Серьезный коп (СИ)

Закрываю глаза, давая ментальный сигнал барьеру реальности сомкнуться. С щелчком пропадет Говорящая, прядь светло-рыжих волос. Я, не открывающий глаз, выхожу из зоны существования дыры.

Если мои подозрения – есть знание, быть может, пришло время открытий и утверждения истины.

========== Глава 7 ==========

Доехав до офиса, занимаю бесшумную, выжидающую позицию охотника.

Отделение кипит ежедневной работой и снующими из проёма в проём озабоченными лицами полицейских.

Время указует стрелкой часов на вечер.

Ренар появляется с кофе, оставив одну из чашек на моём столе, аристократично роняет пятую точку рядом. Поднимаюсь из кресла раньше, чем его задница отрывается от стола. Закрываю дверь на щеколду, опускаю жалюзи, плавно разворачиваю корпус, взглянув на замершего напарника, не сводящего с меня глаз жадности.

Медленно мальчишка подходит вплотную. Ткача нет, чтобы напомнить о его опасности. Этого не требуется. Его зрачки рождают саму суть понятия «опасно».

- Что такое? – наигранно усмехается, потираясь щекой о мою рубашку. – Что за взгляд? – губы вытягиваются в трубочку, неодобрительно цокая. – Понимаешь, дорогой… - мальчишка задумчиво поднимает взгляд к потолку, поднося указательный палец к губам, криво улыбается, погрузившись внутрь себя.

- Где он? – рука с лёгкостью обхватывает бледное тонкое ублюдски хрипящее смехом горло.

- Тише, Герой, тише, - выплёвывает шипящими, пока не начинает задыхаться, вися в трёх дюймах над полом в моей жаждущей близкого контакта с его шеей руке.

Кидаю тщедушное тело в сторону. Бесовские глаза из темноты угла одаряют меня насмешкой. Пригнувшись, кидаюсь вперёд, перехватив мальчишку поперёк. Играючи, смещается в бок, падая на диван раньше, чем мои руки успевают сломать в объятиях пару рёбер. Замахиваюсь, впечатывая костяшками пальцев его улыбающуюся рожу в подлокотник. Кровь размазывается по лицу третьим ударом, стекая к растянутым в сумасшедшей улыбке губам, мочкам ушей, корням волос.

Парень изворотливо изгибается, уклоняясь от кулака, перехватывает за запястье, вытягивая руку, сам приподнимаясь к моему лицу, похотливо выдыхая в губы:

- Это была моя роль, понимаешь? - жалобно шепчет, ловя мой взгляд. Руки обнимают за шею, притягивая к себе. Кровь капает из разбитого носа, мальчишка шумно втягивает мой запах, утыкаясь в изгиб лицом, окрашивая серо-белую ткань воротника рубашки в красный. - Рядом с тобой, - морщусь от жадных, ядовитых укусов. Хватаю за волосы, оттягивая голову назад, без страха вглядываюсь в омуты бракованного создания «Человек». Здесь поработал Ангел. Имя ему Люцифер. Оставил внутри костюма из мяса на Хэллоуин часть чистилища, замаскировав парой рук и ног.

- Где он? – трясу кукольную плотную на вид голову, внутри которой сверкают сумасшествием огоньки, словно зажжённые свечи в тыкве.

- Ты разве не чувствуешь? – ледяной шёпот замороженного пламени стучится в барабанные перепонки.

- Что? – впиваюсь взглядом в размытое красным лицо.

- Я так возбуждён, - надрывный шёпот. Язык слизывает каплю крови с губы, голова безвольно обвисает, болтаясь на волосах, собранных в моей руке. Веки закрывают больное сумасшествие, создавая ширпотреб человека.

Злость и бешенство затмевают мой рассудок, закрывают доступы кислорода. Мысли будят инстинкты защиты в нападении. Рукам хочется сдавить напитанные кровью виски, чтобы черепная коробка лопнула и оттуда вывалился сам Дьявол.

- Дрю, я кончаю на тебя с четырнадцати лет, - голос сочится ядом, вразрез с безмятежностью в чертах сломанного носа и разводами блестящей крови. – А ты смотришь на меня, словно я жалкое подобие дождевого червя, - приподнимается, ощутимо уперевшись стояком во внутреннюю часть моего бедра. – Ненавижу тебя больше всего на свете, - рваное, после него - долгое размеренное движение вверх-вниз, сопровождаемое глухим выдохом полустоном.

- Где он? – отвешиваю пощёчину, надеясь, что голова слетит с плеч, словно сейчас казнь, где в быстрой съёмке палач опускает топор.

Меня пугает его сущность, которую он так долго сдерживал, словно кости и желание воли способны сдержать тьму, поглотившую каждую клетку создания, захватившую трон в бессознательном; повелевающую, беспощадную, абсолютную. Пугает сброшенная маска, из-под которой усмехалась бешеная тварь – словно разрисованная рунами сокрытия и удержания бумага, на деле являлась сосной, способна спрятать за ветвями Везувий.

Сейчас он обнажён - голая, неприкрытая, неконтролируемая Тьма, перенявшая из сознания человека, в котором родилась, приязнь ко мне. Её нрав бушует и требует моей крови, костей и выпущенных кишок; протагонист – остатки человечности - жаждет прощения.

Он сам себя боится. Или боялся, пока Тьма не разрушила все границы и смыслы понятий: страх, друг, враг, хорошо, плохо.

Смотрю на зачаток монстра – Ренар умер внутри себя, вытолкнув наружу внутреннего Гурмана, Ребёнка Тьмы, который искал себе отца. И, конечно, нашёл его.

- Давно ты играешь на стороне Гурмана?

Тьма просвечивает, стоит векам приподняться, усмехается, растягивая губы в оскале: - Всегда.

Выдыхаю в секунду, показавшуюся мне самой жуткой, пронизывающую отравленными миллисекундами глубины души ледяными нитями, замораживающую моё беспокойное нутро, сковавшую берега в лёд, обратившую всё живое в иную веру мёртвого. Время внутри меня замерло, превратилось в суть паралича. Наступило ничто в бесконечности.

Моргает. Контроль надо мной даёт трещины – Дети Тьмы не способны удерживать власть над другим дольше секунды реального времени.

Мышцы тела ослабевают, организм, словно после наркоза, пытается вернуть силу и контроль.

- Ты отдал его Гурману? – нужно играть по правилам Тьмы. Если я буду взывать к архаизмам человечности, ничего не добьюсь. – Отдал, потому что он занял твоё место?

- Да, - внутри его глаз мелькает интерес. Контакт с первобытным установить проще, чем с напичканным современными техниками жизнеприспособления человеком.

- Тим жив? – сглатываю, сжимаю его плечи. До боли. Моей. Собственной он уже давно не чувствует.

Парень пожимает плечами, находясь во внутреннем диалоге с постояльцами преисподней.

- Если ты покажешь мне, где он держит мальчишку, ты сможешь остаться со мной навечно.

- Я итак могу остаться с тобой навечно. Зачем мне показывать тебе, где этот маленький ублюдок? – глаза сужаются, уголок губы надменно приподнимается.

- Я подумал, что ты прав, - ловлю пальцами подбородок, заставляю смотреть на себя. – Он занял твоё место и должен ответить за это.

- Лучшего судьи, чем Гурман, не найти, - склоняет голову на бок, бесстрашно отодвигая меня ладонью, слезает с дивана, подходя к ветхому шкафу, достаёт с полки вековые подобия тряпок для протирания пыли или ещё каких-то нужд.

- Это наше дело. Гурман здесь ни при чём, - подхожу со спины, забираю из рук лоскут ткани, парень упирается ладонями в края раковины, позволяя мне самому намочить холстину.

- С чего бы тебе вдруг соглашаться со мной, а, напарник? – поворачивается, вскинув подбородок.

Охлаждаю лицо начавшейся истерики, стирая подсохшую кровь.

- Ты не знаешь природу наших с ним отношений, - действительно не знаешь, щенок. Не ведаешь, насколько он ценен, насколько уникален. Не знаешь, насколько у него красивые живые янтарные глаза, нежная кожа, насколько приятно он пахнет настоящим, моим настоящим, и моим будущим, если я сейчас…

Наклоняюсь, под давлением злости и отчаяния, касаюсь губами его губ, задерживаюсь, понимая, что жалось к человеку не позволит мне быть ещё более жестоким с ним, чем этот поступок.

Утыкается лицом мне в грудь, ища очередной иллюзии. Дарую её, обнимая, словно шарлатан, убеждающий публику в истинности фокуса.

- Хорошо, я покажу.

Публика верит.

***

Рука об руку с Тьмой в машину. Глупо полагать, что я уговорил монстра, скорее Мастер удачно использует имеющийся предмет театральной бутафории, чтобы пригласить главного актёра исполнить заключительный акт пьесы. Режиссёр и сценарист в одном безумном лице Гурмана ожидает встречи, словно Призрак Оперы, вечно следующий Ангелом за Кристин, в итоге приходит к ней в его собственном театре. Мы сыграем без Виконта, без мадам Жири и Карлотты.