Начать жизнь заново (СИ)

— А ты похорошела, — с улыбкой делаю ей комплимент.

Юлька за это время действительно стала настоящей красавицей — снова отрастила волосы, лицо и фигура стали гораздо плавнее, женственнее, черты — мягче, тело — стройнее. Глаза будто глубже и ещё бесконечнее, с лукавыми огоньками где-то в глубине.

— Не подлизывайся, — она даже не обернулась, а я, только и успевая следом, увидел желтую Феррари. — Садись на переднее сидение, чтобы я тебя видела.

— А может, сразу за руль? — предложил я, обходя машину.

Из дверей бара вышли близнецы. Они разделились и выглядели так, будто мы с подругой под конвоем.

Когда все уселись, Влад нажал на газ, а машина двинулась, быстро направляясь к месту назначения, причём никто и не спросил Юльчу, куда она хочет меня доставить, словно заранее зная ответ. В принципе, почему «словно», место назначения знаю даже я — это квартира Леры.

Она теперь занимается чем-то вроде архитектуры и ландшафтного дизайна одновременно, за что получает нехилые деньги. Последний раз, когда мы созванивались, она тоже была в Лондоне.

— Эм-м… а может, не надо? — наверное, моя улыбка получилась чересчур нервной.

Всё ещё помню тот жуткий разнос. Причём Лера тогда была на каком-то совещании, что её совершенно не волновало. С кем я общаюсь? Теперь с этой девчонкой у меня ассоциируется только одна фраза: «Пришла по мою душу».

После оставшихся двух лет учёбы всех раскидало по стране, но никто не потерял связь с остальными. Нас было мало, но, скорей всего, именно это стало причиной того, что мы, как семья. У каждого братьев и сестер столько же, сколько и бывших одноклассников. Ну, плюс ещё Юльча с братьями и Славик со своей малой.

Ваня всё-таки стал врачом, его забрали «с ногами»… или рогами, не помню, как там говорится в случае, если и то, и другое в наличии. Сейчас он учится в Германии, но сюда прилетает на выходные и каникулы – проведать мать с младшей сестрёнкой, которые давно переехали в квартиру получше. Отца его посадили лет на десять, не меньше, за ограбление и покушение на убийство. По словам Ваньки — поймали с поличным вместе с дружком. Причём, пока друг рассказывал об этом, в его голосе то и дело проскальзывали мрачновато-радостные нотки. Честно говоря, я и сам рад, что такого ублюдка наконец-таки посадили.

У Вики сейчас своя небольшая галерея, а сама девчонка учится в каком-то высшем худ. заведении. В каком и где — упорно молчит, даже под страхом пытки, но по крайней мере, когда я в последний раз был на нашем ежемесячном то ли собрании, то ли гулянке, она, как и положено, приехала.

Что с Кириллом — я толком не знаю. Скорей всего, доучивается где-то, а может, и играет в какой-то команде. Сам он терпеть не может хвастаться, по его же словам, а я предпочитаю не спрашивать. Футбол по телику принципиально не смотрю, сколько бы ни уговаривали.

Маришка тоже архитектор и работает в крупной киевской компании. Про неё я за эти два года тоже узнал много нового, особенно на «Прощальном вечере секретов», когда мы все, забравшись ко мне в дом — он больше всех подходил для такого, — рассказывали свои самые важные тайны. Все ещё помню тот вечер…

Прокуренная и провонявшая алкоголем Женькина… нет, уже давно не его, просто — вторая спальня. Тогда поздняя весна была на удивление прохладной, снег исчез буквально за день до того, оставив после себя небольшие лужи. Окна никто не открывал, боялись, что размещённые по всей комнате свечки — ровно девять — потухнут. Каждая из них сделана собственными руками, над каждой заклинание удачи, произнесённое и всеми преподавателями, и друзьями, и нами лично. А огонёк… зажег — пускай догорит, иначе не сбудется. Всё было проникнуто жутковато-загадочной, волшебной неизвестностью. Глупо, но мы все, поголовно атеисты, верили в такую-то несусветную чушь. Правда, верили, моментами отфыркиваясь от полушепотом заданных вопросов: «Как думаешь, реально сбудется, если свечка догорит?», «Всё будет так, как загадано? Правда?» — сами же через некоторое время спрашивая подобное.

Две сдвинутые кровати, нас восьмеро, все в одном нижнем белье — что-то вроде традиции, о которой нам рассказала бывшая выпускница, подруга Кирилла.

Кстати, свечек действительно было девять — и для Жени тоже. Он в самый последний момент неожиданно её прислал вместе с короткой запиской: «Пусть на неё загадает ещё и Мишка» — а мы ведь с ним больше не общались… И опять, сволочь, опять не подумал о моих чувствах, когда я буду читать его слова. Сразу вспоминается стих, намертво врезавшийся мне в память. Я не учил его наизусть, нет. Только всё равно помнил эти строчки, бессознательно разбирая их на слова, буквы, звуки, подбирая другую рифму, заканчивая тот недописанный стих по-своему. Его стих.

Я нашел его в виде скомканной бумажки под матрасом. Может, сочиняя его, он тоже пытался разобраться во мне, в себе, в том, что между нами происходило?

Даже ночью разбудите — расскажу, как таблицу умножения — так же на автомате.

«Я тебе подарю на тарелке с каемкой

Жизнь и сердце моё, закричав очень громко:

Дурачина, признай, ты ведь страсти боишься,

Прячешь душу свою, хоть от счастья лучишься.

Даже с дрожью в ногах от меня убегаешь,

В страхе сердце запрёшь и любви не узнаешь.

Ни за что не придёшь, чтобы шаг сделать первый,

Даже если поймёшь, что тебе буду верный.

Прячешь губы, глаза, ты рождён слишком честным.

Знаешь – что ни скажи, будет всё неуместным.

Боже, хватит искать для всех действий причину,

Я скажу: “Я люблю”, сбросив ложи личину.

А ты только поверь, что ты был самым первым

Удостоен тех слов. Говорю же, я верный.

Но не веришь, пройдёшь, в шутку всё переводишь,

Ты боишься любви, в круге замкнутом бродишь.

Всё равно о тепле ты украдкой мечтаешь.

Знаешь ведь — глупость, ты знаешь, ты знаешь…»

Нет, Женя не романтик, уж мне это прекрасно известно, но от прочтения перечёркнутых по нескольку раз ручкой и корректором слов страшно хотелось курить. Ах да…

— Юль, закурить нет? — чуть встряхнув головой, оправляюсь от навязчивых образов.

— Ты ещё не избавился от этой дурацкой привычки? — морщится, а я ловлю летящие ко мне со стороны Влада сигареты и жигу.

— Брошу, когда умру.

Открываю окно. Затягиваюсь. И снова погружаюсь в воспоминания, навеянные сегодняшней неожиданной встречей.

В тот вечер мы узнали друг о друге много всякого. Каждый по очереди рассказывал что-то свое: мелкие пакости, слабости, изъяны — пока не дошли до главного.

Первой, как ни странно, начала Марина. Сначала она рассказала, почему спала на первых уроках, потом — где пропадала ночами и, наконец, где подрабатывала. А работала она шлюхой.

«Да, незаконно, да, отвратительно, — негромко говорила моя одноклассница, обводя нас удивительно ясными и такими умными глазами, — но так было нужно».

«Делай, что должен, и будь что будет». А мы, чуть ли не пооткрывав рты, слушали её рассказ. Это… ну, мне не то чтобы неприятно или противно, но… странно. Ей нужны были деньги на операцию младшего брата. Кредит не давали, а из родственников только бабушка. Старушка хотела заложить квартиру, но внучка её отговорила. Конечно, был и другой способ заработать, но это самый простой и быстрый – мальчишке с каждым месяцем становилось всё хуже, а сердце — оно ведь не железное, однажды возьмёт и не выдержит.

Нужную сумму Марина накопила только за три месяца и с того момента больше не «работает».

«Думаю, вам сейчас неприятно со мной даже находиться рядом, не то что разговаривать, — подытожила Мариша, — но вы просто не знаете, как это — сидеть в неизвестности и думать: “Ты бездействуешь, а он умирает”. Да и в том… притоне я увидела всякое. Девчонки, хорошие, добрые, но без образования и богатых родных. Они только этим и существуют. Сначала ложатся под клиента, а потом или напиваются, или вкалывают себе какую-то дурь. Одна новенькая после первого же клиента там, в номере, и повесилась, а другая… у неё ребёнок… мы шли, она ему молочка купила… потом смотрит — кошка… Вся забитая, ухо порвано, хромает. Так та пачку открыла, говорит… “Пей, мне не жалко, ещё куплю” — и…»