Жара в Архангельске-2

— Хорошо. Ловлю тебя на слове.

Они вышли на мост. Пока шли, попали под ливень. Остановились у перил.

— Ты хотел прыгать с моста? Вот мост. Прыгай! — сказала Олива.

Мост был высотой метров десять наверно, если не больше. Олива знала, что больше всего на свете Салтыков боялся высоты. «Ну вот и посмотрим, можно ли тебе верить…» — подумала она и усмехнулась.

Он стоял у перил, тянул время.

— Ну? Я же жду…

Салтыков с выражением ужаса на лице посмотрел вниз, на воду. В следующую секунду он перемахнул на ту сторону и повис с той стороны моста, держась за перила. Олива вначале испугалась, крик замер в её устах. Но увидев, что Салтыков держится с той стороны, совладала с собой.

— Ну что ж ты не прыгаешь? — усмехнулась она, — Прыгай давай! Разожми ручки и…

— Прощай, Олива… Я любил тебя… — и разжал руки.

— Аааааааааааааааааааа!!!

Перед глазами у неё промелькнул ужас падения с десятиметровой высоты, плеск воды, пароход, винт… Она не помнила, как схватила себя за волосы и рванула, упав на колени, вследствие чего вырвался у неё из груди этот ужасный крик. Она укусила себя за руку — до крови.

…Он стоял перед ней, мокрый, со стеклянными глазами, бледный как полотно.

— Андрей, скажи что-нибудь, я умоляю тебя!!! — Олива горячечно схватила его за руки, — Ты… ты живой?..

Салтыков стоял по-прежнему бледный, на его лице застыло выражение пережитого ужаса. Он молчал, уставившись стеклянными глазами в пространство. Олива упала перед ним на колени, обхватила руками его ноги, прижалась лицом к его ботинкам.

— Прости меня!!!

Он молча расцепил её руки и пошёл, не видя ничего перед собой. Олива встала и пошла за ним. Остановились на Красной площади. Он постоял молча, отходя от шока, потом не своим голосом тихо произнёс:

— Мне было реально страшно…

Олива схватила его холодную руку, поцеловала и прижала к своей груди.

— Я верю тебе, я верю! — быстро сказала она, — Я клянусь, что буду твоя, я полюблю тебя, я…

Они стояли у Мавзолея Ленина. Мимо них, как и в Питере, ходили туристы с фотоаппаратами, иностранцы, лопочущие на своём диалекте. Салтыков обнял Оливу, засунул руки ей под кофту. Она поёжилась от грубого прикосновения ледяных рук к её телу, но перетерпела. Он прижался к ней вплотную.

— Хочешь быть Первой Леди страны? Хочешь или нет?

— Хочу…

— Значит, будешь, когда я стану Президентом.

Олива рассмеялась.

— Что же это будет за первая леди, которая даже вилкой с ножом есть не умеет?

— Похуй. Ты всё равно лучше всех.

Они снялись с насиженного места и пошли в какой-то глухой переулок неподалёку от Красной площади. Встали в какой-то подворотне. Олива прислонилась головой к каменной стене.

— Я спать хочу.

— Поехали в гостиницу, ляжем спать.

Олива и Салтыков вышли на Лубянку, там поймали такси, доехали до ВДНХ. Когда пришли в гостиничный номер, Майкл уже видел десятые сны.

— Майкл, отворяй! — Салтыков забарабанил в дверь.

— Погоди ты, я трусы надену! Неудобно же… — сонно забормотал Майкл из-за двери.

— Да пох на твои трусы! Открывай уже, мы спать хотим! — потеряла терпение Олива.

Наконец, Майкл открыл им дверь. Олива вошла в номер, и, как была в одежде, грохнулась на постель. И тут только почувствовала, что смертельно устала за эту неделю.

— Прикиньте, чё тут было, пока вас не было! — сказал Майкл, — Тут одного мужика ограбили — сейф выкинули из окна его офиса! Охрана с мусорами дверь взламывали. И ко мне сюда припёрлись допрос учинять, что я видел, и т. д. и т. п. Спрашивали, откуда мы, кто такие, как познакомились. Я сказал, что мой друг сейчас гуляет с девушкой. Они обещали намылиться сюда завтра с допросом.

— Ё-моё, — выругалась Олива, — Ещё не легче! Вот уж мы попали так попали! Щас ведь нас по судам затаскают в качестве свидетелей. И завтра ещё, чего доброго, задержат здесь, и ни пизды не уедете.

— Точняк, нам надо сматываться отсюда как можно раньше, — сказал Салтыков, — Майкл, ты на сколько завёл будильник?

— На полвосьмого, — ответил Майкл.

— Заведи на шесть утра, — сказала Олива, — Чем раньше мы отсюда спиздимся, тем лучше. Ничего, посидим на вокзале, а выспитесь в поезде.

Майкл завёл будильник. Салтыков пошёл в душ, а Олива и Майкл выключили свет. Однако заснуть удалось не сразу.

— Что ты ворочаешься, что ты не спишь? — спросила Олива у Майкла.

— Да фиг знает, вроде спать хочу, и чего-то не спится, — ответил он, — Да ещё и Волкова из головы не выходит… Вообще, столько событий за три дня, я просто в шоке.

— Да уж… — произнесла Олива, — Знал бы ты, в каком я шоке…

— Ладно, давай спать, — сказал Майкл, — Завтра всем вставать ни свет ни заря.

Тем временем Салтыков пришёл из душа и полез в постель в чём мать родила.

— Одень трусы! — приказала Олива.

— Да я их потерял, лень искать…

— Тогда полотенцем обвяжись.

Майкл опять заворочался в своей постели.

— Майкл! Ты чего не спишь?

— Как же, уснёшь тут с вами, вы тут бухтите мне под ухом, — проворчал Майкл.

— Всё-всё, мы не будем.

И тут все трое, как по команде, вырубились. Проснулись по будильнику в шесть утра.

На тумбочке стояла недопитая со вчерашнего дня бутылка коньяка. Салтыков проснулся и, вставая с постели, заохал:

— О, как башка болит… сцуко…

— Что ты там скрипишь, как несмазанная телега?! — сонно заворчала Олива, — Сто раз тебе говорила: не пей коньяк! Ну, как об стенку горох! Как ты мог забыть в Питере свои мыльно-рыльные принадлежности? О чём ты думал? Нет, тебе говори-не говори — что в лоб, что по лбу!

Майкл уже со вчерашнего дня собрал свою сумку, и теперь организованно сидел на своей постели, ожидая остальных, а Салтыков бегал по комнате в поисках трусов.

— Майкл! У тебя есть чистые носки?

— Есть, только грязные, — ответил Майкл.

— Вот так всегда, — Олива продолжала бурчать, — Покидаешь всё, как попало, а потом бегаешь, ищешь в своём бардаке. Никакой дисциплины, короче говоря, дальше некуда…

— Ах да, вот они, мои трусы, — обрадовался Салтыков.

Наконец, вещи были уложены, и друзья покинули гостиничный номер. Слава Богу, никто их не задержал. Ещё два часа прокониёбились на вокзале, а потом пошли сажать на поезд Салтыкова.

— Ну, пока, друг, — сказал он Майклу и подошёл к Оливе.

— Любимая моя…

— Ладно-ладно, долгие проводы, лишние слёзы. Через две недели я приеду в Архангельск.

И он вошёл в свой вагон, а Олива с Майклом остались одни.

— Что, Майкл, грустишь? — спросила его она.

— Да вот, с одной стороны, я рад, что побывал в Москве; но с другой…

— Хочешь, я Волковой смску напишу? — предложила Олива и черкнула ей смс. Ответ не заставил себя долго ждать.

«Обними от меня Майкла! — Настя».

И Майкл весь аж просиял от радости…

«Да, я рад что побывал в Москве, — думал Майкл, уже лёжа на своей полке в поезде по дороге в Питер, — Столько приключений у меня ещё никогда в жизни не было… Интересная ситуация у Оливы с Андреем, надеюсь, всё у них разрешится благополучно…»

А колёса стучали и везли его всё дальше, усыпляя постепенно его мысли.

«Что ещё? — думал он, уже засыпая, — Да, Настя… Вроде подруга Оливы, а так не похожа на неё! И из головы она у меня не выходит…»

Майкл вспомнил, как лежал с Настей на постели у Оливы, и явственно, как тогда, почувствовал едва уловимый запах её духов и прикосновение к своей щеке шелковистых прядей её белокурых волос.

«Кажется, я в неё влюбился…» — промелькнула мысль в его голове и вскоре оборвалась сном.