и невольно улыбнулась. Айрис — стойкий солдат, верный до конца.

— Нет, пришла пора "истинной правды". Представление началось. Если я не ошибаюсь, детектив Кинкейд считает, что я что-то сделала с твоим отцом.

Возмущенная Айрис повернулась к Салли.

— Она ничего не знала об исчезновении папы. Пока я ей не позвонила.

— Ты вчера не разговаривала с Филом Мунро? — Салли холодными голубыми глазами уставился на Джессику.

— Нет. Я уже очень давно не разговаривала с Филом.

— Почему ты солгала?

— Разве это не очевидно? Не хотела создавать панику без необходимости. Собиралась сначала разобраться в обстановке самостоятельно. Айрис могла преувеличивать.

— Что преувеличивать? — Он снова перевел взгляд на Айрис, которая ответила, теребя свой шарик-кулон:

— Папа звонит каждое воскресенье, если его нет в городе. А на этой неделе не позвонил. Он всегда звонит. — Тут Айрис подняла глаза. И прикусила губу.

— Всегда? — спросил Салли. — И никогда не пропускает? Никогда?

Девочка отрицательно покачала головой.

— Нет, сэр. О точном времени звонка мы не договаривались, но он звонит в воскресенье. Всегда.

Нахмурившись, Салли несколько секунд обдумывал услышанное. Потом пристально взглянул на Джессику.

— Его звонок опаздывает почти на сорок восемь часов.

— Знаю.

— Мне это не нравится.

— Нам с Айрис это тоже не очень нравится. Я собиралась дать ему время до завтра. — Так как Салли прищурился, она тихо прибавила: — Я бы сама позвонила тебе завтра и все рассказала.

— А пока решила провести небольшое расследование самостоятельно.

— Я полагала, что смогу.

— Кто ты, Джессика? И откуда?

Айрис пересекла комнату, чтобы стать рядом с Джессикой.

— Она — одна из особых папиных агентов. Таких всего несколько.