Всерьез (ЛП)

Что если в этот раз все иначе? Что если его и правда достало вечно ждать меня?

И боже, почему я ни разу не сказал, что люблю его? Ведь не единожды себе в этом признавался. Даже отмечал всю абсурдность ситуации. Того, что так бессильно, безудержно и неоспоримо влюблен в мальчика девятнадцати лет. Но сказать эти слова Тоби казалось одновременно слишком трудно и слишком мелко, слишком просто, когда сидишь у его ног, и слишком сложно в обыденной тишине, вот я и молчал. Вот он и сбежал.

На случай, если он одумается раньше, чем предполагалось, я решил какое-то время подождать в этой начищенной до блеска незнакомой кухне. А когда стало ясно, что Тоби не вернется, набрал его. Звонок сразу перешел на автоответчик: «Это не Тоби. Либо меня все затрахало, либо наоборот».

Я не знал, как сказать то, что должен, поэтому просто повесил трубку.

И позвонил еще раз спустя несколько секунд в надежде, что он ответит. А когда ответа так и не услышал, выпалил что-то путаное про то, что мне надо с ним поговорить, перемежаемое извинениями и мольбами. Не преисполненное достоинства — да наверное, и не особо связное — но мне было плевать. Я просто хотел, чтобы он взял трубку.

Вот тебе и отстранился. Вот и успокоился.

Я проверил, что двери кафе заперты, чтобы не подводить Тоби, выключил свет, подобрал с пола ключ от дома и ушел через запасной выход, убедившись, что дверь за мной захлопнулась.

Может, если пойти домой, Тоби будет там? На крыльце, как и всегда. Может, он вообще сейчас уже в метро, поэтому я и попадаю все время на автоответчик?

Идя быстрым шагом к Бетнал Грин, я пытался совладать со стремительно растущим раздражением: меня накрывало недовольство на Тоби за побег и злость на себя за то, что так из-за него расстроился. А мозг все подкидывал страшные картинки — Тоби в одиночестве, или напуганный, или раненый в темноте — и сколько бы я ни пытался справиться с ними, включая логику, сердце превратилось в визжащую истеричку, которая не способна прислушаться к голосу разума.

Поездка была ужасной. Я еще несколько раз пытался дозвониться, но так и остался без ответа. В метро постоянно дергался, думая, что именно в эту минуту он пытается набрать меня, но когда поднялся на поверхность, никаких смс или сообщений о пропущенных звонках не пришло. И меня по-прежнему приветствовал его автоответчик.

Я написал ему. Всего два слова: «Тоби, пожалуйста».

Я практически бежал по Аддисон-авеню, мало чего ожидая, но все же надеясь.

В доме не горел свет, и Тоби на крыльце не было.

Зайдя внутрь, я позвонил еще раз. Тишина.

Какой смысл вообще давать людям ключи, и номера телефонов, и все эти обещания, если они, как оказалось, ничего не значат?

А что если с ним все-таки что-то случилось? Причиной большинства происшествий служит как раз то, что человек отвлекался буквально на секунду. И знает ли хоть кто-нибудь о том, что нужно сообщить и мне?

Господи. Господи.

Я попытался вспомнить что-то похожее из моей с Робертом жизни в самом начале, пока наша любовь еще не вошла в колею. Ведь были же у нас свои драматичные моменты? Разбивающие сердце минуты неизвестности?

Но все произошло так давно и настолько уже погрузилось в прошлое, как и сам Роберт теперь, что даже если бы я смог наскрести в памяти несколько каких-то инцидентов, они выглядели слишком далекими, чтобы быть настоящими, а эмоции, приведшие к ним или лежащие в их основе, оказались для меня полностью потеряны.

Сейчас существовал только Тоби и обида, страх, чувство потери и бессилие.

Пока тянулись пустые часы, я копался в поисках других недовольств для самоутешения. Что я такого сказал или сделал, что можно истолковать настолько ужасно? Он же должен благодарить меня, а не сбегать. Проблема тут лежала не во мне. А в нем и его инфантильности.

Господи, да что я такое думаю? Нет, он не инфантильный, а просто молодой. Его опыт и ожидания сформировались не так, как у меня, но это не означало, что они хуже моих или ошибочны. А раньше я это осознавал? Хоть раз говорил ему? Или только спрашивал и читал лекции?

Не смог понять, как он и сказал?

А если б я признался — если бы не воспринимал как само собой разумеющееся, что он знает, что я люблю его — он был бы сейчас со мной? В безопасности в моих объятиях, так же как и я — в его? Если бы он на самом деле понимал всю глубину моих чувств, если бы знал, что владычествует над моим сердцем, равно как и над телом, он бы никогда не стал бояться, что я подумаю о нем хуже из-за… да чего угодно. Но я ни разу не дал ему причины мне верить. А все, что дал, оказалось слишком незначительно или слишком поздно, и это в то время, когда мир столького лишил его.

Я заслужил эту боль. Заслужил его злость и недоверие.

Просто… я думал, что у меня будет больше времени, чтобы доказать свою серьезность. Показать Тоби, что его любят, и ценят, и им дорожат. Но опять же, я и с Робертом считал то же самое. Ждал, когда все излечится, изменится, а прошлое забудется, ждал, что мы снова найдем друг друга, когда он меня уже оставил.

Не отдавая себе в том отчета, из всех возможных мест я оказался именно в кухне, где тепло от так любимой Тоби АГи окружило меня, словно обнимая. До сих пор сжимая в ладони телефон — на всякий случай — я сидел за столом и ждал. Эта комната была вся наполнена Тоби. Не говоря уж об изобретательном непотребстве, что он здесь со мной проделал. Я после того намыл стол, краснея и возбуждаясь, но память теперь въелась в само дерево, как и в мою кожу.

Были и другие воспоминания. Будничные. Тоби рассказывает мне какую-то не совсем связную историю, яростно жестикулируя одной рукой и ставя на плиту чайник другой. Наша с ним полуночная вылазка за тостами. Картина того, как он вылизывает блестящее масло у себя между пальцев. Как я свернулся рядом и обнял его со спины, пока он спал.

И здесь он рассказал мне о той двойке.

Еще один пример моего грубого обращения, когда я предположил, что это для него не слишком важно. Неудивительно, что ему не хотелось ничем со мной делиться. «Ты же должен быть на моей стороне», как он тогда сказал. А я не был. Не прислушался и толком не пытался понять. А значит — относился к выбору, который он сделал, как к ошибкам, а к его страхам — как к не стоящим внимания глупостям.

А теперь… даже не знал, где он находится.

Я снова попытался позвонить, со стыдом думая, что возле моего номера в его телефоне уже наверняка стоит двухзначная цифра пропущенных звонков. Но я не знал, что еще можно сделать. Что если сегодня Тоби не придет? Что если не придет и завтра? Что если вообще больше никогда не ответит на мой звонок?

И все из-за одного разговора?

Или истинная причина крылась где-то глубже?

По правде говоря, разделявшие нас годы имели значение. Не из-за осуждения окружающих, как я считал сначала. Просто некоторые мосты между нами преодолевались инстинктивно и в момент, такие как любовь, секс и вера, а вот другие надо было аккуратно выстраивать. А мне не только не удалось их возвести, я даже в принципе не замечал, что они нужны.

Я уронил лицо в ладони, сгорая от ненависти к самому себе и содрогаясь от мысли, что теперь уже ничего не исправить. Да, раньше Тоби всегда приходил сам, но, возможно, на этот раз не появится. А я не знал, как пойти и найти его. Я бы даже, наверное, рассмеялся, вспомнив, каким колоссальным шагом казалось спросить его номер телефона. Который на деле оказался ничем — всего лишь последовательностью цифр, связывавшей меня с Тоби не больше, чем вспышка сигнальной ракеты в небе.

Я несусь к метро на случай, если Лори последует за мной.

Но он не появляется.

Естественно.

И с чего бы стал? Это после всего-то.

А я в таком жутком раздрае, потому что хочу только одного — чтоб Лори меня обнял. Чем он и занимался, пока я не перешел на крик, и слезы, и швыряние в него посторонних предметов, как вконец слетевший с катушек псих, которым, очевидно, и являюсь. Но еще мне хочется, чтобы он тоже поборолся, даже если сражаться придется со мной же. Я просто так… устал от окружающей нас осторожности. Неизвестности. Хрупкости. Компромиссов. Во всяком случае, во всем, кроме секса. И хочу даже не столько кинка, сколько тех ощущений. Словно мы подходим друг другу, и я принадлежу ему, и это правильно, и я могу все.