Герой не твоего романа (СИ)

— Нет, конечно. — Хичоль чмокнул монаха в губы. Совсем по-детски — он даже одногруппников на сцене серьезнее засасывал. — Я просто захотел секса втроем. И в первую очередь вспомнил о тебе.

— Тем более, что я тоже давно о тебе думаю, — присоединился Юно, проводя пальцем по уху Кюхёна, вниз по шее и до ключицы. Кюхён не боялся, не дрожал — он просто превратился в каменное изваяние. Хичоль решил внести свою лепту и задрал футболку монаха, начав исследовать руками его тело. «Мама родная, лапаю своего макнэ, — в ужасе думал он, оставаясь с виду крайне увлеченным процессом совращения. — Так, это не Кюхён, это не Кюхён, это просто хороший невинный мальчик, который ко мне привязался…»

— Сначала я, — услужливо поддержал любовника Юно, одним движением разворачивая безвольного монаха лицом к себе. Глядя ему прямо в глаза, герцог пробежал пальцами по его позвоночнику, остановившись на уровне копчика. — Он должен лишиться девственности именно так, это более волнующе. Пусть первые прикосновения немного испугают его.

— Как скажешь, самец-доминант несчастный, — согласился Хичоль, прижимаясь к Кюхёну сбоку. Монах никак не шел в отступление, значит, спор еще мог выиграть оборотень, но тогда «тройничок» должен был действительно состояться. Пришлось, мысленно извинившись перед находящимся в Сеуле коллегой, положить руку на причинное место его двойника. Кюхён наконец отреагировал: хотя бы с мученическим видом закрыл глаза. А Хичоль продолжил эскалацию наглости и, потершись собственной промежностью о его бедро, заметил: — Но, вообще, он в МЕНЯ влюбился. Было бы честно, если бы первым у него стал я.

— Сейчас разберемся. — Юно резко разорвал футболку Кюхёна и толкнул его на кровать. Хичоль прыгнул следом, навис над ним и застыл. Что еще было сделать, чтобы монах наконец сбежал, читая на ходу молитвы и проклиная развратную нечисть?

На помощь снова пришел Юно: он, отпихнув Хичоля в сторону, принялся расстегивать ремень на брюках Кюхёна. Когда оборотень устранил лишний слой одежды и смог прикоснуться к его члену через ткань трусов, монах поднял руку. Нечисть решила, что сейчас их обоих швырнут об стену, однако Кюхён ничего подобного не предпринял — он, словно очнувшись от забытья, схватил Хичоля за плечо и, приподнявшись на кровати, в отчаянии заговорил:

— Что ты делаешь? Ты же не такой! Тебе это не нужно!

Юно, раздраженный, отвернулся от него. По его мнению, у монаха была какая-то загадочная сексуальная дисфункция: когда Хичоль просто лежал рядом, он возбуждался, а когда сам герцог ласкал его гениталии — читал проповеди тому же Хичолю.

— Нет, я такой, мне нужно, — чуть пристыженно ответил певец. — Хочу групповуху. Можно еще Дже с Чанмином позвать, они на нас посмотрят и потом при нас потра…

Кюхён, с мольбой в глазах глядя на Хичоля, приложил палец к его губам.

— Прошу, не делай этого. Ладно еще оборотень — он не может быть нормальным. Но ты… Не опускайся до нашего уровня!

Хичоль больше не мог наступать. Он только бормотал, что ведет себя, как ему нравится, а Кюхён тем временем преспокойно слез с кровати и застегнул свои брюки.

— Возвращайся в Сеул, на свою работу, — посоветовал Кюхён, подходя к двери. — С нами ты сойдешь с ума.

Монах вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

— По-моему, ты не вызвал у него отвращения, — вздохнул Юно. Раздался первый всхлип заплакавшего Хичоля, и оборотень в недоумении повернулся к нему. — Что с тобой?

— Он прав, я уже стал, как вы, — сказал вампир. — И… и… я наконец понравился хорошему парню, но мать его, это КЮХЁН!

— Мне ты тоже нравишься, — улыбнулся Юно, обнимая его.

— Да ты же долбоеб, — напомнил Хичоль, вытирая слезы.

— Придурок, — ответил герцог, не забывший эту классификацию.

Кюхён, в разорванной футболке, вернулся на лестницу, оккупировал ступеньку и, блуждая невидящим взглядом по окнам дома напротив, стал размышлять. В монастыре его учили философии, которая, как ему раньше казалось, легко превращала любую проблему в прекрасное, бесконечное ничто. Однако, видимо, это действовало лишь на незначительные раздражители вроде ворчливой старухи из деревни, которая пришла за оберегом, или выходок Чанмина-охотника. Хичоль никак не хотел превращаться в «ничто». Кюхён невольно коснулся кончиками пальцев своих губ, которые вампир, пусть и мимолетно, но все же поцеловал. Оказалось, что его лицо уже стало мокрым от слез. Он плакал, сам того не замечая… «За слезы нас били палками сильнее, чем за смех!» — с жутким стыдом вспомнил Кюхён. Он быстро вытер лицо разорванной футболкой и вернулся в свой номер, чтобы там страдать от непривычного для себя состояния — бессонницы.

На следующий день монах, посетив дона Эстебана, был сам не свой. Хичоль переводил ему все просьбы наркобарона, но Кюхён все равно понимал не сразу и отвечал невпопад, а то и вовсе не реагировал. Сердце циничного айдола заныло от жалости, и он, помня, что затея все равно провалилась, рассказал о своем плане.

— И вовсе я не хотел втроем сексом заниматься, — сказал Хичоль. Юно, важно шагавший следом за обоими, кивнул в подтверждение этих слов. — Просто не могу смотреть, как ты из-за меня страдаешь, хотел, чтобы возненавидел…

— Мои чувства так тяготят тебя, — сокрушенно произнес Кюхён. — Но я ведь ничего не прошу.

— То-то и оно, лучше бы в трусы лез, как волчара. — Хичоль указал на Юно большим пальцем. — Слушай, давай поговорим, а? Без подколов, просто обсудим все. Только я на трезвую голову по душам беседовать не умею…

Так и вышло, что Джеджун, в первый раз явившийся побеседовать с Ючоном о его сексе с Джунсу, увидел Кюхёна пьяным с двух кружек пива. Хичоль в самом деле хотел конструктивного диалога, призванного расставить все точки над «i», хоть и не до конца понимал, что собирается требовать от влюбленного монаха. Но им не дали спокойно поговорить — пришел герцог, притащивший с собой майора. Юно стал вести себя, как полноправный любовник Хичоля, и Кюхён, изначально собиравшийся лишь для вида сидеть с кружкой пива, выпил целую и согласился на вторую. Ни к какому решению Хичоль с Кюхёном не пришли — только Ючон заработал себе славу «первого силача на районе» да поклонницу в лице прекрасной мексиканки Элены (а воспользовался этой поклонницей другой Ючон, которому она пришлась по душе намного больше).

— Это не повторится, Рамон, хватит, — сказал Джунсу. На следующий день после «безумной страсти» под действием морока любовник снова пришел в номер к художнику. Тот, как бы ни хотел опять переспать с ним, без раздумий отказался. Ючон, пусть и по-дурацки, занимался с ним сексом! Это с его-то травмой! Джунсу просто не имел права предавать доверие несчастного больного мальчика…

К сожалению, майор уже поговорил с Рамоном, весьма угрожающим тоном потребовав оставить Джунсу в покое. К еще большему сожалению, Рамон уже безумно влюбился. Совсем плохо, что дон Эстебан рассказал ему все, о чем знал сам…

— Джунсу! — Мексиканец схватил корейца за руки и устремил на него проникновенный, полный отчаянного безумия взгляд. — Мне противно смотреть, как ты носишься с этим уродом! Он того не стоит!

— Только потому, что болен?! — разозлился Джунсу, отталкивая от себя Рамона. — Как ты можешь? Твой отец тоже пострадал и был неадекватен!

— Я лгал, — признался Рамон. Начало вечеру страшных откровений было положено.

— Прекрасно. — Джунсу сел на свою кровать и холодно взглянул на собеседника. — Ты хотел таким образом сблизиться со мной? Получилось. Сволочь. Уходи, не желаю тебя видеть.

— И ты останешься с этим уродом? — Рамон повторил неприятное слово, особенно подчеркивая его презрительной интонацией.

— Останусь, — решительно ответил Джунсу. — Да, он, кажется, нездоров. У него и другие странности есть, но…

— Он может родить ребенка? — с жестокой усмешкой предположил Рамон.

Джунсу мгновенно вскочил с кровати и застыл, понимая, что бить любовника за одно только обладание конфиденциальной информацией он не имеет права.