Равноценный обмен (СИ)

— Арамиль, ты забыл, куда мы собирались?

— Неа, — покачал головой полуэльфёнок, неохотно убирая оружие в ножны, — но разве тебя дождёшься? Всё крутишься и крутишься перед зеркалом, хотя и так красивая!

— Спасибо, — Цири улыбнулась, — и когда ты успел научиться делать женщинам комплименты?

— Делать кого? — вопросительно приподнял бровь Арамиль, стащил с себя промокшую рубашку, вытер ею разгорячённое лицо и бросил на пол. — Я правду сказал, а не какие-то комплименты!

— Ладно, пусть будет так, — Цири подошла к сыну, — а теперь бегом в купальню и переодеваться, Геральт и Трисс нас уже заждались.

— Ага, — кивнул мальчик и побежал к выходу из зала, а Аваллак’х сказал, задумчиво глядя вслед сыну:

— А может, стоит сказать ему, что настоящим ведьмаком он не будет никогда?

— Нет, — покачала головой Цири, — во всяком случае — не сейчас. Нельзя отнимать у ребёнка мечту, Креван. К тому же, Арамиль ещё слишком мал, чтобы понять, что такое Испытание, и почему с ним этого не сделают. И кстати, фехтование даётся ему легко, как будто он родился с мечом в руках.

— Да уж, — усмехнулся Знающий, — иногда мне кажется, что в нём вообще ничего нет от меня.

— Неправда, — ведьмачка обняла эльфа за шею, — у него твои уши и родинки, а это уже немало.

— Думаешь?

— Уверена, а ещё недавно он сказал, что хочет такие же татуировки, как у тебя.

— Вот как? — приподнял бровь эльф. — Надо будет как-нибудь рассказать Арамилю, что это не просто рисунки на коже, и носить их могут только Aen Saevherne.

— Ты опять? — Цири вздохнула. — По-твоему, лучше было бы, если бы он и дальше хотел стать Эредином? Его новое увлечение лично мне гораздо больше нравится.

— Я заметил, — Знающий улыбнулся, на мгновение коснулся губами губ ведьмачки, — а теперь — пошли, пока Арамиль снова не забыл, что нам пора, — он первым направился к выходу, думая о том, что, наверное, всё же стоит сказать Цири: он уже давно мечтает о дочери, похожей на него и обладающей силой своей матери.

========== Эпилог. Часть 2 ==========

«Линар де Варен, наш возлюбленный сын, да упокоится твоя душа с миром» было написано на белом мраморе саркофага, стоящего в родовом склепе де Варенов рядом с саркофагом отца. На крышке лежали засохшие полевые цветы, вокруг — множество оплавившихся свечей, чернильница, несколько полуистлевших тетрадей и перьев, словно тот, кто приходил сюда, прекрасно знал, что именно требовалось покойному при жизни, и было самым важным для него.

— Похоже, она часто здесь бывает, — обронил Детлафф негромко.

— Да, — кивнул, невесело усмехаясь Линар, — кормилица. Мать не знала о том, что я пишу, никто не знал, кроме Анешки. Жаль, что нельзя увидеться с ней. Я не смогу пояснить, почему почти не изменился за столько лет, и меньше всего на свете хочу напугать её до полусмерти своим «воскрешением».

— Понимаю, — вампир обнял юношу за плечи, коснулся губами волос — снова таких же длинных, но поседевших наполовину. Они такими и выросли после Трансформации — белые пряди перемешались с тёмными, делая юношу немного старше. А ещё возраст выдавали глаза — двадцатилетние не смотрят на мир с такой печалью. — Ты все ещё уверен, что мы поступили правильно, приехав сюда?

— Да, — не колеблясь, ответил Линар, — меня и так не было дома целых десять лет. Когда-то ты сказал, что меня потянет сюда, и не ошибся. Выходит, не так уж плохо ты знаешь людей, как говорил, а я все же не настолько сильно отличаюсь от человека. Даже сейчас.

— Не вижу в этом ничего плохого, изменись ты слишком сильно — не писал бы книги, близкие и понятные людям, — сказал Детлафф, — и не стал бы одним из популярнейших писателей Континента.

Вампир ни капли не погрешил против истины, сказав это. За прошедшие годы из-под пера Линара вышло больше десятка книг, и все они нашли своих читателей, о них говорили, ругали, хвалили и даже запрещали. В Новиграде и Туссенте была запрещена его книга «Мутант», посвящённая ведьмакам, а вместе с ней и книги об эльфах, как богопротивные и еретические.

Но зато в Ковире, Повиссе, Темерии, Назаире и Нильфгаарде их читали взахлёб, а имя Линара из Гелибола — таинственного писателя в маске — было на слуху у любителей хороших книг. Продолжения историй ждали, жаждали встретиться с ним лично, девицы и даже замужние дамы засыпали его пылкими признаниями в любви, откровенно предлагали свои тела и почти требовали сделать им ребёнка. Они влюблялись в того, кого никогда не видели, придумывали его таким, как хотелось им, и порой изрядно досаждали.

Маска, которую Линар впервые надел на тот памятный приём у Эртона, пришлась как никогда кстати. Почти не меняющаяся с годами внешность рано или поздно обязательно вызовет нездоровое любопытство и массу вопросов, отвечать на которые Линару не улыбалось. Особо дотошные поклонники или недоброжелатели могли бы и докопаться до того, что из всех напитков писатель в маске предпочитает свежую кровь, а ложе делит исключительно со своим «близким другом». Потому-то Линар и не появлялся на людях без маски, тщательно оберегая свою тайну.

Единственным человеком, который видел его лицо, был Эртон, да и с тем они встречались редко, общаясь в основном через письма. Купец уже давно жил в Боклере, решив, что игрушечное винное княжество куда безопаснее Новиграда, окончательно погрязшего в мракобесии и религиозном фанатизме. Эртон поселился неподалёку от Делии и в свободное время с удовольствием возился с внуками, а маленькие Самуэль и София души не чаяли в своём дедушке.

Анри, которому уже стукнуло семнадцать, готовился к посвящению в рыцари. Встреча с бруксой не прошла для мальчика бесследно, желание защищать невинных и убивать чудовищ не исчезло с возрастом, а только укрепилось. Возможно, этому способствовал и сам Туссент — край рыцарской доблести, романтики и любви.

Обо всём этом Линар узнавал из писем Эртона, приходивших в Назаир. Тогда, десять лет назад, они с Детлаффом приехали сюда, потому что Назаир был достаточно далеко от Новиграда, да так тут и остались. Мягкий климат, почти полное отсутствие предрассудков и удалённость от сердца империи привлекли обоих, да и жизнь здесь была относительно недорогая.

Сначала они просто снимали небольшой домик на окраине тихого провинциального городка, а потом и вовсе выкупили его. Вылазки Детлаффа за сокровищами оказались на редкость удачными, да и книги Линара продавались хорошо. А ещё через пару лет они открыли магазин игрушек, потому что вампиру всё сильнее не хватало возни с поломанными лошадками и мишками, а Линару — маленьких покупателей, которые по-прежнему восхищённо слушали его истории, а потом возвращались снова и снова.

Впрочем, по миру Линар и Детлафф тоже поездили достаточно, побывали в Офире, Виковаро, Ковире и Повиссе, избегали только Редании, в которой теперь правил Иерарх, отправивший на костёр королеву-стрыгу и возродивший Орден Пылающей Розы. Постепенно государство из светского превратилось в оплот религии, усилились преследования нелюдей, алхимиков и даже травников. Спокойно чувствовали себя только те, кто никаким боком не относился к магии, не имел примеси эльфской крови и очень усердно молился.

Недостаточное старание было наказуемо, а с нелюдей, упорно не желавших покидать Реданию, драли такие налоги, что они едва сводили концы с концами. Дошло до создания специальной комиссии по проверке чистоты крови, и горе было тому, чьё лицо выдавало предков-эльфов. Эти несчастные не имели права жениться или выходить замуж, дабы не поганить своей проклятой кровью людской род, а на одежду им нашивали специальные знаки, чтобы каждый видел — перед ним полукровка, существо, за убийство которого можно отделаться небольшим штрафом. А если полукровка убивал человека, неважно по какой причине, суд был скорым, а приговор — однозначным: виселица или пожизненная каторга, и неизвестно что в данном случае хуже.

Одним словом, Редания становилась исключительно человеческим государством и уже начинала посматривать на соседнюю Темерию, в которой правила юная королева Анаис под чутким руководством Яна Наталиса и Вернона Роше. Не будь этих двоих, Иерарх, аппетиты которого всё увеличивались, равно как и страстное желание нести свет Вечного Огня прозябающим во мраке соседям, уже давно развязал бы новую войну, но… Пока что он не решался на это, продолжая преследовать нелюдей и буквально выдавливая их из страны.