Жара в Архангельске-2

К счастью, всё обошлось благополучно. Настя никуда не убежала а, наоборот, приветливо поздоровавшись с ребятами, пошла рядом с ними.

— А ты первый раз в Москве? — спросила Настя, идя рядом с Майклом, когда ребята уже вышли из метро.

— Да, первый раз… — смущаясь, ответил Майкл.

— Ну как тебе нравится Москва? — Настя блеснула на него взором.

— Ну как сказать… Отличий от Питера, пожалуй, даже меньше, чем я ожидал. И куда меньше отличий, чем между Питером и Архангельском… — запинаясь, пробормотал Майкл, — Честно говоря, не знаю почему, но моё мнение о Москве даже ухудшилось после пребывания в ней.

— Что же тебе так не понравилось в Москве? — прищурилась Настя.

— Вообще-то много чего. Прожив пару лет в Питере, я думал, что все крупные города примерно одинаково чистые, но оказалось, что это не так… Не знаю, но я впервые узнал, что можно пить чай, сидя на буртиках подземных переходов, до этого такого не представлял. Я, конечно, понимаю, есть в метро или на ходу, и потом остатки выкинуть в урну, но сидеть прямо на буртике подземного перехода, и потом оставлять за собой недопитый чай или лимонад…

Так, беседуя, Настя и Майкл вырвались значительно вперёд от Оливы и Салтыкова. Настя что-то увлечённо говорила Майклу, взяв его под руку, смеясь, откидывала назад голову. Вся её загруженность по поводу проваленной аспирантуры вмиг куда-то улетучилась, и Олива отметила это. Также отметил и Салтыков, что Майкл, бывший прежде таким неуклюжим и неловким в общении с девушками, теперь свободно и раскрепощённо беседовал с Настей, как будто знал её уже сто лет.

— Смотри-ка, Москалюшка-то наш, кажется, нашёл свою пассию, — не без удовольствия заметил Салтыков.

— А как они друг другу подходят! — подхватила Олива, — И по росту, и по комплекции — оба такие упитанные, и прям чудо как хорошо смотрятся со стороны! Вот бы их поженить…

— А чё? Это мысль! — поддержал Салтыков, — Вот тебе и семейство Москалёвых! И будут у них детишки — маленькие упитанные москалёвики…

Олива прыснула от смеха. Майкл и Настя досадливо обернулись.

— Чё ржёте?

— Идите-идите, мы так, о своём, — смутилась Олива.

— О чём же? — Настя хитро прищурилась.

— А вот про Перельмана вспомнили, — нашёлся вдруг Салтыков, — Математик в Питере живёт — Перельман. Он ещё от премии в миллион долларов отказался…

— Знаю-знаю. Это такой дядька страшный с бородой, — сказала Настя, — Он ещё ЖЖ ведёт и всех добавляет. Меня тут тоже добавлял, но я как увидела его страшную фотографию, так тут же попросила расфрендить.

Все четверо весело рассмеялись. Между тем они уже вышли на Арбат и остановились у стены Цоя.

Стена Цоя представляла собой небольшую, длиной метров пять и высотой пару метров стену здания, полностью разрисованную разными надписями о Цое. И под этой стеной валялась группа людей, до боли напоминающих пьяных бомжей. В присутствии друзей один из них почти демонстративно с задумчивым видом почесал свою промежность и перевернулся на другой бок.

— Пойдёмте отсюда, — с брезгливой миной произнесла Олива, — Фу, какая мерзость!..

— Кошмар, меня самого чуть не вырвало, — сказал Майкл, когда молодые люди уже отошли от стены, — Не знаю, как вообще такое допускается в центре Москвы! Или может у этих фанатов Цоя своё понимание того, как надо помнить умершего? Я-то думал по наивности, что тут цветы стоят и какой-нить обелиск, что ли уж…

— А поехали в Палеонтологический музей! — кинула идею Настя, — Как раз к Оливе домой зайдём, чаю напьёмся.

Все дружно поддержали эту идею и поехали в Тёплый Стан, где находился Палеонтологический музей и дом Оливы. Но музей оказался закрыт, и друзьям пришлось ограничиться просмотром костей динозавров через решётку.

Делать нечего — пошли домой к Оливе. Её матери, к счастью, дома не оказалось, и ребята сели на кухне. Есть, правда, было почти нечего — отварили две сосиски на четверых. А потом пошли в большую комнату, легли на родительскую постель и стали играть в карты.

— Майкл, ты чё с козыря ходишь? — удивилась Олива, когда Майкл пошёл сразу козырным валетом.

— А я не умею в карты играть, — обиженно пробубнил Майкл.

— Чё, серьёзно?! — Олива расхохоталась.

— Давай я научу тебя, — Настя придвинулась к Майклу вплотную, так, что он слышал запах её духов и чувствовал прикосновение её волос к своей щеке. Майкл засмущался.

— Майкл, хочешь, я тебе на картах погадаю? — предложила Олива, смешивая колоду, — Тебе на что погадать: на желание, на жизнь или на любовь?

— Давай на жизнь, — согласился Майкл.

— Ну смотри: в июле тебе выпадает… — Олива переложила карты рубашками вниз, — Путешествие, любовь к бубновой даме из другого города…

— Да ну, не верю я в это, — Майкл покраснел как помидор.

— Смотри сам: девятка треф, бубновая дама, шестёрка червей…

— Ну, а дальше, дальше? — засмущался Майкл, — Что на август, на сентябрь?

— Айн момент. Август… вот, сентябрь. Король трефовый… восьмёрка пик — ссора, соперник… О! В ноябре опять тебе дорога предстоит — видишь, бубновая шестёрка… Семёрка червей — любовная встреча…

— Где ты выучилась гадать на картах? — спросил Салтыков, взбираясь верхом на Оливу.

— А сестра двоюродная научила, — ответила она, — Я помню, в деревне с яблони упала и ногу пропорола насквозь железякой — два месяца потом была прикована к постели. Вот и поднаторела в картах за это время.

— Яасно.

— «Йаасно»! — передразнила его Олива, — Меня прям раздражает, как ты это говоришь!

…Тем временем Майкл и Настя лежали на постели в обнимку. Настя игриво запустила руки в его волосы.

— Тебе надо вот так пробор сделать, — щебетала она, — А чёлку вот сюда, наискосок… Дай я на тебя посмотрю! Вот видишь, какой очаровашка — так тебе идёт гораздо больше…

— Всё-таки есть в жизни счастье, — говорил тем временем Салтыков Оливе, лёжа у неё на животе, — Как же долго я ждал тебя…

Идиллию прервал приход матери Оливы. Увидев вальяжно расположившуюся на её кровати группу молодых людей, мать Оливы слегка удивилась, но ничего не сказала.

— Здрасьте-здрасьте, — прервал молчание Салтыков.

— Здрасьте, — хмыкнула мать Оливы, оглядывая Салтыкова с головы до ног, — Оля, ну что за безобразие — опять пашете на моём покрывале!

— А что нам, над ним в воздухе парить? — нехотя огрызнулась Олива.

— Ну не ворчи, не ворчи, — мать повесила в платяной шкаф свой жакет и всё медлила в комнате, к великому неудовольствию Оливы и её друзей.

Тем временем Майкл отправился в туалет справить малую нужду, но тут же растерянно крикнул из коридора:

— А почему это у вас в туалете дверь не закрывается?

— Да дверные коробки менять надо, — сказала мать Оливы, — Я уже купила новые, осталось мастера позвать.

— Да зачем менять-то? — Майкл осмотрел дверь в туалете, — Ничего менять не надо, надо только дверной косяк по-хорошему прибить.

— Ой, а что ж я их купила-то? — растерялась мать, — Это всё мастер меня с толку сбил. Аферист!

— Ну ничего, их можно отвезти обратно в магазин, — выпалил предприимчивый Салтыков, — Надо только вызвать грузовое такси.

— Да оно поди-ка дорогое, — не согласилась мать, — Лучше мы сами так отвезём, в метро.

— А пустят нас в метро-то с этими коробками? — усомнилась Олива.

— Пустят! Давайте прямо сейчас и отвезём, — мать подошла к стене, где стояли дверные коробки, — Так, мальчики! Взяли! Володечка, бери вот эту, — распорядилась она, обращаясь к Салтыкову, — А ты, Макс… Макс? А ты вот эту понесёшь…

— Меня Андрей зовут, — поправил её Салтыков, однако взвалил на себя дверную коробку, — Майкл, чё стоишь, бери!

— Чё брать-то? — растерялся Майкл, бессмысленно топчась в коридоре.

— Жердь бери!

Майкл молча взял другую жердь, и процессия двинулась к метро. На улице шёл дождь. Женщины шли под зонтом, а парни, несшие дверные коробки, вымокли до нитки. Однако путь до метро оказался проделан напрасно: контролёр не захотел их пускать.