В ожидании чуда

— А зачем он мне? — невозмутимо пожал плечами Салли.

Сдавшись, Джессика отдала ему листок, надеясь, что он наконец отодвинется от нее. Но Салли не отодвинулся, продолжая держать ее в углу, как в ловушке. Он даже не взглянул на листок в своей руке, продолжая неотрывно смотреть ей в глаза.

По спине Джессики начал подниматься неприятный холодок, но она подавила желание отвести глаза.

— Я ведь отдала тебе листок, Салли. Тебе не кажется, что пора перестать пытаться запугать меня?

— Единственное, что я пытаюсь сделать, это понять, что в тебе есть такого, что дергает меня за поводок.

— П-прошу прощения?

— Не знаю, чем это объяснить, — сказал Салли, словно впервые формулируя вслух пришедшие в голову мысли, — но я тебе не доверяю. Не уверен, что ты мне нравишься. Ты слишком напоминаешь мне самого себя. В тебе есть стержень, Джесси.

— Меня зовут Джессика. Попробуй запомнить. Почему ты не отодвинешься… пока я не вырезала у тебя сердце из груди?

Лицо его расплылось в медленной улыбке, которую она уже начинала ненавидеть.

— С этим ты опоздала, Джесси. У меня нет сердца.

— Неужели?

— Не сомневайся.

— Спасибо, что предупредил. Буду целиться ниже.

— Джесси, девочка, у тебя злой язычок.

— Это тоже преступление? — Ее голос упал до интимного шепота.

— О, нет. Это определенно не преступление.

Неожиданно его тон смягчился, ей показалось, что он расслабился. В одно мгновение противостояние между ними растаяло, сменилось невыносимым напряжением… предвкушением. Ее губы внезапно пересохли, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не облизать их. Это было бы с ее стороны ошибкой, он мог расценить это как приглашение к поцелую.

Когда Салли наклонил голову, она осознала свою ошибку. Такие мужчины, как Салли, никогда не ждут приглашения, именно поэтому она всегда их избегала.

— Дорогая… — Его губы почти касались ее рта. — Единственным преступлением было бы позволить остаться без дела таким губкам, как твои.

5

Нежные.

"Ее губы такие нежные", — подумал Салли. — Никакой губной помады, только вкус ее губ. Между ними ничего не было, и между ними было все. Салли нежно провел языком по ее нижней губе, обещая ей наслаждение. Обещая наслаждение самому себе.

Когда Джессика приоткрыла рот ему навстречу, от этого простого знака согласия его захлестнула волна удовольствия, в нем проснулся инстинкт собственника. Салли не ожидал, что Джесси так легко сдастся. Он думал, что она будет держаться на расстоянии, отпрянет, как вчера ночью.

Прижимаясь к ее губам все сильнее, он сунул листок в свой задний карман и запустил пальцы в ее волосы, обхватив ладонью затылок. Ее губы превзошли все его ожидания. В них была нежность и невинность, которая его потрясла. У него создалось впечатление, что эти губы принадлежали другой женщине, а не той Джессике, с которой ему пришлось иметь дело.

За свои тридцать четыре года он получил сполна свою долю поцелуев, но ни одного, похожего на этот. Ни один из них так не проникал ему в душу. Ни один не был предназначенным только для него. Ни один не угрожал его чувству самоконтроля.

Вот что сделал с ним поцелуй Джесси. В данный момент ему хотелось забыть обо всех своих подозрениях. Ему было все равно — пусть время неподходящее, место неподходящее и женщина тоже неподходящая. Целовать ее было единственным правильным поступком — он так давно не испытывал подобного ощущения, даже не помнил, когда это с ним было в последний раз.

Салли придвинулся еще ближе, теперь между ними почти не оставалось свободного пространства, и это их подзадоривало. Руки Джесси поползли вверх по его груди, замерли на напрягшихся мускулах. Не отрываясь от ее губ, он позволил ладоням соскользнуть вниз по ее шее и опуститься на плечи. Пока его язык пустился в чувственное путешествие по ее рту, он плотно прижался к ней всем телом.

Джесси задвигала бедрами, устраиваясь удобнее, и его восставшая плоть коснулась ее живота. Он чувствовал, как в ней растет напряжение, как легкая дрожь пробегает по ее телу, и она пытается сдержать ее, но Салли хотелось большего. Хотелось услышать, как она будет стонать от такого же мучительного желания, которое сейчас ощущал он сам.

Он взял ее за запястья и прижал их к стене своими ладонями, сделав беззащитной. Ее груди терлись о его рубаху и дразнили его, пока, наконец, он не приник к ней вплотную, наслаждаясь каждым дюймом и чувствуя под собой ее мягкое гибкое тело.

Джессика лишилась способности соображать. Она могла только чувствовать. Забыла обо всем, пока губы Салли пытались соблазнить ее. Мир сжался до одного ощущения — его языка у нее во рту, тяжести его сильного тела. К тому моменту, как она вспомнила о своем пистолете, было уже поздно.

Салли отдернул губы так, словно она его ужалила.

— Что за черт? — прошипел он. Так как она попыталась выдернуть руки, Салли сжал их еще крепче. — Стой спокойно, Джесси. Я сам посмотрю, что у нас тут такое.

Он опустил ее руки, завел их за спину и держал за запястья одной рукой. Все это он проделал быстро и легко — она предположила, что сказался долгий опыт обращения с подозреваемыми. Свободной рукой Салли начал расстегивать ее блузку. Наверное, легкость в этом деле также выработалась долгими годами практики.

Решив, что возражать и сопротивляться бессмысленно, Джессика стояла совершенно неподвижно и позволяла ему делать то, что он хотел. Если бы она стала противиться его действиям, он просто прибавил бы обвинение в сопротивлении при аресте к уже грозящему ей обвинению в незаконном ношении оружия. Они одни, и он полицейский. И он даже не уверен, что она ему нравится. Если бы она хоть немного ему нравилась, он бы просто протянул руку ей за пазуху и вытащил пистолет. Вместо этого он предпочел медленно расстегивать пуговки на ее блузке, чтобы помучить ее.

У нее был очень ограниченный выбор. Лгать ему было бессмысленно.

Сказать правду — это тоже его не остановит. Теперь не остановит.

У него есть задание. И Салли, как настоящий полицейский, вцепился в нее будьдожьей хваткой и теперь уже не выпустит ее, пока не добьется своего. Она проклинала себя последними словами. Называла идиоткой, потому что позволила Салливану Кинкейду прорвать ее оборону. Идиоты всегда расплачиваются за свою тупость, именно это с ней и произошло. Он получил свой пресловутый "дымящийся пистолет" ("Дымящийся пистолет" — явная улика (англ, сленг). — Здесь и далее прим. пер.) или получит очень скоро.

Кроме холода его глаз, глядящих прямо в ее глаза, невозможно было определить, насколько он разозлился. Его пальцы действовали не грубо и без жестокости. О, нет, его прикосновения были нежными, даже искушающими, томительно задерживались на каждой пуговке. Тыльная сторона его ладони слишком часто касалась ее тела, чтобы назвать это случайностью.

И все это время он пристально смотрел на нее, подталкивал, бросал вызов, чтобы она объяснила наличие пистолета раньше, чем он его обнаружит. Она не сделала этого. Игра окончена, и он победил. Прежде, чем они покончат с этим, ей придется объяснять более важные вещи, чем наличие оружия. Джессика не собиралась растрачивать силы по такому пустячному поводу.

Их окружала такая тишина, что Джессика слышала, как обтянутые тканью пуговки терлись о тугие петли, пролезая в них. Она не зажмурилась, когда его пальцы добрались до последней пуговки, но все-таки не могла выдержать его взгляда и уставилась в потолок. И сжала зубы, почувствовав, как его рука коснулась обнаженной кожи.

Покончив с застежкой, Салли быстрым взмахом руки распахнул полы блузки. Она представила себе выражение его лица, когда он увидел пистолет, засунутый под резинку бюстгальтера.

Больше всего ее мучила абсолютная уверенность в том, что эти невероятные голубые глаза с большим удовольствием обшаривают ее полуприкрытую лифчиком грудь. Неожиданно Джессика почувствовала, как ее соски стали твердыми, и отнесла это на счет кондиционера, который гнал в офис холодный воздух. По крайней мере, так она это себе объяснила. Другое объяснение ее никак не устраивало.