Обратная сторона Луны (СИ)

– Сергей, вы опять, – в конце концов подал голос Тёма.

– Опять? – переспросил Сергей.

– Нарушаете субординацию, – напомнил Тёма его же словами.

– Оу, – тот закивал понятливо, а потом снова посмотрел на Тёму и, положа руку на сердце, заверил: – А я не говорил, что со мной.

Теперь вопросительное выражение лица перекочевало на Тёмку. Подумав, видно, что двигается он в нужном направлении, Сергей продолжил:

– Да-да, просто… Просто вы выглядите… несчастным. – А потом и вовсе поднял руки ладонями вверх, – и я, честно, я не пытаюсь залезть к вам в штаны или ещё что-нибудь такое. Я просто хочу, чтобы вы перестали быть несчастным. Поэтому давайте я вам организую какой-нибудь досуг, а? Ну, там, театр, или кино, или Вьетнам?..

– До Вьетнама, боюсь, я за выходные не дойду, – выпустил нервный смешок Тёма и попросил жалобно: – Сергей, пожалуйста, уходите.

Тёма видел это. Как будто горевшая над лицом альфы лампочка вдруг погасла. Лёгкие моментально сдавило от этого вида давно забытой болью стыдливой вины, хотя Тёма знал, зна-а-ал, что поступает правильно. И всё же почему-то, когда Сергей тихо прикрывал за собой дверь в кабинет, захотелось окликнуть его и согласиться на театр, или кино, или Вьетнам. Ведь теперь из-за очередного Тёмкиного отказа Сергей тоже выглядел несчастным, и Тёме вдруг тоже отчаянно захотелось согласиться на то, что сделало бы его счастливым.

“Не смей ломать ему жизнь!” – мысленно рявкнул он сам на себя, – “гораздо счастливее он будет без тебя.”

Серёга долго не решался подойти к нему. Может, Тима боялся, а, может всё-таки его, а может их обоих. Тем более, что Тим ему ещё на Новый год сказал оставить ветеринара в покое. Нет, Серёга так и хотел сделать, правда. Но случайно увидел того снова, а потом ещё раз. И оба раза волк внутри прыгал, и вилял хвостом, и даже подскуливал.

Серёга всегда знал, что волк у него, мягко говоря, недалёкий. Большую часть времени рассчитывать приходилось на силу лишь своего, человеческого, разума, ещё и интуиция животная работала через раз. Как с ним, например. А тут прямо как будто новый канал общения с волком нашёлся. Серёга грешным делом думал, что волк у него исключительно боец, Правая рука, как называл его Тим, а оказалось, он ещё и на “гражданских” реагирует. Точнее, на одного. Того, который в нём самом явно не заинтересован.

Нет, Серёга Артёма Валерьевича – или, как он того называл за глаза и исключительно в грезах перед сном, Тёмочку – понимал и ни в чём не винил. Однако волк почему-то не унимался. Просился в клинику, просился следить, просился сократить пионерскую дистанцию и понюхать. Ну, последнее, наверное, потому что в ветеринарке всегда жутко воняло псиной и медикаментами, а зверю хотелось учуять запах именно Тёмочки. И не только зверю.

Подходить к нему Серёга не хотел по двум причинам. Первая – очевидная, а вторая… Серёга не хотел делиться. Не хотел, чтобы кто-то знал о Тёмочке больше, чем он сам, чтобы кто-то пристально смотрел на Тёмочку вместо него, кто-то копался с Тёмочкином грязном белье, но сам сделать этого не смог. Побоялся, что отыщет бойфренда или мужа и в голове снова переклинит. На глаза упадут шоры из гнева и азарта, а муж или бойфренд окажутся на дне канавы. Поэтому идти за помощью надо было именно к нему.

Идеальней всего узнавать о том, что у Тёмочки есть кто-то, с кем тот счастлив, от Тимура, который тебя ненавидит. Умолять сказать имя и адрес лучше тоже его, потому что именно он не скажет. Тупо потому что презирает тебя и сделает всё, чтобы ты побольше пострадал. И сделать ему Серёга ничего не сможет, потому что есть Тим. Идеальная схема. Но, господи, как же стрёмно было к Тимуру подойти.

Серёга не был жесток. Не активно, а так, пассивно-флегматично. Котят не топил, однако в школе редко заступался за всяких задротов и толстяков, которых гнобили сверстники. Он, безусловно, знал, что такое хорошо и что такое плохо, но ощущения во время попыток проанализировать собственные желания всегда были размыты по краям. Он был симпатичным, дружил с самым желанным альфой Архангельска, постепенно обрастал нужными связями и умел выполнять чётко поставленные задачи, за что, собственно и был замечен Тимом много, много ранее. Сейчас в их отношениях мало что изменилось, только холода поприбавилось. Потому что однажды Серёга выполнил очередную задачу. Глупо, жестоко, в запале охватившей – чужой – ярости и с ужасающими последствиями.

До этого момента Серёга не знал, что грань перейти так легко. Но рисковать больше не хотел. Чуть позже пришли ночные кошмары, в которых раз за разом мелькали кадры того самого вечера, когда они с Ванчо и Максом обступили стоящего на коленях Тимура; когда пространство в тёмной передней дрожало от Тимового бешенства, и Серёга будто вдыхал его в лёгкие вместе с воздухом; когда в висках тукало “порадовать Вожака”, “отомстить за Вожака”, “уничтожить обидчика Вожака”. Серёга не обманывался – это были его мысли и идеи, а не какая-нибудь зомбирующая радио-волна, поэтому понимал, что унизить и надругаться над Тимуром он додумался сам. И это испугало. То, что он способен на такое.

А недавно кошмары изменились. Поменялась всего одна деталь. Вместо Тимура в темноте и холоде теперь неизменно сидел Тёма. А альфы всё обступали и обступали, и лапали, и хватали за волосы, и били по щекам. И Серёга выл. Смотрел на это всё и выл, а потом просыпался от того, что сосед снизу долбит ему по батарее, потому что вой альфы оказывался не метафорическим. Возможно, триггером была брошенная Тимом фраза о том, что Серёга может дров наломать, но из подсознания этот жуткий образ не выветривался даже после жирной накурки перед сном и лошадиной дозы снотворного.

Поэтому надо было идти к Тимуру. Надо было убить в мозгах – своих и волка – Тёмин образ знанием о том, что у него всё хорошо, что он точно влюблён и железобетонно счастлив, а застывшая на дне охровых глаз печаль – это лишь следствие общения с Серёгой.

Всё те же кошмары побудили собрать волю в кулак и попросить Тимура с ним поговорить. Он как школьник передал записку через Тами, в которой просил встречи без Тимовых ушей. И был почти уверен, что в один из мартовских выходных у Тимура наверняка найдутся занятия поинтересней, чем поездка на продуваемую всеми ветрами набережную. Серёга только на одно рассчитывал – интерес. Тимуру станет тупо интересно, зачем тот понадобился Серёге.

Омега даже не опоздал. Чем удивил жутко. И как бы Серёга не пытался уловить присутствие Тима, поймать связь с вожаком не удавалось. Значит и условие относительной конфиденциальности было Тимуром исполнено.

– Честно говоря, не понимаю, почему ты согласился, – не удержал языка за зубами Серёга, когда Тимур поравнялся с ним и встал у пирса.

Тот сначала прищурился, глядя вдаль, проанализировал услышанное по-своему и коротко предупредил:

– У меня с собой ствол. И пули там не соляные, как ты понимаешь.

– Знаю, что ты мне не поверишь, но мне действительно жаль того, что произошло. То, – поправился Серёга, – что я сделал.

– Верю, не верю, – махнул рукой Тимур, по-прежнему не глядя на него, – мне насрать на твои сожаления. А согласился я по причинам, которые твоему ограниченному мозгу не доступно понять. Так что давай ближе к делу. Не хочу что-нибудь себе здесь отморозить.

– Есть один человек…

– Ветеринар твой?

– Да, – осёкся Серёга, выстроенная и отрепетированная в голове долгая речь стремительно начала ломаться.

– Узнать о нём ты и сам можешь, а я хвостиком за посредственностями не бегаю. Тем более по указке, – оборвал все надежды Тимур.

– Тимур, я… – дальше говорилка работать отказывалась, а горло предательски сковывало почти астматическим спазмом. Надо было, наверное, сказать что-то лестное, попытаться подмазаться или подкупить чем-нибудь, но сил хватило только на правду: – Я хочу, чтобы ты узнал то, что я узнавать не хочу.

Тимур впервые посмотрел на него. Обернулся так, что пара гладких, блестящих, тёмных прядей упали на чистый, словно из слоновой кости лоб и нахмурился. И Серёга ухватился за эту соломинку, за эту промелькнувшую крупицу неподдельного интереса и выдал на одном дыхании: