Моя маленькая мечтательница (СИ)

Тихо стучу и вхожу внутрь. Вейверли осторожно обувала кроссовок обратно, пока медсестра, выполнявшая перевязку, выбрасывала использованный шприц и ампулу обезболивающего, предварительно указав об этом в списках. Понятия не имею, что она делает, но я рада за то. что Вейверли не будет больно по крайней мере несколько часов.

— Как ты? — прислоняюсь к стене. Не знаю, что делать, поэтому в карманах сжимаю руки в кулаки. Потом внутри все будет в крови, но от этого легко можно избавиться.

— Уже лучше.

Эта усталая улыбка немного расслабила. Ее глаза были немного покрасневшими, а голос чуть хрипловатым, но... теплым. Необъяснимо теплым, таким, от которого тебе самому становиться тепло на душе. Это хорошо. Я бы не смогла слушать ее голос, если бы он обладал ледяными нотками и презрением.

— Вы точно в порядке? — медсестра вмешивается, как-то странно посматривая на нас. черт, что у этой женщины в голове?

— Да. — выдавливаю вежливую улыбку. Почему-то тогда, когда она спросила об этом, бок разболелся с неведомой раньше силой. — Все нормально.

— Покажите ваши руки. — медсестра настаивает.

Сжимаю челюсти. Видимо, не отвертеться, но я бы не хотела, чтобы Вейверли снова видела кровь после того, как ею было залито все лицо того водилы.

— Я справлюсь сама, просто оставьте здесь зеленку и перекись.

Она приподнимает бровь. Нет, ну что за женщина, а? Понимаю, это ее работа, все дела, но почему нельзя так просто послушать меня? Но вдруг она поднимается с места, как-то устало и понятливо улыбаясь. Женщины, да что же вы такие непонятные?

— Хорошо. Тогда скажите о том, что использовали все это дежурной медсестре. — она кивает и уходит.

— Где? — вдруг спрашивает Вейверли. Непонимающе приподнимаю бровь. Что “где”? — Где тебя задело? Давай я помогу с этим?

Сжимаю челюсть. Нет, она серьезно? С чего бы это я заслужила ее помощь? Но грех отказываться, ведь просто знаю, что там, где у меня впился осколок от фары, я зашить не смогу просто потому, что не достану. А просить медсестру я не хочу. Не люблю чужих прикосновений, хотя, как бы не парадоксально это ни было, просто жажду почувствовать ее прикосновение. Хотя бы случайное.

— Хорошо.

Все-таки вынимаю руки из карманов. Снимаю куртку, чуть морщась от боли в боку. Но делаю все быстро, чтобы Вейверли не думала вставать на ноги до того, как обезболивающее не подействует.

Приподнимаю футболку, чтобы как раз можно было обработать царапины, при этом не снимая ее полностью. После той драки у меня осталось полно “напоминаний”, которые были красноречивее всех возможных слов. Хватит только того, что увидит она.

И я рада, что Вейверли не спрашивает об этом, хотя я точно уверена, что шрамы очень заметны даже на моей бледной коже. Сцепляю зубы, когда игла протыкает кожу. Мне уже много раз зашивали раны, но сейчас это было по-другому. Другие обстоятельства, другой “врач”...

Вейверли делает все аккуратно, быстро, что я даже заметить не успела, как она отстраняется. Только тогда тихо выдыхаю, расслабляясь. Черт... Эта влюбленность играет со мной плохую шутку. Не могу контролировать собственное тело, когда поблизости Вейверли. А сейчас она так близко... Невыносимое чувство.

Понимаю, что нельзя, но все же прикасаюсь к ней, чувствуя, как внутри все сжимает тисками. Ее волосы такие мягкие, даже небольшой синяк на скуле его не портит.

— Ты точно в порядке? — пытаюсь говорить спокойно. Но сердце бьется так сильно, что я уверена, что это слышит и Вейверли.

— Да. Если бы не ты, было бы хуже. — она так улыбается... Хочется провалиться под землю от этой доброй улыбки.

Нет, ты же не должна мне так улыбаться... Или нет? Черт, вообще, как можно так улыбаться человеку, который довел тебя до слез? Чувствую предательский ком в горле, мешающий свободно дышать.

— Вейв, я... — говорю быстро.

— Просто раньше никто... — поражаюсь тому, что она говорит одновременно со мной.

— Эй, малышка, ты как? — в процедурную заходит Вайнона. Отдергиваю руку, будто прикоснулась к чему-то горячему. Действительно, у Вейверли обжигающе горячая кожа. —О, Ник, привет. Тогда как вы обе?

— Нормально. — опять говорим одновременно. Сглатываю ком в горле, наконец почувствовав, что могу сбежать отсюда. Снова.

— Я, наверное, вас оставлю. — говорю я, когда замечаю в коридоре знакомую рыжую макушку. мама уже здесь. Черт возьми. Слишком часто чертыхаюсь, но ничего поделать с собой не могу.

— О, хорошо. Поправляйся там. Расскажешь мне потом, что произошло. Хочу знать все. — Вайнона машет рукой, дружелюбно улыбаясь.

Молча киваю и выхожу их процедурной. Ненавижу запах больницы. Пахнет спиртом и лекарствами так, что аж тошнит. Прикрываю глаза, быстрым шагом направляясь к маме. Нельзя, чтобы она дальше волновалась. Лучше я сама расскажу об этом, чем полицейские. Те же могут наговорить таких слов, что мама будет метаться в панике, что же вообще произошло.

— Мам. — зову ее, отвлекая от разговора с той медсестрой, которая была за стойкой. Та опускает взгляд и уходит, пока я подхожу к маме. — Все хорошо.

Она молча дает мне подзатыльник и обнимает. Снова чувствую предательский ком в горле, когда эти теплые и простые объятья заключаются вокруг меня. Просто... Устала. Да, такая тяжелая, как свинец, усталость, которая заставляет невольно падать куда-то от этого невыносимого давления на плечи.

— Ты мне обещала. — слышу в ее голосе слезы.

У меня что, карма такая- доводить женщин до слез? Обнимаю в ответ, просто не зная, что на это ответить. Да, я обещала ей сразу сообщать о том, что происходит, но сейчас я промолчала... Опять. Прикрываю глаза, думая, что если бы она меня все-таки четвертовала, как грозилась раньше, то это было бы справедливо.

— Что произошло? — она отстраняется. Не могу смотреть ей в глаза.

— Давай не здесь? Тебе нужно присесть. — провожу ее в свободную процедурную комнату,.

Удивительно, что нас туда пустили, но я благодарна той медсестре, которая помогала Вейв. Усаживаю мать на мягкую кушетку, присаживаясь рядом. Понятия не имею, что нужно сказать. А нужно ли вообще? Мне кажется, что ей уже рассказали.

— Ты же знаешь, что могла бы рассказать мне.

— Знаю.

— Думаешь, если бы я не знала, то волновалась бы меньше? — мама смотрит так пронзительно, что я просто не могу выдержать ее взгляд. Она непривычно серьезна, но взгляд такой... теплый. Поверить не могу, что возможно так смотреть на человека, который заставил тебя волноваться.

Не говорю ничего в ответ. Хотя, что там скрывать, я понятия не имею, что говорить дальше. Что мне жаль? Нет, я не жалела, просто не могла жалеть.

— Что тебя гложет, дорогая? — вдруг спрашивает мама.

Вскидываю бровь. Что она имеет в виду? потираю перевязанные ладони, хмурясь. Почему мне кажется, что она уже поняла? Все-таки, я могу душу Дьяволу отдать, если она знала. Или понимала, что я до безумия влюблена. Я надеялась, что смогу побороть это чувство, но... Вы сами видите результат.

Чем больше я сопротивляюсь, тем сильнее эта влюбленность.

— Ты о чем? — отвожу взгляд. Не могу просто вынести этого ее взгляда. Идея сбежать уже не кажется мне такой уж и плохой.

— Это связано с мальчиком, который тебе нравится? — с удивлением слышу в ее голосе тепло и привычную нотку лукавости.

— Нет. — сглатываю ком в горле. Нет, я должна ей сказать. Она должна знать. —

С... ней. Она заставляет меня посмотреть ей в глаза. И после она просто мягко улыбнулась. Она это все поняла по одному моему взгляду? Хотя, я на все сто уверена, что любой, кто увидит мой взгляд, может сказать это. Я никогда не умела прятать свои чувства, и именно поэтому меня едва не отчислили из школы за многочисленные драки. — Дорогая... Почему ты раньше не сказала?

— Не знала, как ты отреагируешь. — честно признаюсь.

— И кто она? — она улыбается шире. Дразниться.

Молчу. Что мне сказать? Уже в который раз в тупике. Сказать, что мне нравится дочь ее лучшей подруги, которая, к тому же, занята? Не хотелось, чтобы было еще более неловко с ними, как раньше. Хотя, куда уж неловко?