Герой не твоего романа (СИ)

— Джеджун-омега любил Юно-альфу, — сказал Кюхён через некоторое время. — Джеджун в мире Джунсу любил Юно-полицейского. Джеджун-оборотень когда-то встречался с герцогом. Ючон был с Джунсу в двух мирах. Отношения всегда одинаковые. И они… — Кюхён крепко сжал в руке телефон. — Это «пэйринги». Хичоль?..

— Черт… — Хичоль снова стал грызть трубочку. — Обещай, что не сойдешь с ума, пожалуйста…

====== Глава 19 ======

Кюхён вышел из кафе, чтобы подышать свежим воздухом, хотя найти его в центре Лос-Анджелеса было проблематично. После того, что рассказал Хичоль, все встало на свои места, но жить теперь стало значительно труднее.

— Кю, блин, ты расстроился? — Хичоль выбежал за ним на улицу. — Понимаю, и я бы психанул… Но ты же справишься, да? Ты сильнее других. Я только поэтому тебе и признался. Но Чанмин просил вам не говорить, чтобы не травмировать. Он сам с трудом принял этот факт и не хотел делать вам больно. Не такая уж он и тварь, как видишь… И ты никому больше не говори, а?

— Не скажу, — отрешенно произнес Кюхён. — Им лучше не знать… — Он горько усмехнулся. — Какой же абсурдной, должно быть, тебе кажется ситуация! Ты жил, как нормальный человек, а потом попал к таким неполноценным…

— Давай без этого, — попросил Хичоль, обнимая монаха за плечи. — Я вас тоже неполноценными звал, но больше так не делаю. Некрасиво это. Тем более, вы вон какие прикольные, один Юно чего стоит, я над ним со смеху помираю…

— Ты не должен этого делать. — Кюхён схватил Хичоля за руки и серьезно посмотрел ему в глаза. — Это не для тебя. Ты не виноват, что стал вампиром, не желал такой судьбы — это все из-за Чанмина, мечтавшего приказывать человеку с твоим лицом. Я не позволю тебе пить кровь невинных людей, ты можешь питаться моей всегда, когда пожелаешь. И я сам выполню задание, которое тебе дал господин.

— Ты? — Хичоль и сам теперь вцепился в Кюхёна. — Но ты не можешь! Твоя религия запрещает тебе причинять вред живым существам!

— Еще моя религия запрещает мне любить мужчину-вампира, — улыбнулся монах, — но я ведь почти сдался под натиском своих чувств к тебе… Да и грош цена теперь этой религии.

— Не надо мне в любви признаваться, — попросил Хичоль. — У тебя это так трогательно выходит, что хоть отшивать переставай.

— Как тебе будет угодно, — виновато потупился монах. — Обещаю, что больше не стану обременять тебя разговорами о своих чувствах.

Кюхён решил повременить с выполнением приказа, и тот вечер двое провели в номере отеля. Теперь, когда лжи между ними не было, общаться стало легче. Хичоль оказался прав: философский настрой монаха помог ему принять правду без истерик и суицидальных мыслей. Правда, кое-какой эксцесс все же имел место — Кюхён согласился на предложение Хичоля выпить вместе с ним шампанское, «которое поможет успокоиться».

— Вот, глянь еще на него, — привязался певец, когда решил, что монах достаточно пьян для дальнейшего знакомства со своим двойником. Кюхён послушно уткнулся в экран телефона. — Наглая морда, правда?

— Еще какая, — засмеялся Кюхён. — Вы дружите?

— Конечно, со мной невозможно не дружить, я же просто лапушка. — Хичоль продолжил искать интересные видео и фото. — Но не в этом смысле «дружим», он женщин любит.

— Я тоже раньше любил их… То есть… — Кюхён помотал головой, закрыл глаза и потер веки кончиками пальцев. — Я никого не любил, но думал, что, если бы жил в миру, то предпочитал бы женщин…

— А ты целовался всего один раз? — Хичолю шампанское начало ударять в голову, потому что он пил его, мешая с водкой. Тяжелая вампирская доля. — С герцогом?

— Да, конечно. — Сердце монаха тут же забилось быстрее. Слишком уж игривым стал взгляд у айдола, который еще несколько часов назад просил не докучать ему словами любви. — Я ведь давал обет безбрачия, и… и он до сих пор в силе…

— Да ладно, сам же знаешь, что теперь можно не быть таким щепетильным. Монастырь твой — фьють! Вместе с обетом. И потом — я, может, чего-то не понимаю, но целибат подразумевает отказ от секса, поцелуи — это же менее предосудительно?

Кюхён судорожно сглотнул. Порочная улыбка, весело блестящие глаза, завораживающий звук голоса, смущающая тема… Монах в равной мере опьянел и от шампанского, и от близости вампира.

— А хочешь, научу целоваться? — горячим, искушающим шепотом поинтересовался Хичоль.

Кюхён отпрянул, но недостаточно далеко.

— У тебя же есть оборотень, — напомнил он.

— П-ф-ф, — пренебрежительно зафыркал Хичоль, кладя одну ладонь на бедро монаха. — Нас с ним связывает лишь банальный перепихон в количестве одного случая. Я секси, фри энд сингл. Уверен, этот на всю голову озабоченный альфа-самец прямо сейчас пытается сделать самочку из многострадального майора.

— Нет, мы все равно не должны это делать, — тихо произнес Кюхён, правда, уже с трудом сдерживаясь, чтобы не прикоснуться к вампиру. — Ты не должен ласкать кого-то лишь из-за скуки и спиртного.

Хичоль уткнулся носом в шею Кюхёна и провел по ней языком, при этом начав настойчиво поглаживать его бедро. Монах больше не мог сдерживаться. Безумное открытие, впервые употребленный алкоголь, неожиданная благосклонность предмета «греховной страсти» — все это разрушило последний барьер, и он, неловко обняв вампира, потянулся за поцелуем…, но вместо него получил ладонью по губам.

— Ну и кто так обеты соблюдает? — возмутился Хичоль, поднявшись с кровати и встав перед растерянным монахом с наигранно суровым видом. — Какая ценность-то у твоего соблюдения, если тебе и так никто не дает? Фи-и-игушки, надо соблазнам противостоять! Ты и двух минут не продержался. Позор тебе.

— Ты смеялся надо мной, вампир. — Кюхён со стоном плюхнулся на кровать лицом вниз. — Но ты прав…

— А то, еще бы Ким Хичоль не прав был. — Артист наклонился и похлопал монаха по спине. — Так что договоримся: ты на меня больше не фапаешь. А если фапаешь, то только на мои фото и тихонечко, втайне от меня. Этого уж я никому запретить не могу — издержки профессии.

Утром Кюхён, чувствуя свою вину и за попытку поцелуя, и за выпитое шампанское, отправился по названному адресу. У него оставалось еще заклинание огня. Всего-то и требовалось, что прикрепить листок к забору дома, где жил неугодный мексиканцу человек, и произнести вслух написанное на нем слово. Но Кюхён, использовавший для поездки велосипед (с ним он справился всего после трех падений), встал у жилища преступника в нерешительности. Он увидел на крыльце дома маленького мальчика, настоящего златовласого ангелочка, который играл с котенком. Потом дверь открыла женщина лет тридцати с хвостиком, полноватая, но с симпатичным добрым лицом, и увела малыша в дом. Кюхён слез с велосипеда и оставил его, не прислонив ни к чему, отчего тот упал на асфальт. Он знал, что у будущей жертвы есть семья и что избавиться нужно ото всех несчастных, но почему-то, не видя их безмятежных и таких невинных лиц, полагал, что сумеет совершить первое в своей жизни убийство. Нет. Это было неправильно. Он оказался здесь, получил эту жизнь вовсе не для того, чтобы отнимать чужие! Кюхён собрался с мыслями, сжал руки в кулаки и решительно направился к дому человека, не желавшего честно сотрудничать с доном Эстебаном. Нашли проблему! Один преступник обманывал другого! Кюхён не хотел иметь к этому никакого отношения и не позволил бы Хичолю запятнать свое имя. Тот мог выпивать, часто менять партнеров, жестоко подшучивать над окружающими — но не убивать, нет! Ведь в свете того, что было рассказано накануне, навязанный статус вампира ни к чему певца не обязывал.

Кюхён позвонил в дверь. Жена преступника открыла ему, и он протянул ей листок, но не с заклинанием, а с предупреждением. Им послужил нарисованный могильный камень. Когда женщина вопросительно взглянула на гостя, он обвел рукой пространство холла, в котором стоял, как бы имея в виду весь дом, потом провел ребром ладони по шее, указал на улицу и подвигал пальцами, изображая быстрый бег.

— Нас хотят убить? Нам нужно уехать? — спросила супруга наркодилера.