Влюбленный Дед Мороз

— Ну, где вьюга… Не помню названия! Ветка дерева — рука девушки — мерцающее в отдалении окно… Вместе они образуют идеальную гиперболическую кривую.

— А, понятно. Но вы не математик, друг мой, вы — поэт! «Мерцающее в отдалении окно» — это чудесно! А над чем вы сейчас работаете?

Олег Павлович насупился. Видимо, он уже жалел о своем чисто эмоциональном, а следовательно, неправильном порыве откровенности.

Какое может быть дело у этого, по сути, совершенно неизвестного, хотя и чем-то располагающего к себе человека до его работы?

— У меня есть новые эскизы, — бархатным голосом сообщил откровенно наблюдавший за ним Александр Васильевич, — на одном из них, «Зарождение Весны», вы сможете увидеть почти идеальный эллипсоид вращения…

Олег Павлович продолжал молчать. Александр Васильевич достал из кармана серебряную визитницу и маленький золотой карандашик. Черкнув на обороте визитки несколько слов, он протянул ее Олегу Павловичу.

— Вот мой питерский адрес и телефон. Я пробуду в городе еще три дня. Так что, если надумаете взглянуть на эскизы, милости прошу. Попросту, по-соседски.

— Благодарю вас, я… Возможно…

Соскучившийся Митя потянул деда за рукав.

Тридцатого января Екатерина Сергеевна никак не могла дождаться назначенных Лилией Бенедиктовной трех часов дня.

Чтобы занять себя, она провела утро в мелких хлопотах по домашнему хозяйству. Но в половине двенадцатого не выдержала, побежала в школу.

Из осторожности зашла в здание через запасной вход, тот, что рядом со спортзалом. По боковой лестнице прокралась на третий этаж, в кабинет русского языка и литературы. Сама себе не могла объяснить, отчего такие предосторожности — ну, встретилась бы она с ним, и что?

Школа же, везде глаза и уши, даже и в отсутствие учеников.

Ни он, ни она ни взглядом, ни намеком не позволили бы себе в школьных стенах не то что упомянуть вчерашнее — назвать друг друга иначе, чем на «вы» и по имени-отчеству.

Оба вели бы себя, как обычно. Как будто ничего между ними не произошло.

…Да и произошло ли?..

В дверь сунулся Чижиков из 7-го «А». Только тогда Екатерина Сергеевна вспомнила, что назначила на сегодня занятие для отстающих.

7-й «А» был класс Олега Павловича, а Чижиков — тот самый, о котором они вспоминали вчера за чашкой кофе перед пламенем свечи, за несколько минут до того, как…

— Ну что, Петя, выучил про сложноподчиненные предложения? — вздохнув, спросила Екатерина Сергеевна.

Чижиков, опустив голову, промямлил нечто невразумительное.

В пустом и тихом коридоре из-за неплотно прикрытой двери послышались приближающиеся мужские шаги.

Екатерина Сергеевна затаила дыхание.

Шаги затихли у двери.

— Ладно, Петя, ты учи, а после каникул сдашь сразу все темы, — торопливо проговорила Екатерина Сергеевна.

Чижиков, не веря своему счастью, вскочил со стула, схватил сумку и побежал к двери.

Дверь медленно отворилась.

Екатерина Сергеевна схватила со стола первую попавшуюся ученическую тетрадку и стала с интересом ее изучать.

— Катерина Сергевна, — услыхала она голос трудовика, — я пришел чинить ваш шкаф. А что это вы на меня так смотрите? Сами же подавали заявку, еще три месяца назад, а теперь вот смотрите… Может, мне уйти?

— Нет-нет, что вы, Сан-Саныч! Извините! Напротив, это я сейчас уйду, чтобы не мешать…

Оставшееся до половины третьего время Екатерина Сергеевна бродила по школе.

На цыпочках прошла мимо кабинета математики, убедилась в том, что из-под двери на вытертый ламинат полутемного по случаю каникул коридора не падает полоска света.

Спустившись вниз, небрежно осведомилась у вахтера, был ли сегодня Олег Павлович. Получив отрицательный ответ, вздохнула про себя с облегчением, но и с некоторой досадой.

Выпила в учительской чаю с учительницей биологии, закусывая вчерашними булочками. Побеседовала с завхозом о заказе канцелярских принадлежностей на следующий год. Отпустила остальных отстающих: своего Федорова и Жукова из 7-го «А», которые с унылым видом дожидались ее у дверей кабинета. Услыхав, как они радостно сбегают вниз по лестнице, она улыбнулась, чувствуя, что и ее собственное настроение немного улучшается.

Осторожно, чтобы не спугнуть энтузиазм трудовика, забрала из кабинета свой меховой жакет и шапку. Вполголоса поздравила Сан-Саныча с наступающим Новым годом («Да-да, — рассеянно отозвался трудовик, — и вам не болеть!»).

Не болеть — это, конечно, хорошо, думала Екатерина Сергеевна, последний раз в этом году спускаясь со школьного крыльца. Но хочется-то ведь большего. Ах, как хочется большего!

— Подробности, — хрустнув пальцами, потребовала Лилия Бенедиктовна. — Если ты хочешь, чтобы я и дальше помогала тебе, изволь рассказать все до мельчайших подробностей.

Екатерина Сергеевна, прикрыв глаза, чтобы лучше припомнились подробности, принялась рассказывать заново.

— …И вот, когда я уже думала, что он меня поцелует, дали свет…

— И?

— И ничего не произошло. Сразу же включился и запищал его компьютер, заорал противным голосом его мобильный… Надо будет сказать, чтобы поменял звонок.

— Он ответил?

— Нет. Взял его с подоконника, поморщился, словно у него заболел зуб, и сбросил вызов.

— А, так это неплохо…

— Я тоже так подумала. Но он не положил телефон назад. Он набрал номер и вызвал такси.

— И?

— И такси приехало. Очень быстро, пяти минут не прошло. Вот ведь паразиты, когда надо, их не дождешься, а когда не надо, они тут как тут…

— Н-да. И что же он сказал тебе на прощание?

— Да так, ничего особенного. До свидания, сказал. С наступающим, сказал. Всего самого лучшего в новом году, сказал. А у самого глаза снова сделались стеклянными, и видно было, что для него существует только одна женщина — эта его теорема…

Лилия Бенедиктовна помолчала.

Екатерина Сергеевна робко взглянула на нее.

— Вы думаете, это не так? — спросила она с надеждой.

Лилия Бенедиктовна пожала плечами.

— Думаю, тебе следует переключиться на кого-нибудь другого, — после долгой паузы сказала она. — Мало, что ли, голубоглазых брюнетов? Причем попроще, без закидонов…

— Нет! — воскликнула Екатерина Сергеевна, прижав руки к груди. — Мне не нужны другие! Мне нужен только он! Такой, какой есть! Я все равно буду его добиваться — с вашей помощью или без нее, но буду!

— Молодец, — усмехнулась Лилия Бенедиктовна. — Настоящая женщина никогда своего не упустит. Что ж, добивайся. Удачи тебе.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Екатерина Сергеевна. Сняла со спинки стула свою сумочку. Встала. Повернулась к двери.

— Подожди-ка…

Екатерина Сергеевна, не оборачиваясь, медленно досчитала до десяти.

— Вернись. Сядь. Ты упомянула отца Нины Соболевой, который дрался за троих и спас вас от хулиганов. А кто он такой, как выглядит и как его зовут?

— Esse homo! [1] — торжественно произнесла Лилия Бенедиктовна, складывая руки под пышной грудью и откидываясь на спинку кресла. — Все сходится…

— Что сходится? — удивилась Екатерина Сергеевна.

Как ни была она занята собственными переживаниями, все же не могла не заметить, что описание Александра Васильевича Соболева произвело на хозяйку Клуба сильнейшее впечатление. С белого лба Лилии Бенедиктовны пропала вертикальная сосредоточенная морщина, уголки плотно сжатых губ приподнялись, а из агатовых глаз совершенно исчезло выражение мудрой усталости, и они засверкали, как звезды.

Да полно, Лилия ли это? Можно ли дать этой искрящейся энергией, полной и свежей, как утренние сливки, женщине, пятьдесят лет?..

— Лилия Бенедиктовна, а что…

— Неважно. К тебе это не относится. А важно то, что я снова в деле. Я помогу тебе. Я не я буду, если ты в самое ближайшее время не получишь своего Олега!